Ещё совсем недавно дозвониться до мэтра французской литературы не составляло большого труда. Сейчас гораздо сложнее, что, впрочем, неудивительно: в преддверии 90-летнего юбилея живого классика его телефонный аппарат не умолкает ни на минуту. Это он сам сказал, извиняясь за то, что пробиться к нему удалось не с первого раза. Голос звучал настолько весело и бодро, что в восхищении неувядающей молодостью не было никакого преувеличения. Дрюон спорить не стал, просто признался, что работает и сегодня по несколько часов в день и даже в день праздничный – 23 апреля – не изменит этой привычке: «Близка к завершению работа над второй частью мемуаров (рабочее название «Моя война, моя Франция и моя боль»), но задумана ещё и третья, – надо успеть».
Передав поздравления юбиляру от читателей «ЛГ», наш собкор в Париже Аркадий Ваксберг услышал: «А-а, «Литературная газета»? Тираж семь миллионов? Это приятно». Думал, разочарую: «Сейчас немного меньше». Не разочаровал: «Лишь бы любили литературу».
Дважды академик (Дрюон не только член Французской академии, но ещё и почётный член РАН) всегда был в гуще и общественной, и политической, и государственной жизни (занимал пост министра культуры), всегда охотно и страстно откликался на злобу дня в буквальном смысле этого слова, но на этот раз рассуждать на политические темы был не склонен. Сказал лишь, что жизнерадостность его не оставила, а большого оптимизма от того, за чем он по-прежнему пристально следит, не испытывает. Напомнил слова «одного едкого мудреца», которые, считает он, пригодны для нынешних времён, как никогда: «Что может быть отвратительнее зрелища молодого пессимиста? Разве что старый оптимист». Пояснил: «Человеческая жизнь перестала быть высшей ценностью, терроризм превратил личность в ничто. Бал правят властолюбие и корысть». Но тут же оговорился: «Совсем вытравить из человека то, что он обрёл за тысячелетия, когда формировалась его духовность, невозможно. Поэтому у моего антиоптимизма есть ещё и какой-то поправочный коэффициент».
Краткий разговор закончился всё-таки на оптимистичной ноте. «Я верю в Россию», – сказал Дрюон.