Моё бесценное наследство

Хранители неба

В книгах древних талантов,

Переживших века,

Держат небо Атланты

На всесильных руках.

В прозе нынешних будней

Новый просится стих:

Не Атланты, а люди,

И не каждый из них –

Тот, кто шёл, не робея

В лабиринтах дорог,

Кто не продал идею

За тугой кошелёк.

Тот, кто чтил беззаветно

Назначенье своё,

Помня: главное – Небо,

Остальное – быльё,

То, что рушится в грозах

В пыль безжалостных лет…

Но останутся звёзды,

Как и истины след.

Может, вывод поспешен –

Как о том ни жалей,

Остаётся всё меньше

Этих славных людей.

И, играя осанкой,

Хочет всяк молодец

Быть при банке (при баньке,

На худой уж конец)

И деньгам на потребу

Смело кинуться в бой…

Но Хранители Неба

Остаются собой,

Остаются при звёздах,

Ночевать и дневать.

Как такое непросто

Очень многим понять!

Обывательский хохот –

Вот ответ на вопрос:

«Отчего ж им так плохо

Без каких-то там звёзд?!»

Но идея шальная

Вдруг проникла в мой стих:

Звёзды не отпускают,

Звёздам плохо без них.

Дождь

За стеною темно,

И опять, не смолкая,

Дождь стучится в окно,

Но его не пускают…

Бьются капли в стекло,

Шелестят на карнизах

И, звеня, разлетаются

В мелкие брызги.

Плачет дождь у дверей

Обречённо, разбито,

Только двери как будто

Навеки закрыты,

Гулкий ветер в трубе

Тихим голосом воет…

В доме пусто. И дверь

Здесь никто не откроет.

…Так, к холодной душе

Припадая губами,

Я её осыпаю

Живыми словами,

Отчужденье и холод

Как дождь рассекаю,

Бьюсь в закрытую дверь…

Но меня не пускают –

Из-за тяжких запоров

Ни звука, ни искры,

И слова разбиваются

В мелкие брызги,

В тихий ливневый шелест

Ненастной порою…

Значит, пусто в душе –

Мне её не откроют…

Картина С. Говорухина «Маки»

Одолевая цветом косность,

В пространстве разорвав проём,

Холста безжизненная плоскость

Рождает воздух и объём,

Являя образы и знаки,

И древних красок перебор,

И эти пламенные маки,

И этот трепетный простор.

Из повседневности, рутины

Вхожу в музейный тихий зал

И замираю у картины –

И полдень мне слепит глаза,

Под лёгким ветром – листьев шёпот,

И стрекот лёгкой стрекозы,

И в облаке сердитый рокот

Над полем зреющей грозы.

Над маками витают мифы

Других племён, далёких лет…

Наверно, мы и правда скифы,

Как некогда сказал поэт.

* * *

Над горами – оранжевый свет-огнепад,

И туманов шелка предаются огню,

Над горами курится, курится закат,

Вознося фимиам уходящему дню –

За ветвистый узор облаков на заре,

И за крики мальчишек в соседнем дворе,

И за дождик весенний в луче золотом,

За улыбку любимой, добро и тепло,

И за то, как бурлит на порогах река,

И за то, что случайно возникла строка,

За цветы и за ветер, летящий к горам…

Уходящему дню

                вознесу фимиам!

Баллада о походном костре

Грустили звёзды в поднебесье,

Горел смолистый карагач,

А рядом под гитару песню

Пел симпатичный бородач.

Очаг был чист и не загружен –

Котёл на нём не закипал, –

Костёр нам приготовил ужин

И вместе с нами отдыхал.

Огонь неистов, ярок, весел,

Он космы жаркие простёр,

Костёр трещал под звуки песен,

Плясал под музыку костёр,

Он разгонял остывший воздух,

Чтоб всех согреть и обсушить,

Бросал он искры грустным звёздам,

Надеясь их развеселить…

Он отдал всё, что мог, до крохи,

До самой капельки тепла…

Ушли последние сполохи,

Остались пепел и зола…

К утру с последнею звездою

Свет солнца первый луч простёр.

Встал симпатяга с бородою,

Разгрёб золу, подул в костёр –

Огонь из лёгких веток взвился,

Взял котелок в свою ладонь,

Ведь он не умер – затаился,

Наш добрый труженик-огонь…

…Порой душа покрыта тиной

И начинает вдруг стареть –

Но жив огонь в её глубинах,

И он не даст ей умереть.

Потом подует свежий ветер

И пламя разожжёт опять,

И можно снова жить на свете,

Любить,

                бороться,

                                побеждать.

Дальний Восток, 1958 г.

                Отцу П.Д. Романенко

Среди сопок Дальнего Востока,

Где от горной речки – вечный звон,

Перекрёсток трактов, просек, тропок

Приютил военный гарнизон.

Здесь зима вставала на ходули,

Засыпала улицы до труб,

А весной малиновый багульник,

Поджигая сопок серый круг,

Поднимался к дальним перевалам,

Уходил к вершинам, в облака…

И с его цветеньем просыпалась,

Улыбалась хмурая тайга,

Словно ей – веснушчатой девчонке

Десяти смешных, неловких лет –

Кто-то положил на подоконник

Ранним солнцем пахнущий букет…

Догорали майские рассветы,

Плыл июнь с жарою, а потом

До осенних дней седое лето

Плакало в кедровниках дождём.

Зрел сентябрь в августовской сини,

Звёздами звеня по вечерам…

На восточный краешек России

Приходила щедрая пора –

В золоте густого листопада

Городок военный утопал,

А над ним летел, кружился, падал

Жёлтый бал, багрово-красный бал,

Засыпал казармы, переправу,

Гулкий плац, штабной кирпичный дом…

…Он с армейской строгостью уставов

Был, наверно, просто незнаком.

Рассыпались птичьи разговоры

По таёжным хвойным этажам…

Здесь отец мой в звании майора

Службу нёс на дальних рубежах.

Коренастый, крепкий, закалённый

От дорог, от солнца и ветров,

Он с артиллерийских полигонов

Приезжал с букетами цветов,

Поднимал меня легко на руки,

Целовал шутя спалённый нос,

Удивлялся после дней разлуки:

– Ай да сын! Да ты опять подрос!

Открывал калитку и дорожкой

Проходил в наш тихий скромный дом.

(Невелик был дом – на три окошка,

Но богат уютом и теплом.)

Над посёлком, обнажая скалы,

Над толпой бревенчатых квартир

Величаво сопка нависала,

А за нею – полный тайны мир,

Край глухой, неведомый, медвежий,

А за ним – Великий океан!..

Приносили ветры с побережья

Мне, как сказки, песни дальних стран

Об отважных, мудрых капитанах,

О прекрасных белых городах…

Как-то раз, проснувшись утром рано,

Я сказал отцу:

– Пойдём туда!

– Ну, пойдём!

Мы вышли на тропинку

Поутру почти что налегке.

На ногах – потёртые ботинки,

Бутерброд нехитрый в рюкзаке,

Запах трав медовых у порога,

Крик фазана где-то за рекой…

И ведёт, ведёт, ведёт дорога,

Словно нитка, тянет за собой…

Тянет к не пройдённым перевалам,

К строчкам ненаписанных стихов,

Тянет к звёздам – белым, синим, алым,

В глубину затерянных веков,

В лабиринт вопросов – самых сложных.

Тянет, и как будто нет конца…

Память детства –

Дом на три окошка,

Солнца луч горит в пыли дорожной,

Запах трав…

                Июнь…

                                Ладонь отца.

Пробуждение

Мне поутру приснился сон,

Где сфинкс смеётся –

Поля покрыла коркой соль,

Погасло солнце,

Засохли заживо леса,

Моря остыли

И потемнели небеса

От чёрной пыли.

Был пуст далёкий горизонт,

Теперь в помине

Нет никаких природных зон –

Одна пустыня.

Не заблудиться в снегопад

Вдали от просек

И не услышать, как шуршат

В дожде колосья.

Не зазвенит в устах строфа

Легко и просто –

Мой дом застыл, как саркофаг

Среди погоста.

Исчезли в атомной золе

Века и судьбы…

Я закричал: «Вставайте все!

Проснитесь, люди!» –

И вот плечом к плечу встают

Ряды, колонны,

И над землёй крепчает гул

Тысячетонный –

Так миллионы голосов

О мире пели…

И я услышал бой часов

И встал с постели.

В окне румянился восток

Кусочком неба,

Донёсся детский голосок

И запах хлеба,

Луч солнца тихо спрыгнул вниз,

Пополз по двери…

Не засмеётся мёртвый сфинкс,

Я в это верю!

* * *

Глаза любимых дочерей

На фотографиях из детства –

Моё бесценное наследство

Давным-давно прошедших дней.

Там, на весеннем ветерке,

Их голоса звенят над лугом,

Там солнце колесит по кругу,

Лучами путаясь в реке,

Там радость первых светлых дат

И огоньки в глазах весёлых…

И каждый беспредельно молод,

И все мы вместе.

                Навсегда.

Аве, Надежда!

Аве, Надежда!

Сердце твоё где-то рядом с моим стучит.

Аве, Надежда!

Шорох лёгких крыл твоих слышу в ночи.

Можно долгие дни средь горя прожить и зла,

Только бы ты, Надежда, рядом где-то была.

Аве, Надежда!

Твои глаза – свет созвездий вдали,

Чтобы руки мои

                чуть коснуться счастья могли,

Чтобы найти незатухший огонь

                в пепле костра,

Чтобы среди снегов сверкнул лучик тепла.

Аве, Надежда!

Дай мне руку, как было встарь.

Аве, Надежда!

В беде рядом со мною встань!

Аве, Надежда!

Уходит за горы ночь, солнце встаёт…

Аве, Надежда!

Да осенит меня дыханье твоё!