Противник постмодернизма Тьерри Мариньяк – о философской мысли Державина, знакомстве с Эдуардом Лимоновым и парадоксах реальности.
– Расскажите, почему вы начали пробовать себя в прозе?
– У меня никогда не было ни малейшего сомнения, что рано или поздно я стану писателем. Как будто я спортсмен и знаю, что быстро бегаю… Однажды в моей жизни появился друг-издатель. Мне было тогда лет двадцать. Он сказал, смеясь: «Перестань шляться по улицам, пиши!» Мы до сих пор с ним смеёмся, когда вспоминаем этот эпизод.
– Ваши любимые тексты русских писателей, оказавшие влияние на ваше становление как литератора?
– Русская поэзия больше подействовала на меня, чем проза. А из прозы – «Герой нашего времени» Михаила Лермонтова. «Повесть непогашенной луны», где так ловко Пильняк использует приёмы молодого тогда кинематографа, советского кино, перенося их в литературу.
– Как-то в Нижнем Новгороде вы сказали, что огромное впечатление на вас произвела пьеса «На дне» М. Горького. Как она повлияла на вас, прозаика, не пишущего пьес?
– Повлияла, потому что фильм Ренуара, снятый по этой пьесе, – сокровище французского кинематографа. К тому же Горький меня интересует – неоднозначная фигура, сложный и талантливый человек.
– Предисловие к вашему роману «Морфин Моноджет и блудные сыновья» написал Эдуард Лимонов. Как вы познакомились с ним? Как оцениваете его прозаические и поэтические тексты? Что вам ближе – поэзия или проза Лимонова и почему?
– Мы с другом взяли у Эдуарда интервью, это было вскоре после его приезда в Париж, где он тогда мало с кем был знаком, кроме нас. Я думаю, что Лимонов со своими первыми книгами не вошёл, а сразу вломился в мировую литературу, так они нас всех потрясли. И всё же я гораздо больше люблю его стихи. И ещё – для меня его прозаический «Дневник неудачника» – подлинная поэзия…
– Вы перевели на французский книгу философских стихов казахского русскоязычного поэта Бахытжана Канапьянова. Что вас тронуло в его стихах?
– Бахытжан – мощный поэт. Он мастерски владеет ремеслом, в его стихах немало остроумного юмора, а порой отзвуков реальных конфликтов, пережитых автором во время учёбы в Литературном институте…
– Расскажите о своей первой книге. Чем она вам дорога сегодня?
– Книга «Фашист» – это дневник активиста крайних правых сил, написанный от первого лица, без извинения. В политкорректном издательском мире все были им шокированы. Меня почему-то перепутали с героем, хотя моя жизнь совершенно не похожа на жизнь моего персонажа. Зато это мой бестселлер. И Эдуард тогда был потрясён, он от меня такого не ожидал. И незадолго до смерти он признался, что моя книга повлияла на него: причины этого мне не совсем понятны, так как я писал роман, а не манифест.
– Недавно прошла презентация вашей новой книги…
– Это воспоминания мужчины, живущего в США, на Брайтон Бич, в 2010 году, о давней любовной истории. Пока он мечтает о прошлом, жизнь продолжается в Бруклине, где, как говорят в Нью-Йорке, построили маленький СССР. Только в финале узнаём, как он оказался там и встретил другую женщину. Иными словами, это отражение в отражении, литературное зазеркалье. В этом смысле, наверное, это самая «литературная» из моих книг.
– Вы участвовали в Горьковском литературном фестивале в Нижнем Новгороде – ваши впечатления?
– Меня принимали по-королевски. Хотя я не знаток Горького, честно говоря. Но это оказалось неважно. Меня восприняли как народного дипломата.
– Дважды вы были членом жюри Международного литературного фестиваля в Саках «Интеллигентный сезон». Что запомнилось? Удивило?
– Народный курорт. Пьяные крики по ночам. Днём – семьи в полном составе на пляже. С радио, тушёнкой… и пивом. Интереснейшая атмосфера! И, хотя я иностранец, меня приняли как родного. Фестиваль трогательный, люди приезжают издалека, чтобы представить одно своё небольшое произведение. Они любят поэзию, не все талантливы, но это неважно, главное – как развит поэтический язык в России. Попробуй найти такое в Европе!
– С какими французскими книгами вы бы посоветовали познакомиться русским читателям?
– К сожалению, мои друзья не переведены в России: это Геган, Жерар, Гитто, Леруа… Они заслужили, чтобы их прочитали по-русски. Кроме того, жив бог нашей литературы – Патрик Модияно.
– Ваш роман «Морфин Моноджет и блудные сыновья» виртуозно перевела Кира Сапгир. Каково ваше кредо как переводчика? Как вы оцениваете переводы Сапгир?
– Кира совершила подвиг. Даже современным французам не всегда понятен уличный сленг той эпохи сорок лет спустя. При этом она блестяще передала игру слов и сложные выкрутасы моего стиля. Но мы с Кирой принадлежим к одной переводческой школе – знающих по горькому опыту, что буквальный перевод художественного произведения – тупиковый путь.
– Как и почему вы заинтересовались Державиным и даже перевели на французский его знаменитую оду?
– В ноябре 2018-го я прочитал эссе профессора Альфии Галимуллиной «Поэты неотвратимо – за народ» и тогда же перевёл державинскую оду «Властителям и судиям». И вот совпадение: как раз тогда разразился мятеж «Жёлтых жилетов». И на мой блог, где русская поэзия в чести, пришли сотни отзывов – примерно 500. Это, согласитесь, большая редкость для поэзии, тем более для поэзии ХVIII века. Вывод ясен: сквозь толщу лет, разницу культур воззвание поэта к сильным мира сего сохраняет мощь и поныне. Поклонник поэзии Есенина и его эпической поэмы «Пугачёв», я был должен перелистать заново страницы «Капитанской дочки» (при написании её Пушкин пользовался отчётами Державина о Пугачёвском бунте), чтобы напомнить самому себе, что вспышки народного гнева могут быть столь же кровавы и яростны, сколь и отпор властей предержащих. Я так же увлечённо переводил первую часть «Пугачёва», пейзанские метафоры поэта-хулигана, передающие гнев народный, как и поэмы царского вельможи, воителя, ставшего мудрецом. Другой парадокс: вояка, узревший близ себя смерть и горести ближнего, пришёл путём раздумий к сочувствию малым сим пред лицом сильных мира сего с такой силой, что и сегодня, 250 лет спустя, способен пробудить чувства добрые к отверженным нашего постмодерниcтского общества. Сквозь временную протяжённость мне внезапно открылась у Державина высота философской мысли, мудрость воина, добытая ценой крови. И для меня не стало новостью, когда я узнал, что Державин был человеком крайне чувственным, а творчество – «плотно-плотским». У переводчика с автором существует сокровенная связь, особая вибрация – он чувствует биение его пульса, его внутреннюю эмоцию. Но восстановить двухвековую связь времён через перевод – чудо. Я рад, что мне это удалось.
– Над чем вы сейчас работаете?
– Я прочитал повести «Никто» Альберта Лиханова и «Девятый» Павла Кренёва и сразу оценил чёткость и ясность картины, простоту, стремительность развития сюжета. Лиханов с первого абзаца ставит важную для него тему брошенных родителями детей, открывает нам главные черты характера своего героя, рассказывая, как в государственном учреждении обрёл имя-кличку его «безымянный» герой, ставший рэкетиром против своей воли, – вот в чём парадокс происходящего. Павел Кренёв увлекает читателя драматической судьбой снайпера во время борьбы за Приднестровье, развернувшейся между Румынией, Молдавией и Россией в 1992 году. И не отпускает напряжённого внимания читателя (вот секрет писательского мастерства!) до самого конца повести. Чтобы поймать и уничтожить такого умелого врага, как опытный снайпер, надо угадать его тайны по крошечным деталям, представляя себя на его месте. Такая наука оборачивается трагедией, когда оказывается, что снайпер охотится на близкого человека, не подозревая этого, – вот в чём драма любой гражданской войны. Писатель открывает нам глубину страданий героя на фоне имеющей документальные истоки истории.
Переводчик – это хранитель самой разнообразной информации, а журналист и прозаик в поиске истины опираются на реальность, не вынося приговор своим персонажам. И я, выступающий во всех трёх этих профессиях, понимаю, насколько реальность порой может быть парадоксальной. В повестях Альберта Лиханова и Павла Кренёва я увидел достойное продолжение великой русской школы реалистической прозы. Их стилистические приёмы напомнили мне книгу Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда». Будучи врагом постмодернистского бреда и сторонником подлинной оригинальности в традициях русской классики, я хочу переводить эти повести.
Беседу вела
Лола Звонарёва
«ЛГ»-досье
Тьерри Мариньяк – французский писатель и переводчик. Родился в Париже в 1958 году. Окончил Национальный институт восточных языков и культур. Работал внештатным корреспондентом, переводчиком, редактором. Перевёл с английского и русского языков на французский более 80 книг (в том числе тексты Эдуарда Лимонова, с которым дружил с 1980 года, поэта Бориса Рыжего). Автор десяти романов, вышедших в течение последних 30 лет в престижных французских издательствах, скандальной книги-монолога, посвящённой психологическим истокам фашизма (роман «Фашист», 1988), а также романов о нелегальной иммиграции в Европу, о России при Ельцине, о боксе в чёрном гетто в Нью-Йорке, о героине в Париже в конце 70-х (роман «Морфин Моноджет и блудные сыновья» – опубликован на русском в 2018 году в Петербурге в переводе Киры Сапгир с предисловием Эдуарда Лимонова), книги документальных репортажей «Винт». Живёт в Бельгии, в Брюсселе. Много путешествует по Америке, Европе, России и Украине.