Мы последние дети последней войны...

Владимир Костров

Духовые оркестры

Трубы,
горящие яростным пламенем.
Вальсы, и танго,
и марши победные.
Как ты сливалась
с народным дыханием,
детства и юности
музыка медная!
Медь,
раскалённую жарче,
чем тропики,
гордо несли
музыканты-дистрофики.
Всё из себя выдували,
не жулили,
грозно играя
«На сопках Маньчжурии».
Брали бестрепетно
ноты высокие
туберкулёзом изрытые лёгкие,
и окислённые медные клапаны
золотом
с пальцев обветренных капали.
Нет, ты от музыки этой
не спрячешься,
гордо идущей
разрушенным городом.
Как не узнать
в бледной женщине плачущей
маму свою,
измождённую голодом!
Медными искрами солнце
разбрызгано,
бомбою сердце твоё
разворочено.
Вот ты и сам
в телогрейке замызганной
русым мальчонкой
стоишь у обочины.
Люди весёлые,
сытые,
лёгкие,
помните ль эти оркестры далёкие?
Помните ль марши хмельные,
победные,
Родину милую,
музыку медную?

* * *

В темнеющих полях ещё белеют лица,
И смертная на них уже упала тень.
Нам не в чем упрекнуть
солдат Аустерлица,
Но завтра, Бонапарт,
настанет новый день.

Ещё стоит разрыв
бризантного снаряда,
Но гамбургский счёт уже одни – один.
Ещё теплы тела в окопах Сталинграда,
Но в стёклах мёртвых глаз
уже горит Берлин.

И рано, господа, нам подводить итоги –
Не нами этот мир вращать заведено,
В морях или в горах,
дворце или остроге,
Но завтра новый день
наступит всё равно.

Геннадий Русаков

* * *

У моего отца не было ни орденов,
ни медалей,
потому что его убили
в самом первом бою:
где-то под Ленинградом,
где автоматчиков на прорыв кидали –
добровольцев, партийцев,
детскую гордость мою.
Пусть я буду у времени
как незажившая рана:
снова папа мне снится,
о чём-то со мной говорит.
Он приходит ко мне,
как когда-то Чапаев с экрана:
перехват портупеи и орден
упрямо горит.
Как ни силюсь, я слов его не разбираю:
– Папа, громче, не слышу! –
И не прочесть по губам...
– Папа, я уже старый,
уже по зерну добираю! –
Нет, не понял, уходит к себе по гробам.
Ах, какие мы видели
времена и событья!
Как себя раздирали,
костями мостили мосты!
(Вот когда научился с собаками выть я...
Оттого они выли,
что кости у нищих пусты.)
Всё со мной можно сделать:
я слабый и плачу от боли.
Я убью ради хлеба
и ближнего оклевещу.
Но я всё же
тот воин, который – один в своём поле.
Я умру, а на поле
к себе никого не пущу.
Папа, я о тебе ничего, кроме снимков,
не знаю.
Я не помню ни речи, ни воздуха,
жившего в ней.
Только общая кровь –
это общая память сквозная.
То, что ты мне оставил,
любых фотографий нужней:
делать жизни простое, мужицкое,
честное дело,
умирать, если надо, свой кров
заслоняя спиной,
потому что, когда у солдата
осталось лишь тело,
телом он закрывает
всё то, что зовётся страной.
Папа, больше не надо ко мне
прорываться ночами.
Я у зеркала встану – и сразу тебя узнаю.
Я ведь всех вас увижу
(мне скоро на выход с вещами) –
добровольцев, партийцев,
детскую гордость мою.

* * *

Мы последние дети последней войны.
Нас уже не слыхать, мы уже откричали.
Не жалейте, вы нам ничего не должны.
Да останутся с нами все наши печали!

Горько жить на земле и отцов хоронить.
Нужно жить на земле, и ходить до упада,
и рукой осязать непрерывную нить.
Не жалейте, родные. Всё так, как и надо.

Юрий Поляков

Бессмертный полк

В день весенний портреты героев
Мы проносим под сенью Кремля.
Победив и Отчизну отстроив,
Вы ушли. Но родная земля
Отпускает вас в этот великий,
В этот скорбный и радостный час:
Из могил поднимаются лики
И с тревогою смотрят на нас...

Анна Гедымин

Вера

А солдат не вернулся домой
Ни весной, ни зимой.
Не увидел, пройдя сквозь сени,
Как на добром смолёном полу,
Под лампадкой, в углу,
Вон – оставили след колени...

Всё ждала, не тушила огня.
Глубже день ото дня
Головой уходила в плечи.
И уже не творила хулу,
Только в красном углу
Лик повесила человечий...

Влад Маленко

Ангелы Сталинграда

Слышишь, брат, вдалеке канонада?
Бой над Волгой – совсем не фантастика.
Это Ангелы Сталинграда 
Рубят новых чертей со свастикой!

Звёзды в небе – для тех награда,
Чья Победа случилась в мае.
Это Ангелы Сталинграда
В снег бинтуют Курган Мамаев.

За пролитые в землю слёзы,
Застелившие кровью Волгу,
Пусть врагов загрызут морозы,
Как слетевшие с неба волки.

Мой ровесник, твори молитву!
Как солдат выполняй приказ.
Каждый день сталинградская битва
Происходит в душе у нас.

В чине ангельском, как на марше,
Русский воин – делами чист:
Он – Чуйков – светоносный маршал,
Снайпер Зайцев, Путилов-связист.

Пусть же видят глаза незрячих
Сквозь пробоины в русской каске:
Двести дней и ночей горячих
Приближали солдаты Пасху.

Пусть косая плевалась ядом,
Им была она нипочём!
Это Ангелы Сталинграда
И сейчас за твоим плечом.

Ветры волжские вновь тугие.
Летом жгутся, зимой холодные.
Только черти теперь другие:
Вместо свастики – знаки водные.

Против них лишь одна есть сила.
Заклинаю крещенским словом:
На планете – с клинком Россия.
В небе – Божия Мать с Покровом!

Продырявлено Мироздание.
Стынет Ставка в Последнем Риме.
Сталинград – как военное звание.
Волгоград – как гражданское имя.

Волга выпила небо синее,
Помянула свой город-Сад.
Как в Антихристе кол осиновый,
В падшем мире горчит Сталинград.

Не касается пламя ада,
Тех, кто в душу бессмертье всаживал.
А защитников Сталинграда
В шар земной закопали заживо.

Прорастая сквозь их фаланги,
Травы вешние солнцу рады.
И теперь они – в небе Ангелы.
Просто Ангелы Сталинграда.

Это Ангелы небо пашут.
Сто дивизий в огне бушующих.
Их не мы поминаем, павших –
Нас они поминают, будущих.

У иконы Петра и Павла

Мы лампадку с тобой зажгли.
Нынче Родина вся – дом Павлова
И за Волгою нет земли.

Владимир Шемшученко

По отвесной стене

1.
Выглянул месяц, как тать из тумана,
Ножичком чиркнул – упала звезда
Прямо в окоп... В сапоги капитана
Буднично так затекает вода...

Через минуту поодаль рвануло.
Замельтешили вокруг светлячки...
Встать не могу – автоматное дуло
Прямо из вечности смотрит в зрачки.

2.
Белый день. Белый снег.
И бела простыня.
Бел, как мел, человек.
Он белее меня.

Он лежит на спине,
Удивлённо глядит –
По отвесной стене
Страшновато ходить.

«Помолчите, больной...
Не дышите, больной...» –
Говорит ему смерть, наклонясь надо мной.

3.
Остывают страны, народы
И красивые города.
Я плыву и гляжу на воду,
Потому что она – вода.
А она и саднит, и тянет,
Словно соки земные луна...
Жду, когда она жить устанет
Или выпьет меня до дна.

Я плыву, как вселенский мусор...
На другом берегу реки,
Наглотавшись словесного гнуса,
Чахнут звёздочки-паучки.

Из какого я рода-племени?
Кто забросил меня сюда?
Скоро я проплыву мимо времени,
Опрокинутого в никогда...

* * *

Я здесь не жил в блокаду –
После войны рождён.
Мне – ничего не надо.
Павшим – земной поклон.

Стали землёй винтовки.
Млеют в лесах соловьи.
Только – на Пискарёвке
Родственники мои…

Кончились коммунисты –
«Пятой колонне» салют!
На Украине фашисты
Кровушку русскую льют.

Мне – ничего не надо.
Господи, воля Твоя…
Фрицы мне – не камрады.
Бандеровцы – не друзья.

Не опущусь до злобы.
Бранных слов не скажу.
Ненависть – высшей пробы! –
Сыну в сердце вложу.

Николай Зиновьев

День Победы

Воспетый и в стихах, и в пьесах,
Он, как отец к своим сынам,
Уже полвека на протезах,
Что ни весна, приходит к нам.

Он и страшнее, и прекрасней
Всех отмечаемых годин.
Один такой в России праздник –
И слава Богу, что один.

* * *

Я своего совсем не помню деда,
Но в этом вовсе не моя вина.
Его взяла Великая Победа,
А если проще: отняла война.
Мы с братом на него чуть-чуть похожи,
И правнук – тоже, хоть ещё малыш...
Не помню деда я совсем, – но, Боже! –
Кого в России этим удивишь?!

Ольга Аникина

* * *

Когда последний град отгрохотал,
Когда брони оплавился металл,
исчезли олимпийцы и вожди,
мы здесь остались, поля посреди.

На белой обескровленной земле,
на белом хирургическом столе,
где плоти нет, а есть один концепт.
И Ты берёшь отвёртку и пинцет.

Смотри! Я бил, стрелял, кричал «виват!».
Но – видишь? Я ни в чём не виноват.
Во мне одни узлы и провода.
Ты сам их так соединил тогда.

О, человечья страшная душа!
Исправь её, подкуй её, Левша.
Ты вдохновенно, с Сыном на паях,
когда-то – помнишь? – сам её паял.

Платформа и транзистор и кристалл.
Путь Моисея, благодать Христа.
Вот в этой точке отходил контакт.
проверьте вместе, может, что не так.

Да, я всего лишь пробный экземпляр.
Я полюблю свой цинковый футляр.
Где кафедра – там линия огня.
Ты в день защиты защити меня.

В самолёте

Мы приземлялись в Пулково,
делали круг над городом.
Марта щипала булку
пальчиками фарфоровыми.

А рядом с Мартой – муж или друг
листал брошюрку про Петербург.
Был свет из окна голубой и яркий,
словно глаза у баварки.

Ах, Марта, воздушных волос парашют!
Над креслом взлетает рука, тормошит,
смешит крутолобого Ганса.

И ты улыбнись им – тебе говорят.
Они просто в отпуск, смотреть Ленинград
летят самолётом Люфтганза.

И радостно тычут в окно: «Вас ист дас?» –
Сиди, повторяй: эти люди сейчас
ни в чём уже не виноваты.

...И булочка в пальцах у Марты