Елена Сазанович, писатель, драматург, сценарист
«Ты хочешь знать: кто я? Что я? Куда я еду?..» Зубы стучали от холода. От истощения он еле держался на ногах. Шатаясь, посмотрел на руки, закованные в кандалы. Два месяца в цепях! «Я тот же, что и был, и буду весь мой век…» И вот уже осень. Как холодно. Ни обуви, ни белья, ни тёплой одежды. В том же, в чём и арестовали в разгар лета. Впереди семь тысяч километров до Илимска. По российским дорогам. «Не скот, не дерево, не раб, но человек!.. Конечно, они рассчитывают, что не доеду. Или сломлюсь. Доеду. И не сломлюсь. Я тот же. Тот же. Не раб, но Человек!..» Барин, за что ж вы себе такую судьбинушку уготовили? Старый сторож Петербургского правления из жалости набросил на плечи арестанта старую шубу. «За что? Не догадываешься, старик? За то, чтобы и ты был не скот, не раб, но Человек!..» Он обернулся… Позади была сытая жизнь в дворянском гнезде. Француз-гувернёр. Пажеский корпус. Лейпцигский университет. Вольтер и Руссо. Сенат. Петербургская таможня. А на конец – «Путешествие из Петербурга в Москву». Закончившееся «путешествием» в Сибирь, в кандалах. Причём судили не только его. Судили и его книгу. Впервые в России – на эшафот за произведение. Официально… Себя спасти он не мог. Но постарался спасти книгу. И своих товарищей, помогавших ему. Когда-то под своё «Путешествие…» он создал собственную типографию. А в итоге безжалостно сжёг все экземпляры. Чтобы сохранить единственный. Для потомков… И пламя взвилось. И осветило Россию… Он вспомнил перекошенное от гнева, одутловатое лицо Екатерины II: «Да он бунтовщик хуже Пугачёва!» В миг слетела вся её «просвещённость». А её переписка с Вольтером и Дидро превратилась в бутафорство. Что подтвердил и её вердикт: «По силе военного устава 20-го артикула – отсечь голову».
Первый писатель-революционер. Дворянин, готовый разделить судьбу своего народа.
Александр Николаевич Радищев. Его 25 глав крика и боли – приговор деспотизму и крепостничеству. Приговор стране, где торговали людьми. Давали взятки женщинами. Проигрывали в карты детей. Где орудия пыток входили в обычный инвентарь помещичьего хозяйства… Его 25 глав призыва к борьбе – чтобы не раб, но человек! Именно за такой приговор злу – ему, истинному патриоту Отечества, велено отсечь голову… Он сам не знал, что его книга окажется настолько революционной. Он полагал, что писал просто правду. Впрочем, сам не ведая, вывел аксиому. Всякая правда – революционна. Реакционна только ложь… Любое зло любит символику. Императрица записала его в личные враги. И устроила «показательный» процесс. Спустя 16 лет после казни Пугачёва. Тем она полагала унизить философа и писателя, сравнив с бородатым безграмотным мужиком. Обоим – одинаковая участь – голову с плеч! Следственное дело о Радищеве вёл тот же палач. Самый жестокий палач России. Те же методы пыток. Голодом и кромешной тьмой… Потом императрица вспомнит, что она «просвещённая», заменив казнь на десятилетие каторги. В честь мира со Швецией. А в честь чего ещё могли миловать русские цари? Только поклонившись в ноги нерусским.
Радищев, претерпевший смертный приговор, тюрьму, каторгу, – выжил. Чтобы потом уйти самому. Уже в Петербурге. Когда Александр I в пику своей бабке вернул ему дворянство. Писателя даже зачислили в штат Комиссии составления законов. А он предложил внести революционные изменения в законодательство. И ему вновь пригрозили каторгой. Вот тогда он понял, что это тупик. Он громко хлопнул дверью. Перед носом жестоких, зажравшихся и зарвавшихся невежественных «властителей» несчастной страны. «Потомство за меня отомстит!..» И благодарное потомство отомстило. И исполнило его мечты о всеобщем счастье. Но неблагодарное эти мечты безжалостно разбило вдребезги. И лишь издалека раздаётся жалобный звон колоколов. «И если звон колокола есть знак какого-либо сборища, то слышащий пойдёт, а глухой скажет: мне не повещали, – и чувства его обманут...». Эти колокола всё ещё пытаются разбудить глухое и немое потомство.