«Рассказы Шукшина» стали первым спектаклем, который Алвис Херманис, латышский режиссёр с мировым именем, поставил в Москве. Для Театра Наций, которым я руковожу, это очень важная постановка. Особенно на фоне реконструкции, которая длится вот уже 20 лет и, как мы надеемся, скоро всё-таки закончится. Мы хотели не просто поддержать жизнедеятельность труппы, но всерьёз заявить о наших намерениях как творческого коллектива. С режиссёром Алвисом Херманисом мы вели очень обстоятельные переговоры о том, каким должен быть наш совместный опыт. Когда он предложил рассказы Шукшина, я, честно говоря, засомневался. Это не означает, что я не верил режиссёру, просто не мог себе поначалу представить, что из всего этого получится. В театре ведь если и берутся за творчество Василия Макаровича, то обращаются в первую очередь, конечно же, к пьесам. А его рассказы, яркие, образные, представляют собой очень трудный материал с точки зрения драматургии. К тому же я хотел, чтобы он поставил что-то с молодыми артистами нашего театра, но Алвис настоял, чтобы было занято и среднее поколение. Я рад, что преодолел свои сомнения и что в результате у нас получился именно такой спектакль – новое решение шукшинской прозы для российского театра.
Прежде чем браться за такой материал, мы съездили в Сростки, на родину Шукшина. Пробыли там десять дней, знакомились с жителями, многие из которых были друзьями и соседями Василия Макаровича. Потом было два с половиной месяца репетиций. Шаг за шагом мы вживались в своих героев, постепенно понимая, что они значат для нас. Это было непросто. Мы старались найти меру соответствия с персонажами Шукшина, и в конце концов это соответствие было блестяще найдено режиссёром. Мы не хотели скатиться в подражание, простое копирование действительности, это было бы неверно и этически, и стилистически: мы живём уже в другой стране и в другую эпоху. И было очень важно, чтобы на сцене была живая жизнь, которой бы верили сидящие в зале люди.
Пространство рассказа невелико – пятнадцать, максимум двадцать минут. И за это время надо прожить целую судьбу. Нас в спектакле занято восемь человек. Десять рассказов – минимум десять персонажей у каждого. Это самое сладкое счастье для артиста – такое количество перевоплощений за один спектакль. Каждый рассказ мы играем как отдельный спектакль со своей комической, а чаще трагикомической энергетикой. Выкладываемся на все 200 процентов. Это очень трудно и очень интересно. У нас на переодевание остаётся чуть более минуты, пока на сцене готовят декорацию для следующего рассказа, и за эти шестьдесят с лишним секунд актёру надо не просто сменить костюм, надо войти, погрузиться в другую жизнь.
Премьера спектакля состоялась в ноябре прошлого года. С тех пор мы успели показать его в Вене и Ганновере, во Франции. В ближайшей перспективе новые гастроли по Европе, нас приглашают в США и даже в Австралию, но прежде чем отправляться так далеко, мы обязательно провезём наш спектакль по России, и прежде всего приедем на Алтай. В декабре будем играть его в Барнауле и Бийске. Это недалеко от Сросток. И непременно привезём земляков Василия Макаровича на спектакль. Они ведь, по сути, его участники, ведь сценография спектакля решена так, что действие разворачивается на фоне их фотопортретов, сделанных Моникой Пормале во время нашей алтайской экспедиции.
География спектакля получается очень разнообразной, и, к моему удивлению, его с одинаковым интересом смотрят люди с другим менталитетом, другой культурой и историей. И самое удивительное, что он трогает людей независимо от того, сколько денег у них в кошельке, кем они работают и где живут. Я много думал над тем, почему это происходит, и понял, что все разговоры о том, что между людьми больше различий, чем сходства, неправда. Прелесть этих историй в их простоте и вечности сюжетов, за что наша искренняя благодарность Василию Макаровичу. Мы месяц играли спектакль во Франции, и каждый раз я видел, как в зале обязательно кто-нибудь плакал. Я долго терялся в догадках, почему, наконец, не выдержал и спросил: «Вам что, русских мужиков жалко?» Мне ответили: «При чём тут русские мужики? Такая же история свободно могла бы произойти и где-нибудь в окрестностях Лиона. Когда муж на всю получку покупает любимой жене белые сапожки, которые ей и носить-то некуда и по размеру не подходят. Зато какая глубина у чувства, которое связывает этих людей!».
Шукшина чувства всегда обнажены до предела. Он не признаёт полутонов. Всегда только в полный накал. Наверное, он и сам был таким при жизни. Это отличало его от окружающих и притягивало к нему людей. Они понимали, что сами на такую открытость не способны. Мы привыкли закрываться от окружающих, боимся подставиться под удар, даже случайный, ненамеренный, а сколько вокруг каждого человека тех, кто рад был бы ударить специально. Мы прячем свои мысли, свои чувства. Так удобнее. Жить в своём коконе нам спокойнее. А тут такие искренность, открытость и беззащитность, что сердце сжимается. У Шукшина в каждом рассказе присутствует удивительное, прекрасное чувство обиды за маленького человека, которого незаслуженно унизили. И это у всех вызывает отклик, иногда даже помимо собственной воли. Потому-то наш спектакль так принимает зритель.
Конечно, мир шукшинских героев совсем не похож на мир, в котором сегодня живём мы. Но нам очень хотелось проникнуть в него и показать другим. Мысль о том, что нас не поймут, в голову не приходила. Когда мы работали, нас волновали люди, которых нам предстояло вывести с книжных страниц на сцену. Перипетии их судеб невыразимо трогали, а всё остальное было не важно. Они не были для нас чужими. Мы полюбили их и никакой пропасти, как иногда говорят, между ними и нами не ощущали. Каждый из нас и пока репетировали, и сейчас, когда играем, старается прикоснуться к своим истокам. Таково магическое свойство шукшинского текста. Я родом из Татищева Саратовской области и об этом никогда не забуду.
, народный артист России, худрук Театра Наций, НЬЮ-ЙОРК