Разговор с залом простой и доверительный
…И было очень громко – почти целый час. Девять и даже больше громких голосов. А ещё – голоса гитары и саксофона.
Громкая музыка, клацанье, прочие звуковые эффекты. Всё это хочешь не хочешь не позволяет «душе лениться», а сознанию, воспринимающему элементу, – переключиться, отключиться, выключиться.
И – слепящий тревожащий свет. Белый холодный яркий. И красный.
И – бесконечное движение по сцене людей в чёрном. Спорадическое. Броуновское. Постановочное. Будоражащее.
Стихов в спектакле Театра поэзии Влада Маленко «Площадь Революции, 17» звучит много. Поэтический театр. Много стихов – это само по себе уже очень непросто.
Кубофутуристы в 1912 году эпатировали публику. Это было их главной задачей – привлечь внимание своим «Новым Первым Неожиданным». Их имена так или иначе вошли в историю литературы и искусства.
А что сегодня? Нас снова эпатируют? Конечно, не без этого. И – пусть…
Моё предложение таково (и оно не оригинально и не ново): давайте прежних «пассажиров» трогать не будем. Места хватит всем!!! (На этот счёт автор спектакля со мной, очевидно, согласен.)
А вот есть ли, кого вбросить, добавить на тот самый пароход – из новых? Вопрос.
Есть тексты. Есть стихи. В любом случае достойные внимания.
Не меньшего внимания, чем Пушкин, Мандельштам, Есенин и Цветаева. Эти стихи зритель, услышав в ткани спектакля, – опознаёт. Без особого труда.
«К Чаадаеву» Пушкина («…Россия вспрянет ото сна…» – как современно это звучит опять!), «Русь советская» Есенина и «Где лебеди?» Цветаевой звучат в этом спектакле уместно, органично и в комментариях не нуждаются.
Да! А Мандельштам, оказывается, писал рэп: «За гремучую доблесть грядущих веков». И не только Мандельштам – рэп.
А песня «Прекрасное далёко» (стихи Юрия Энтина, мы всю жизнь знаем их наизусть) – та исполняется на другой мотив. Евгений Крылатов здесь – не то.
И конечно, звучит современная поэзия. Звучит словно в едином порыве. Из уст разных актёров-поэтов, но – интонация, восприятие реальности звучит очень схоже. Некое коллективное поэтическое кредо. Внятное. Вполне.
Поняла, что не могу писать дальше и глубже без текстов стихотворений современных авторов. О поэзии нельзя писать без стихов.
О поэтическом театре не напишешь, не представив новые поэтические тексты.
Конечно, начать нужно со стихотворения «Человек в Сети». С него по большому счёту и начинается действо. Звучит оно со сцены в авторском исполнении Влада Маленко.
Звучит стихотворение. И мы видим на сцене высвеченные ярким слепящим белым светом фонаря лица-маски. Беззвучно кричащие. Искажённые рты. Комедия масок? Отчего-то не говорят «драма масок», «трагедия масок». Это было бы точнее.
От этого стихотворения – жутко, и жизнь уже никогда не будет совсем прежней.
«Человек в Сети» есть в Сети. Не поленитесь – прочтите.
А кончается оно так:
…Это не угроза,
И даже не жизни проза.
Такая азбука Морзе –
Костёр среди льдов –
Стихи десятых годов
О самом простом.
Цель которых –
Остановка скорых
Перед разбитым мостом.
Такое вот ещё запомнилось – пародийное, хлёсткое:
Неба утреннего стяг
Не покажут в новостях.
Над страною что-то реет
И не греет нас никак.
И вновь продолжается бой
Неведомых обществу сил.
А Ленин такой ерундой
Страдать никого не просил.
(Автор мне неизвестен.)
Актёры-поэты – это ребята поколения 30-летних.
В 2017-м им было примерно столько, сколько в 1917-м поэтам Серебряного века. Так говорится в спектакле.
Блок.
Мережковский и Гиппиус.
«Председатель земного шара» Велимир Хлебников.
Маяковский, конечно.
Клюев и Есенин.
Все актёры-поэты представились нам, ответив на понятные вопросы. Представлюсь и я: меня зовут Юлия Великанова. Я родилась в 1977 году, в Москве, в семье преподавателей.
Расторжение брака мамы и папы по времени почти совпало с развалом СССР.
Стихи начала писать в 14 лет, от неразделённой любви. Во всём виноват некто Толя Марфель.
Окончила ВГИК и Литинститут. Кино не снимаю. Пишу стихи.
Замужем. Родила троих детей. Всё ещё ищу себя.
В 2017 году мне исполнилось 40 лет.
Итак, для зрителя здесь много-много всего.
Даже, может быть, слишком много. Сцена масок в финале – это как новый персонаж в четвёртом акте. Зритель уже очень устал. Он уже больше не может.
А не хватило мне одного. Любви.
Все боятся, пугают, предупреждают, предостерегают.
Но при этом будто бы никто никого не любит.
Эту мысль заострила во мне фантастическая старуха Кострова (Кострова Ирина Васильевна, заслуженная артистка России, мастер художественного слова, ведущий мастер сцены Москонцерта). Встреча с этой невероятной женщиной проходила в Манеже (на Московском культурном форуме) как раз перед спектаклем. И её пригласили посмотреть «Площадь революции, 17».
Так вот, когда ведущий сразу после спектакля попросил Ирину Васильевну поделиться впечатлениями с артистами и с залом, она прочла длинные и неважные качеством стихи, жестикулируя и невольно откидывая от себя микрофон. Стихи она посвятила девушке (артистке на сцене). И говорилось в них о любви, счастье и полёте, связанном со всем этим. Видимо, тем, что тоже сброшено с того самого парохода. Это так случайно получилось или это намеренное режиссёрское решение?
Немного цитат из «биографических справок», прозвучавших со сцены:
«В 14 я влюбилась, в 15 меня разлюбили. И я стала писать стихи...»
«В 24 года я вышла замуж. А потом мне стало скучно...»
Звучит ещё несколько упоминаний о том, что случилась несчастная любовь и – начались стихи.
Вот и всё.
А любовь – то только если к Родине. Ну и – что немало – к отцу-герою:
(Песня-речитатив, автор и исполнитель Алёна Синица)
Мой папа прошёл Афган.
Он видел барханы, пески,
Бушующий ураган,
Не людей – только их куски.
А что видел ты?
Мой папа смотрел на Восток,
Стальные его кулаки
Сверкали огнями дорог,
Он слышал за милю шаги.
А что слышал ты?
Мой папа отдал свою кровь,
И алым налились цветы,
Слегка только дёрнуло бровь,
Но невозмутимы черты.
А чем наливаешься ты?
Мне передалась его честь,
Мне перелилась его боль,
Не слово одно – сразу шесть!
Не мир, не спокойствие – бой.
А ты кто? А ты – не герой...
Мой папа прошёл Афган
Дурной головой под бинты,
Он видел насквозь туман,
Он словом срывал болты,
Он был не такой,
Как ты.
«Мой папа прошёл Афган... А ты – не герой».
Похоже на девиз. Диагноз. И даже приговор. Нелюбовь. Грустно до слёз. Как-то так.
Никого почти не любим. Кроме «Родины с большой буквы». Эту фразу кто-то произнёс на сцене. Что Родина – она всегда с большой буквы. Не спорим!
А тем временем в жизни тех самых поэтов Серебряного века (которые сто лет назад) такие страсти в клочки рвались, что содрогались и семьи, и судьбы!
Марина Цветаева… Есенин... Маяковский... Да всё те же...
Как без неё, без любви, без страсти, без жажды? Без поисков Бога?
Вот не знаю. Этого мне в «Площади революции. 17» не хватило.
P.S. Говорят, что все ужасы на Земле творятся от неосознанности. И от страха. И из-за острой нехватки любви, единственно способной этот страх победить.
Так важно, что грохот и слепящий свет, наконец, прекратились. Что начался разговор с залом. Простой и доверительный. Одна из девушек-артисток вспомнила, что ещё не представилась. И представилась теперь.
Один из ребят сказал, что он всегда говорит в этом спектакле завершающее слово. Сказал.
Произошёл важный разговор в тишине.
Почему мы кричим? Потому что мы перестаём слышать друг друга в обычном разговоре. И тогда, даже находясь очень рядом, приходится повышать голос.
Говорят, родственные, любящие души слышат друг друга почти без участия голоса. А если разлад и непонимание – тогда всё чаще приходится кричать.
Кричать, топать ногами, включать громкую музыку и мучающий свет.
Чтобы достучаться. Главный мой вопрос: получается ли – достучаться?..
Юлия Великанова