ПОЭЗИЯ УЗБЕКИСТАНА 
Прохлада
Лето. Людей покинули силы.
Кружку к губам донести – и ладно.
Где-то там, за горами синими,
ходит вдали от людей прохлада.
Ходит вдали белоснежным телёнком.
И от неё получает лето
только с трудом узнаваемый голос
на плёнке арычной ленты.
Автопробег
Те дамы и мужчины,
кто ловок и богат,
шикарные машины
получат напрокат.
А нам с тобой, неброским
и подошедшим после,
достанутся повозка
и низкорослый ослик.
Он двигателем хлопать
хотя и не умеет,
зато о горных тропах
понятие имеет.
Зато, услышав «трогай»,
без гаек и моста
он тронется в дорогу
в заветные места.
И в час, когда усталый
кортеж назад вернётся,
наш путь к далёким скалам
едва-едва начнётся.
***
Опали листья только-только.
Но видно с улицы: уже
одна рождественская ёлка
горит на верхнем этаже.
Безлюдно в комнате и зябко.
Но смотрит, нарезая сыр,
нетерпеливая хозяйка
на календарные часы,
и лихорадочно считает
она бокалы для вина,
и только снега не хватает
в квадрате чёрного окна.
***
Мой город будущему нужен.
Теряя времени налёт,
он в мутные глядится лужи –
и сам себя не узнаёт.
Всё меньше складок и морщин.
Уже мелькают слишком скоро
фигуры новые машин
в зрачке потухшем светофора.
Там, где гортанные карнаи
над крышами взмывали вверх,
он глинобитными корнями
свой прошлый доживает век.
Там люди долгого труда
стареют и уходят тихо.
И провисают провода
над гладью сонного арыка.
Рип Ван Винкль
В ходе несчитаных лет
ты усох под колючим кустарником.
Не волнуйся, что будешь нелеп
в куртке истлевшей и странной.
Нет жены. Дом отдали под слом.
Разбрелись молодые ван Винкли.
Занимайся своим ремеслом.
Мы к тебе постепенно привыкнем.
Дети разве что будут дразнить
вопреки хромоте и сединам,
вынуждая бессильно грозить
заржавевшим твоим карабином.
Душа
«Что же ты всё больше о телесном,
что же так наивна и слаба?
Ведь уже почти открытым текстом
говорит суровая судьба.
Отчего в преддверье скорби вечной
ты, душа, упорствуешь в грехе?»
Смуглотелой девочкой-узбечкой
на лугу танцует вдалеке.
Облакам и утреннему солнцу
оставляет в травах след босой.
Запрокинув голову, смеётся,
пропасти не видя под собой.
Город
В кабинке шаткой чужака
напрасно к небу поднимают –
необозримые века
лукавой сказкой подменяет
обманщик-город. В свой черёд
и я бродил по тёплой пыли.
И разум спал. И ничего
глаза в пыли не находили.
Состарившись, приду опять
в чинар высокое собранье
босыми пятками читать
развёрнутую книгу Брайля.
Цикл 1 
Рассматривая картину
средневекового
китайского художника
Иероглиф судьбы чёрной тушью
на тонкой бумаге…
И прозрачный пейзаж, где гора
и тропинка петляет.
И глядишь, и как будто бы
слышишь журчание влаги.
И как будто бы видишь,
как старый монах у ручья отдыхает.
И подумаешь грустно:
какое по счёту рожденье?
Через сколько ещё предстоит мне
пройти умираний?
В этом мире, где каждый
сражается с собственной тенью.
В поднебесной, где спрятана
где-то ошибка страданий.
Иероглиф судьбы, но прозрачна
картина, как воздух,
Чтобы свет нам дарить
и тропинкой вести на вершину.
Где ладони щекочут большие
колючие звёзды
И монах, улыбаясь, глядит
на ночную долину.
***
я думал, что мир – это звук
я думал, что жизнь –
это нежность рук
я думал, что смерть –
это тишина перед хором
я думал, что время –
это двух стрелок ссора
но оказалось, что мир –
это усталость ветра
но оказалось, что жизнь –
ожиданье рассвета
что стрелки ссорятся только
с вечностью
и что мы обесцвечены
нашей беспечностью
а хор небесный звучит постоянно,
но мы не слышим его,
вот как странно...
***
Для точного времени
слишком светло.
Избыточен образ и ждать тяжело.
Избыточен дождь,
отменивший весну.
Лишь старые письма хранят тишину.
Как будто усталость,
но что-то ещё...
Последняя малость,
неточный расчёт.
Остаток надежды с нулём впереди.
И вечная нежность как кокон в груди.
В нём дремлет всё то,
что потом обретёт
Прозрачную радость и лёгкий полёт.
Свободу размера, дыханье цветка –
Всё то, к чему тщетно
стремилась строка.
Сосед
А выше этажом живёт старик…
К нему уже давно никто не ходит.
Он одинок. В квартире много книг,
И он их все читал когда-то вроде.
Но всё смешалось в нём уже давно:
Названия, стихи, воспоминанья.
И по утрам дешёвое вино
Ему даёт иллюзию познанья.
Он каждый день стирает
с книжек пыль –
Стремление к порядку выше смерти.
Он верит, что всего важнее стиль,
Как адрес на давно пустом конверте.
Вот так он и живёт.
Приходит к нам
И говорит о Рембрандте и Прусте.
И вновь судьбу читает по глазам,
В которых иногда так много грусти.
***
Вселенский снег. Конца и края
Не видно белизне слепой.
Стоят дома, как буквы Брайля
В раскрытой книге мировой.
Хайку
***
Резкий короткий звук
в опустевшей квартире.
Ты ушла, и лопнула пружина времени,
заведённая до отказа…
***
«..И это пройдёт...», –
произнёс я тихо
и отпустил бабочку боли
в сад камней.