Новая работа красивейшей из балерин как ретровзгляд на культуру hi-tech
Я всегда думал, что маленькие девочки – это сказочные чудовища. Пока не увидел одну на экране ТВ как раз в тот момент, когда на неё набросились две гиены. Спасти несмышлёныша – долг мужчины. Только никогда не говорите мне, что Светлана Захарова – не ребёнок. Я лучше знаю, что к чему, и с памятного эфира данный депутат Госдумы от партии «Единая Россия» находится под моей личной защитой. В ТВ-формате или в мире цифровых бродилок. В реале Светлана, слава богу, в моём заступничестве не нуждается.
Впрочем, шутки в сторону. Ибо балет «Захарова. Суперигра», по поводу которого я и планирую поразмышлять, претендует, по мнению некоторых зрителей, на то, чтобы сказать новое слово в танцевальном театре.
Возможно, такая заявка потаённо имелась, но об этом лучше спросить у автора – Франческо Вентрильи. Поскольку же делать это мне не хочется, я скажу, как выглядит работа в начале XXI века вне зависимости от желаний хореографа. Или – согласно им.
Критический взгляд.
Претензия на революцию несостоятельна. Хореография устарела, а сама попытка оживить на сцене виртуальные персонажи – «баян».
Сочувственный взгляд.
Никакой попытки хореографического переворота не было, а есть лишь ироническая ностальгия по счастливым временам двухмерных игр, созданных для РС YAMAHA. В пользу ностальгии свидетельствует факт, что электронная музыка «Суперигры» Эмильяно Пальмьери примитивна настолько, что вызывает оторопь у всех, знакомых с творчеством как Tangerine Dream, так и Клауса Шульце отдельно, зато прекрасно ложится на слух старым геймерам, выросшим на нищенских аудиовозможностях своих приставок. В пользу иронии говорит то, что попытка оживить на сцене виртуальные персонажи… см. выше.
Трезвый взгляд.
Предположу, что имеет место и то, и другое. Действительно, идея о спектакле, решённом в виде оживления компьютерной игры, стара и неоднократно реализована (то есть и вправду «баян»). Радикальным ответом реальной жизни на жизнь в виртуальном пространстве стал паркур – молодёжная уличная субкультура, связанная с экстремальными практиками покорения городской среды. Трейсеры – не новые тарзаны урбанистических джунглей, даже не Дюки Ньюкемы продвинутых 3D-имитаций, они – фантастические герои предыдущего пи-си-поколения: плоские, безбашенные, с безграничными силами.
Казалось бы, паркур шагнул на балетную сцену – это ли не эстетический бунт?
На это можно было бы ответить положительно, не будь одного замечания: паркур в искусстве может отразить только киберпанк, тогда как балет при обращении к подобным темам будет всегда тяготеть к кибербарокко.
Что и произошло. Осмелюсь предположить, что ни Светлана Захарова, ни Франческо Вентрилья не являются фанатами Уильяма Гибсона и его «Страны призраков» или «Джонни-мнемоника». Не фильма Роберта Лонго, а именно рассказа с рваными фразами, неряшливостью, полнейшим пренебрежением к литературности. Иначе обязательно появилась бы в пластике балерины ирония, даже нарочитая топорность, что вместе с потрясающей красотой и холодностью Светланы Захаровой могло иметь сногсшибательный эффект.
Панковского драйва трейсеров актрисе не хватило. По воле автора балета она осталась героиней хай-тек двадцатипяти- и тридцатилетней давности. Светлана и её партнёры выглядели так, как выглядят сейчас кумиры музыки «нью вэйв» в старинных клипах: серьёзными отличниками, трогательными и немножечко смешными фриками рядом, например, с тоже не мальчиками, но современными нам Chemical Brothers – внешне приличными, но совершенно отмороженными электроманьяками.
Не думайте, что мне балет не понравился. После него у меня было бодрое настроение – я будто снова посидел за монитором персонально любимого и уже ветхого днями компа YAMAHA и, пройдя все уровни опасного лабиринта, виртуальным своим двойником превратился в птицу Хо-о – японского феникса. Я искренне наслаждался световыми эффектами, меня бросало в дрожь от огромной голограммы, которая висела в воздухе перед сценой Большого (по крайней мере я это принял за голограмму). Ничего нового я не увидел, это был ретро хай-тек, но размеры, но размах! Это поражало.
Наивность, с которой детское восхищение высокими технологиями древности легитимировалось создателями «Суперигры» в большом искусстве, завораживала настолько, что даже сами виртуальные декорации рождали ассоциации в пределах от восторженной мистики Уильяма Блейка до мистической восторженности Анри Руссо. Очень красивые, надо сказать, декорации, созданные только светом, цветом и простенькой плоской графикой. Сама же Захарова…
Стоп!
О Светлане разговор особый. «Суперигра» оказалась тем танцем, в котором я откровенно наслаждался красотой и балетным совершенством анатомического строения танцовщицы. Каждая линия – песнь. Но! Тело Светланы сформировано классическим экзерсисом для классического танца, и, к сожалению, не всякий характер движений органичен для него. Об этом хореограф должен был думать в первую очередь, раз в название спектакля вынес уникальное имя, – сопротивление материала никто не отменял. Но если строители сопромат учитывают, то балетных ему, похоже, не учат.
Упрёк автору можно кинуть и в отношении разработки образа «виртуальная Захарова». Полная безжизненность и нарочитая безликость героини были бы точными в деле отражения высоких технологий прошлого. А ведь именно последними решён спектакль, именно на усиление этого мотива, как кажется, работает вторичность танца. Иногда Захарова лучше, чем предписано. Тогда как правильнее было бы – хуже!
И всё же я получил огромное удовольствие.
Воображение услужливо предложило мне приквел балета: «Захарова. Тамагочи».
Я улыбнулся – на сцене бесчинствовало вылупившееся из вымышленного мною яйца создание. Оно стреляло, оно проделывало головокружительные трюки, оно, наконец, убивало мужчин.
Кстати, не только тех, которые на сцене…
И оно было – красивейшей из балерин.
В общем, относительно девочек я был не прав. Иногда малышки превращаются из сказочных чудовищ в очаровательных компьютерных монстриков.
Ждём, когда оживут.
Вот тогда: «А Света выйдет?», и – на улицу, чтобы в который раз услышать: «Падай, ты убит».
Суперигра!