Словосочетание «русский рок» общеизвестно. Правда, произносится оно в наши дни всё реже и реже. Его постепенно подменили понятия типа «популярная музыка», «молодёжная музыка», даже «не классическая музыка». То, что произошло с рок-н-роллом в нашем Отечестве, с одной стороны, вписывается в невесёлые общемировые процессы, но с другой – обладает своеобразием совсем уж грустным. Несмотря на подвижнические усилия буквально нескольких последних из могикан, всё изрядным образом снивелировалось, окоммерциализировалось, завяло, сникло. При этом бодряческие потуги изобразить «настоящий драйв» выглядят особенно фальшиво – у ветеранов ли, заматеревших как-то некрасиво, неправильно, не «по-рокерски», либо у очередной поросли молодых да ранних, что, кажется, озабочены уже при своём появлении лишь суммами прописью да соответствием телеформату. Включая все эти истошные крики «Где ваши руки?!» и т.п. имитацию духа.
Безвозвратный «конец прекрасной эпохи»?..
Но она всё-таки была, как бы это невероятно ни показалось тем, кто становится потребителем музыкального продукта (вот наиболее точное обозначение ныне в этой области происходящего) в наши дни. И первые месяцы 2008-го каким-то внезапным стечением самых разных обстоятельств – юбилеями, в том числе печальными; концертами, в частности, интригующе-долгожданными; большим количеством вдруг почти сразу вышедших «на тему» книг, наконец, невозвратными потерями из серии роковых (с ударением на последнем слоге) – об этом внятно и громко напомнили.
В связи с этим мы даём ЗаРок. Обращаться к этому социально-культурному пласту хоть изредка. Из уважения к былому. И с думами о том, что вдруг, раз! – материя ведь такая подвижная и непредсказуемая – нечто возьмёт и снова произойдёт.
Пару месяцев назад в ЦДРИ прошёл вечер памяти Александра Башлачёва, приуроченный к двадцатилетней годовщине со дня его гибели, – мероприятие, которое буквально напрашивается на метафорический образ вечера памяти русского рока.
Большой зал Центрального Дома работников искусств в этот день был наполнен до отказа. Мест не хватало. Кому-то приходилось стоять, кто-то расположился у сцены. Казалось бы, радующий глаз переаншлаг. Но, с другой стороны, даже если вынести за скобки отнюдь не роковый «статус» мест проведения, трудно было отделаться от не самой оптимистической мысли: стадиона и даже дворца спорта имя СашБаша в наши дни точно бы не собрало.
Вечер начался с показа документального биографического фильма «От винта!». Несмотря на то что в работе над ним засветились такие мэтры, как Леонид Парфёнов и Артемий Троицкий (кстати сказать, первый из них, в то время журналист Вологодского ТВ, как раз и познакомил молодого музыканта из Череповца с влиятельным рок-критиком), фильм показался слабым и наигранным. Торопливо поговорили о Башлачёве, показали несколько его выступлений, скоренько заехали в Череповец, на родину героя, поспрашивали соседей, мол, помнят ли, потом послушали БГ, Шевчука, повздыхали, показали съёмки похорон. И всё. То ли мэтры слегка поленились, то ли бюджет подкачал…
После кино на сцену пошли музыканты и поэты. Мадам Жанна Агузарова традиционно шокировала публику своим нарядом. В душе певица, видимо, осталась всё той же задорной «марсианкой», которой её знало поколение 80-х. Но видеть сегодня ломающуюся женщину не первой (да простится мне это) молодости в диковатом маскарадном наряде – это удовольствие из разряда специфических. Друг Башлачёва Сергей Рыженков сыграл на скрипке. Сергей Геворкян, лидер группы поэтов «Железный век», явно увлёкся декламацией своих творений. На вечере выступили как дебютанты, так и известные лица. Аплодисменты то угасали, то усиливались. И всё бы, конечно, ничего, если бы не ощущение, что истинные музыкальные способности некоторых участников концерта подстёгивались фонограммой (вещь в данном контексте немыслимая, с роком принципиально несовместимая!).
К середине мероприятия постепенно освободилось некоторое количество мест, так что те, кому пришлось провести все это время на ногах, могли наконец расслабиться. Однако оказалось, что расслабляться почти некому. Зал потихоньку пустел. Досидеть до конца, признаюсь, и у меня не хватило терпения. Нет, не из-за низкокачественного звука, не из-за откровенных ляпов некоторых участников вечера, даже не из-за хаоса, творившегося на сцене (перерывы между выступлениями затягивались иногда на 10 минут, микрофоны периодически выключались). За державу стало обидно, за русский рок…
Возникает не традиционный даже, а скорее, уже банальный вопрос: интересно, что бы сказал Башлачёв, доживи он до наших дней? Как бы оценил этот бескомпромиссный, каким он остался в памяти у всех, человек своих былых «старших товарищей», тех, на кого равнялся, делая первые шаги в творчестве. Того же Макаревича окончательно известного теперь в первую голову как народного кулинара. Те редкие новые клипы «старых мастеров», которые проходят самоцензуру МУЗ-ТВ, вызывают в лучшем случае глубокое сожаление. Их последние альбомы и вовсе нет никакого желания покупать. Слишком велик разрыв между рок-музыкой 80-х и современной, всё явственнее мимикрирующей под огрубевшую коммерческую эстраду. В ситуации, когда радио и телевидение заливают страну бесконечными потоками сомнительной стряпни, старые добрые рокеры вроде бы как будто и выражают свой решительный протест, но между тем сами (осознанно или нет) всё больше проваливаются в пустопорожний водоворот так называемой музиндустрии.
Много всего написано, много сказано, а Александр Башлачёв «на второй мировой поэзии» так и продолжает оставаться «годным и рядовым». Его творчество широко известно в узких кругах и, похоже, вообще не дошло до большинства нашего народонаселения. Почему? Ответ прост: песни Башлачёва в корне отличаются от предпочитаемой большинством музыки. Это настоящий андерграунд и без того опального отечественного рока. Это протест всему, чему его можно – и должно! – выразить: власти, системе, заскорузлости, глупости, смерти, жизни, войне, любви... Высказанный громко и внятно, с насмешкой, с презрением, а подчас с горькой иронией. Одним словом, так, как теперь уже никто и нигде не говорит.
«Отпевайте немых! А я уж сам отпоюсь», пел Башлачёв в одной из самых пронзительных своих песен «Посошок». И эта строчка могла бы стать лучшей блицрецензией на концерт его памяти.