Наталья Гранцева.
Воздух Петербурга.
– СПб.: Журнал «Нева», 2018.
– 96 с.
Существуют четыре давние и весьма понятные, но, однако, ныне мало востребованные поэтами и исследователями стихии: земля, вода, огонь, воздух. Воздух Петербурга – это особая песнь. И новая книга стихов Натальи Гранцевой посвящена именно ему. Каков он? Свежий, влажный, знакомый? Нет, не только!
Он «Европейский, выстраданный, детский, / Полудатский, с привкусом слюды, / Воздух Петербурга полушведский – Взвесь азота, камня и воды» – так начинается сборник. А в конце стихотворения воздух Петербурга освещён новыми метафорами: «Он парит, как дух инопланетный, / Как сирень, невидим и как царь. / Воздух Петербурга самоцветный – / Времени незримый календарь». Завершается же книга стихов уверенными мажорными нотами: «Речь ручная, музыка речная, / Скал сосновых царственный ампир, / Счастье – жить, о будущем не зная, / Пить небес азотовый сапфир».
В «промежутке» между двумя стихами автору удалось воплотить в символике воздуха самые разнообразные чувства, но воплотить по-новому, интересно и поучительно. О да, здесь немало известных и неизвестных имён: Ломоносов, Блок, конечно же, Пушкин, но здесь же Мелифисента (злодейка из мультфильма), Клаудерман, Цветона: «Жизнь – Цветона с чудом в рукаве / На прекрасном голубом Дунае, / На прекрасной голубой Неве»)… Автор не просто упоминает того или иного героя эпохи, он высвечивает как раз то, что мы не знали или не замечали.
Стихотворение «Восемнадцатый век – заповедник идей…» написано, как воспето, но воспето с болью: «Восемнадцатый век, ты забыт, как старик, / Девятнадцатым веком убийств и интриг. // Сдан в архивную пыль ты, как в дом престарелых, / Твой мундир обветшал, старомоден язык». Наталья Гранцева знает, о чём пишет, – о справедливости, о том, что XVIII век столько дал отечественной литературе и истории, что нам должно быть стыдно его не знать, не учитывать.
Удивительное стихотворение «Из-под храма огромного, башен, химер…» посвящено Медному всаднику, но при этом не говорится, что это за скульптура: «Чужестранец в чугунном лавровом венке, / он летит на закат в исполинском прыжке. // Над веками вздымаясь, как чёрный пластид, / Венценосным путём от востока летит, // Оседлав скакуна на гранитной волне, / Повернувшись спиной к покорённой стране». Медный всадник – в воздухе.
В книге стихов три части: «Белая сирень», «Кристалл разума» и «Алмазная манна». «Июнь, гроза, восстанье воздуха, / полнеба в плазменных разломах…» – начало стихотворения «Гроза». А в середине: «Держись, родная территория, / седьмая часть безвидной суши. // Не примеряй конец истории, / не плачь, не пей, не бей баклуши». Стихотворение «Ломоносов» написано… от первого лица, то есть от имени самого Ломоносова, а далее следует ода, да-да, ода «Потёмкин»: «Бог-миротворец олимпийский, / Атлет и интеллектуал, // Он договором Кайнарджийским / Свободу Крыму даровал. <…> Он все преграды одолел, / Факир казны, наместник царский, // В шампанской бухте Ахтиярской / Быть Севастополю велел!».
Книга стихов – это именно книга, которая нас учит прошлому, но это и стихи, которые восхищают ещё и своими частными находками. За счёт многочисленных перифраз, за счёт употребления имён собственных, за счёт однородных членов пространство книги увеличивается, вбирая в себя множество оттенков и смыслов. Здесь есть новые рифмы и нечастые в стихах размеры. К концу книги стихотворение снова про воздух, но воздух, уже вобравший, воплотивший всё многообразие свершившегося и происходящего: «Здравствуй, воздух великий, Протей атмосфер, / Гесиод синеглазый, беззвучный Гомер. // Здравствуй, воздух империи, Янус-заря, / Расцветающий май, листопад октября. // Здравствуй, воздух-раздумье и воздух-бунтарь, / Аромат реставрации, детства букварь. …Ты божественных замыслов хамелеон / В палимпсесте имён многослойных времён. // И твой воздух сиреневый, рыбный, немой / Напоён исторической тьмой».
Современная поэзия способна дать новое видение всему, что, казалось бы, уже воплощено в поэтическом мире, но фиксация и интерпретация того же Петербурга могут стать неожиданно новыми, отвечающими внутреннему поиску людей, перешагнувших эпоху. И вслед за Натальей Гранцевой мы повторяем: «Какое счастье – встретить гения / В толпе пустыни безымян-ной / И вдруг вдохнуть стихотворение, / Как облако с алмазной манной».
Вера Харченко