Сельскохозяйственный сезон на финише, пришло время деньги считать и размышлять о будущем. Аграрии поработали в 2023-м славно – собрали более 147,3 млн тонн зерновых и зернобобовых при средней урожайности 30,9 центнера с гектара. Из всего зерна на пшеницу приходится 98,1 млн тонн при урожайности 32,5 ц/га. Сравнивать с прошлым годом не будем, тот был рекордным за всё время наблюдений: более 157 млн тонн. Но урожай не рынок акций и недвижимости, где надо постоянно расти. На селе важны стабильность, качество, ритмичность поставок. Особо приятно, что немного обошли по урожайности коллег-канадцев, с которыми себя постоянно сравниваем. И качество пшеницы очень хорошее. На этот год ещё нет всех цифр, но в 2022-м процентов 80 всей пшеницы – 3–4-го класса. Всё это отлично. И все сорта нашей, отечественной селекции. По семенам зерновых уже никак не зависим от импорта.
И климат помогает
В нашем ростовском хозяйстве тоже 2022 и 2023 годы – рекордные с точки зрения валового сбора. Обновили и свои рекорды урожайности: средний вал пшеницы нынче выше 50 центнеров с гектара.
Довелось мне после жатвы подвозить в Москву старика-агронома. Дорога длинная, 12 часов, о чём только не переговорили. Он коммунист, с ностальгией вспоминает СССР. Но отметил: тогда таких урожаев не было, 30 центнеров с гектара считалось пределом мечтаний. Значит, идём вперёд. Рост урожайности идёт за счёт правильных агротехнологий, механизации, современных средств защиты растений. Но не только.
Нам помогает – представьте себе! – даже климат. Везде говорят об ужасах климатических изменений, а нам – повезло. В нашей степной зоне климат, как ни странно, улучшился, стал менее засушливым. В Краснодаре это приводит к жутким ливням, а нам в Ростовской области просто даёт качественную влагу, основу хорошего урожая. Что будет дальше – бог весть, но пока так.
«Всё выращенное – сохранить!»
Мой попутчик – агроном говорил, что такой лозунг был распространён при СССР. Вроде бы очевидно, но – верно, не поспоришь. Вырастить хороший урожай – полдела, надо ещё его сберечь и выгодно продать. Юг страны (т.е. наша зона) – основа российского зернового экспорта, отсюда вывозить за границу рентабельно, транспортное плечо короткое, порты рядом. Так было и до революции 1917 года: в Европу везли зерно именно отсюда.
В этом году с экспортом то и дело возникали сложности. Один зерноторговец-экспортёр сказал мне: «Кусачие эти западники, шипучие, что твои гусаки. Но мы их усмирим». Наши партнёры-зерноторговцы не могут, как раньше, вывозить зерно в тех объёмах, к которым привыкли. Впрочем, экспорт всё равно не останавливается, идёт полным ходом. Раз в товаре есть надобность – так или иначе его довозят до потребителя.
Последние два года идёт перестройка всего и вся, но непонятно, что дальше, планировать трудно. Правда, в такое время открываются новые окна возможностей. Или хотя бы форточки. Как говорил знатный русофоб Черчилль, «оптимист в каждой трудности ищет возможность». Тут с ним надо согласиться – ведь мы, аграрии, и есть неистребимые оптимисты.
Булки и солярка
Какие проблемы стоят сейчас перед нами, российскими аграриями, особенно остро? У любой продукции две базовые характеристики – себестоимость и продажная цена. Нынче столкнулись с самой неприятной для всякого бизнесмена ситуацией: продажная цена снижается, себестоимость растёт.
Что с ценой? Мировые цены на пшеницу после рекордного урожая 2022-го ощутимо просели, и сейчас хороший урожай их также не повысил. Продаём зерно на экспорт, ориентируясь строго на мировые цены, на цены биржевых контрактов, влиять на которые не в силах.
Сильно досаждает экспортная пошлина, введённая несколько лет назад. Тогда приняли за базовую цену 200 долларов за тонну, а 70% от того, что выше, «отрезается» в пользу государства. Вроде бы социально значимое дело, когда часть сверхприбыли южных хозяйств изымается в общую казну, откуда идёт на поддержку отрасли и отдалённых хозяйств, но нам-то самим не слишком хорошо. Сейчас пошлину чуть понизили, перевели в рубли, а год назад до 30% продажной цены пшеницы мы недополучали. Это почти 100 млн рублей, на минуточку, только по нашему предприятию совсем не огромного размера. Обещали возвращать деньги непосредственно производителям зерна, но… увы!
Понятно, что помимо наполнения бюджета мера была призвана понизить цены на внутреннем рынке, который тоже ориентируется на экспортные цены, но, на мой взгляд, социально значимых задач это не решило. Поддержка слабых хозяйств их не реанимирует, а прикрываться благой целью снижения цены на хлеб, которая за 10 лет выросла почти втрое, тоже, считаю, неправильно. Цена на муку и зерно не так сильно влияет на цену хлеба. Производитель намного больше тратит на воду и отопление в пекарне, а также на налоги, зарплаты, логистику. Дорожает бензин – дорожает и развоз хлеба. В Национальном аграрном агентстве подсчитали, что будет, если цены на зерно вырастут вдвое. Получилось, что цена буханки хлеба выросла бы меньше чем на рубль. В булке, которую вы покупаете в магазине, цена зерна составляет 10–15%.
В этом году мы продавали зерно хо¬рошего, 3 и 4-го класса по 12–13 рублей за килограмм. Цены прошлого года – около 15. Казалось бы, разница в 15%, где тут ужасная просадка, но вспомним про второй аспект – себестоимость продукции. А она для каждой культуры даже на соседних полях разнится, но общий тренд понятен. Начиная с 2022-го скакнули по цене вверх ровно вдвое запчасти и техника – и свои, и импортные. Какие-то цены поднялись по объективным причинам: вырос курс валюты, сложнее каналы поставки. А какие-то по субъективным: никуда не денутся аграрии, считают поставщики, – всё равно купят.
Сильно выросли цены на средства защиты растений, минеральные удобрения. Ещё более вопиющей была в конце лета и начале осени ситуация с соляркой, когда она подорожала почти в полтора раза. Сезонные колебания – обычное дело. Мы закупаем оптом дизельное топливо в сезон уборки или посевной вообще дороже, чем просто в розницу на заправках. Нынче же даже заправки для частников лихорадило. Но если гражданин может поставить автомобиль на прикол и пересесть на автобус, у нас все сельхозоперации обязательны и сэкономить невозможно. Я подсчитал: скачок цен на топливо вытянул из хозяйства лишние 4 миллиона рублей. Растут и зарплаты, мы их индексируем – это тоже ложится на себестоимость. Пытаемся разумно подходить к учёту и находить дыры в бюджете, чтобы удержать себестоимость в разумных, экономически выгодных пределах. Сейчас она у нас около 9 рублей за килограмм пшеницы.
Большие и малые
Сегодня действовать по-старому нерентабельно. Но многие мелкие фермеры (да и те, что крупнее) часто живут «как тогда». Что-то попахал, что-то посеял, продал проверенному покупателю. В условиях современной нестабильности (а когда она была, эта стабильность?) важно не просто гадать на кофейной гуще, «какая культура скакнёт вверх в следующем году», а математически управлять предприятиями, минимизируя риски. На погоду мы влиять не можем, а на улучшение трудовых процессов можем. И обязательно должны.
Держаться на плаву удастся, лишь точно зная, что происходит в любой момент времени, сколько это стоит и к чему ведёт. В случае с биржевыми товарами, на цену которых мы влияем (а сельхозпродукция по большей части такова), требуется основательно освоить планирование и управление себестоимостью, а также стать удобным поставщиком.
Подорожал фрахт, перебои с «лодками» (так называют мелководные сухогрузы) в порту – значит, экспортёры будут работать в первую очередь с теми, у кого хорошие склады, где будет храниться зарезервированная под данного экспортёра продукция, которую он в любой день может оперативно забрать. Многие фермеры продают зерно прямо с поля, из-под комбайна, либо хранят под открытым небом. В таких случаях реально сдавать зерно лишь перекупщикам либо при большом ажиотаже. Данный подход сильно понижает цену. А строить склад – это же вкладываться в «бесполезную» недвижимость. Но у серьёзных хозяйств склады есть, причём под весь потенциальный урожай, чтобы потом не дёргаться и не сбывать продукцию по бросовой цене.
Наши товарищи из соседнего, довольно крупного, хозяйства имеют огромный опыт управления запасами, хранят подсолнечник (они его любят и умеют выращивать) столько, сколько требуется до нужной цены. Могут хранить год и более, дожидаясь целевой прибыльности. Ясное дело, надо иметь запасы оборотных средств и хорошие кредитные линии. Всё это по силам только предприятию приличного размера.
Мелкие фермеры (до 1000 га) не имеют своей зерноочистки, своих «домиков на курьих ножках», называемых ЗАВами, где подрабатывается зерно для будущего посева, а также удаляется сор при отгрузке на продажу. Можно, конечно, у более крупных и технологичных хозяйств попросить почистить, но твёрдо рассчитывать на это нельзя, да и деньги немалые. А это опять сказывается на себестоимости. Все эти обстоятельства делают мелких фермеров всё менее конкурентоспособными.
Очень жаль денег, когда нужно их вкладывать в обновление техники, тем более что она вздорожала вдвое. В том году мы вывели из оборота наш отряд старых зелёных Дон-1500, заменив на 4 самых современных Торума, заплатив 125 млн рублей, а годом ранее они стоили бы около 70 млн. Потратились, но это позволило летом в сложную и дождливую уборочную кампанию не потерять часть урожая. Маленькое хозяйство этого сделать в принципе не может.
Это и к кадровому вопросу относится: мало кто из молодёжи готов идти работать на старом металлоломе без кондиционера и навигации, даже пусть и за приличную зарплату. Инвестиции в парк техники – не какие-то понты, а реальная необходимость со всех точек зрения.
По-прежнему считается, что крайне важную роль играет тот самый «малый бизнес» или «мелкий фермер», на плечах которых и должна-де надёжно стоять современная «правильная» экономика. Моё мнение: это не так. По крайней мере, в сельском хозяйстве промышленного формата, где выращивают стратегически важные культуры. Мелкий фермер не имеет экономической возможности работать эффективно, себестоимость продукции у него выше, он всегда на грани рентабельности, ему трудно развиваться. Его максимум – не дать комбайну развалиться, собрать какой-то урожай и обеспечить семье и нескольким работникам шанс для житья и пропитания. Сильное увеличение себестоимости продукции в первую очередь ударяет по частникам, которые трудятся на своих нескольких сотнях гектаров. Фермер слабо нацелен на развитие производства и переработки, на новые экономические взаимосвязи. Не интересуют и вложения в инфраструктуру, в развитие.
Что ещё помеха фермерам? Сейчас всё актуальнее работать «вбелую», что не все частники могут себе позволить, потому что раньше держались на плаву за счёт неуплаты налогов, теневых платежей, воровства у соседей удобрений и средств защиты. Теперь, когда для успеха нужны кредиты, хорошая банковская история, регистрация использования агрохимии в специальных госпрограммах, а также прослеживается выращивание и реализация зерна на всех этапах, стало им совсем тяжко. И нередко ведёт к естественному итогу: в нашем районе фермеры с банком земли около 500 га потихоньку начали сдавать её в аренду другим фермерам либо предприятиям. И нет закулисного давления, которое часто приписывают крупным холдингам: никто никому не выкручивает руки, не вымогает – действует неумолимая экономическая необходимость. Пожалуй, это и есть «невидимая рука рынка», о которой писал, кажется, Адам Смит.
Наверное, где-то мелкие товаропроизводители более успешны и эффективны, но я пишу о том, что постоянно наблюдаю своими глазами.
Только бы опять не подружились!
Ссора с Западом – похоже, навсегда, и это очень хорошо! Мы, крепко стоящие на ногах сельхозники, аплодируем стоя. И стучим по дереву: только бы опять не подружились!
Да, с одной стороны, тяжеловато, но с другой – если снять санкции, снова откроется рынок для западной продукции по всем фронтам, без развития своей промышленности и переработки.
После начала экономической блокады вдруг обнажились слабые места нашего вроде бы бурно развивающегося аграрного сектора: нет собственных яиц бройлеров, нет собственного хмеля для пивоварения, нет своих доступных гибридов востребованных культур (кукуруза и подсолнечник), да много чего насущно необходимого нет. А должно быть, и сейчас эти отрасли АПК начинают формироваться заново, пускай пока на китайской технической базе. Хочется верить, что и своя база подоспеет.
Принято критиковать Россию за чисто сырьевой экспорт, а надо бы, говорят критики, экспортировать лишь продукты переработки и продавать товары с высокой добавленной стоимостью. Это верно, но давать хорошие советы – просто, а реализовывать – гораздо труднее. Чем выше уровень переработки, тем сложнее продать товар на мировом рынке – это, можно сказать, закон международной торговли.
К сожалению, у нас не всегда получается организовать переработку сельхозсырья даже для удовлетворения своего спроса. С этого бы стуило начать. Вот, к примеру, пшеница. Экспортировать продукты её переработки сложно, западные рынки для нас закрыты, кстати, и за счёт давно существующих локальных перерабатывающих производств. Та же Турция не просто зерновой хаб-перекупщик, который распределяет потоки дальше, а мукомольный гигант с высоким качеством и потрясающе низкой себестоимостью. Можем ли делать так мы? С ходу нет, потому что самим огромные объёмы муки не нужны, а хранить и вывозить муку сложно, дорого, да и покупать её не горят желанием. Каждое государство старается защитить свои перерабатывающие производства, обеспечив их лишь недорогим импортным сырьём. Но невозможность сделать это сейчас не означает, что к этому не надо готовиться.
Именно поэтому неплохо бы озаботиться проблемой глубокой переработки зерна не только для экспорта, но и для насыщения потребностей своих отраслей народного хозяйства. Мука – лишь базовый, самый народный способ переработки зерна. Есть потребность в глюкозном сиропе для микробиологической промышленности во всём мире, в себестоимости которого стоимость зерна составляет, как говорят специалисты, до 60%, а уж зерно у нас недорого. Очень востребована организация выпуска ферментов, незаменимых аминокислот (лизин, треонин, метионин, триптофан, валин); таких витаминов, как ВІ и В№І; таких органических кислот, как лимонная и молочная; антибиотиков, средств защиты растений, полисахаридов и т.д. Всё это не только даст продовольственную и медицинскую независимость России, но и может стать основой экспорта продукции с высокой добавленной стоимостью, о чём все так сильно заботятся (пока по большей части на словах). Сейчас у нас есть лишь два завода по производству ферментов – под Новосибирском и Тамбовом, которые покрывают около 10% внутренней потребности. Так что мест на рынке достаточно.
Более 12 млн тонн зерна в год можно переработать в топливный этанол, который очень хорош как добавка для улучшения качества моторного топлива. Крупнейшие поставщики – США и Бразилия, у них для этого есть нужное сырьё и сформирована отрасль. Нужное сырьё есть и у нас, даже законодательство уже скорректировано, осталось лишь начать.
Новые площадки
Много разных сельхозинициатив требует срочного и умелого внедрения, и тут особо важна роль государства. Ему большое спасибо за субсидирование кредитных ставок, но мне видится, главная задача на ближайшие годы – формирование благоприятной среды для развития переработки сельхозпродукции. Надо сформировать особые экономические зоны в логистически удобных местах, обеспечить гарантированным госзаказом на продукты переработки, принять участие в возведении поселений вокруг этих зон для привлечения отовсюду молодых специалистов, поднять престиж профессий, связанных с переработкой. Также полезно открыть филиалы авторитетных аграрных университетов прямо на этих территориях, обеспечив непрерывную практику и трудоустройство свежих специалистов.
Новые регионы России, кстати, очень подходят для таких инициатив, там отличный климат, плодородные почвы. Многие переезжают на юг страны с северов и сталкиваются с проблемами на рынке труда, перенаселением, а могли бы работать в отечественной промышленности (а сельское хозяйство – это её отрасль) во вновь построенных городах и новых экономических кластерах.
В целом сельское хозяйство в его растениеводческой части живёт и будет жить хорошо при грамотном внутрихозяйственном управлении. Не будет продаваться пшеница – будем искать новые рынки, сеять другие культуры, вкладываться в переработку. Будем держать нос по ветру, не жалеть средств на привлечение молодёжи на село, снижать себестоимость килограмма пшеницы и искать кооперации с инновационными переработчиками. А может быть, и сами рискнём стать переработчиками.
Григорий Стасевич, руководитель хозяйства, пос. Степной Курган Ростовской области
В ТЕМУ
Урожай кукурузы в России может достичь высоких значений. В этом сезоне в стране уже собрали рекордные объёмы: 15,8 млн тонн, что на 4% превзошло показатели предыдущего сезона. Россия войдёт в топ-10 стран мира по объёму производства кукурузы и опередит Канаду.