Ксения Букша. Открывается внутрь: Рассказы. – М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2018. – 283 (5) с. – 2500 экз. – (Роман поколения).
При первом же беглом взгляде на новую книгу молодой питерской писательницы Ксении Букши невозможно не обратить внимание на некоторое расхождение в определении жанра: сначала произносится слово «рассказы», а потом следует указание на «роман». Как представляется, такая путаница возникает неслучайно.
Если ориентироваться на внешнюю сторону дела, то перед нами именно рассказы, а точнее – цикл рассказов, состоящий из восемнадцати самостоятельных произведений. Однако, когда вглядываешься в содержательную сторону сборника, возникает неизбежная мысль о том, что перед нами именно роман с переходящими из одного текста в другие героями, как, например, два маленьких дружных братца (Серый и Рома). И это, не говоря уж о том, что к нужным местам персонажей книги подвозит одна и та же маршрутка, следующая под номером 306.
И если в композиции произведения возникают вставные эпизоды вроде новеллы «Ключ внутри», то это не противоречит духу современного романа. Профессор-затворник Лев Наумович, как заправский аутист, сначала принимает приглашение студента Пети Ковальского прочитать лекцию, а потом погружается в составление одному ему известных формул. Пожалуй, чем-то он напоминает то ли скромного математика Григория Перельмана, то ли кого-то из героев прозы Элиаса Канетти или Энтони Бёрджесса. Но в любом случае фигура одинокого учёного, который вместо того, чтобы встретиться с молодёжью, сидит в рюмочной, которые, кажется, только в Питере и остались, за… чашкой чая, узнаваема и по-своему символична. А может быть, он – духовный потомок философа Григория Сковороды, которого «мир ловил, но не поймал»?
Атмосфера прозы Ксении Букши довольно мрачна, можно сказать, беспросветна, что бы писательница ни описывала: семейную жизнь, детские дома, бассейны или петербургские кварталы, по которым колесит та самая маршрутка. Сквозная тема книги – детство, которое в представлении автора столь же тягостно и безотрадно. Дети, рождённые и нерождённые, желанные и нежеланные, родные и приёмные, населяют художественный мир К. Букши.
В своё время Владимир Солоухин в «Камешках на ладони» обратил внимание на тенденциозность поэтического дара Некрасова. Он представляет барина, который осенним днём едет из Карабихи в Ярославль. Крестьяне собрали и обмолотили зерно. В садах снимают и складывают в ящики с опилками антоновские яблоки. Пасечники качают последний мёд и переносят в омшаники ульи. В деревнях играются свадьбы… Но всё это не возбуждает поэтического вдохновения. И вот взгляд поэта цепляется за несжатую полоску, может быть, одну-единственную на всю губернию. Сразу мысли и чувства Некрасова проясняются, а в душе рождаются горькие строки о народной доле…
Подобная тенденция характерна и для прозы К. Букши. Это её выбор, на который она имеет полное право, это её позиция. В конце XIX века явились художники, которые назвались передвижниками и главный акцент сделали на страданиях людей. Но рядом с ними Врубель писал своего Демона, Архипов и Малявин изображали дородных баб в красных полушалках, а Билибин и Васнецов увлекались фольклорными сюжетами. Это был их выбор, а без выбора – какая же творческая свобода?
Не могу осуждать писательницу за её авторскую точку зрения. В конце концов это тот же критический реализм. А я всегда был цепным псом реализма.