Елена Шуваева-Петросян. Сквозь ресницы: Лирика. – Ереван, 2008. – 112 с.
Ованес Григорян, секретарь Союза писателей Армении, в своём вступлении к этой книге называет автора «последним из могикан романтизма, каким-то чудом оказавшимся в XXI веке». И действительно в лирике Елены Шуваевой-Петросян прослеживаются и романтическое двоемирие («бежишь ты из земной тюрьмы»), и культ природы («ласкает рассветно тропинка меня»), и стремление к вечному и бесконечному («от края неба к краю моря»).
За живыми, органично растущими строками стоит отзывчивая, искренне любящая лирическая героиня, близкая к автобиографическому автору. Её «сердечко надрывальное», в котором любовью «раскрошен покой», покорно и страстно предано мужчине. Но она «шагнула бы в бездну, да путы крепки…» – лирическая героиня молится за своих детей на вечерней и утренней заре, и в первую очередь обращена душой к ним.
Поэтессе, родившейся в России, в Волгоградской области, но уже долгое время проживающей в Армении, свойственна особая тональность любви одновременно к двум странам, внимание к армянской и русской культуре (поэт и музыкант Саят-Нова, Новодевичий монастырь) и природе. У русской речушки Тростянки и на вершине потухшего вулкана, горы Арагац, самой высокой точки Армении, героиня, охваченная озарением, у неба просит прощения «за то, что не ценила жизнь».
Приметы стиля Е. Шуваевой-Петросян – тяга к сверхкратким, к примеру, одно- и двустопным строкам («Была! Однословный многорифм»), рефрену, самодостаточность варианта текста («По краю», «По краю – 2»). Поэтесса склонна к акростиху (читай словосочетание «Слиток улиток» по левому ранжиру стихотворения «Садилось солнце, вечер млел…»), к восточным «твёрдым формам» (танка, хайку, газелла, сичжо, кыта). Её «танка» и «хайку» не воспроизводят каноны этих жанровых образований, а лишь отталкиваются от признаков японских форм, превращаясь в особые авторские тексты. Прямой, неметафорический жанровый взгляд танка и хайку на окружающий мир, предметность, сезонные слова в их содержании у Е. Шуваевой-Петросян преображаются в метафорику и умозрительные образы.
Обращаясь «сердцем на Восток», поэтесса обретает метафорический настрой: «мёртвые деревья» возвышаются символом мольбы, «стая птиц» вспархивает «надеждой», столетний дуб, невольно ставший воином за «сто лет побоищ», разрубает Солнце. Слепые «зимнее солнце» и «зимняя луна» модулируют настроение лирической героини. Она, как бабочка, спешит сродниться с цветком, окунается в цветенье деревьев, чтобы уйти от суеты.