Алексей ПОЛУБОТА
* * *
На этом солнечном, сосновом,
На каменистом берегу
Брусникой зреющее Слово
В душе до срока берегу.
Вот рыжехвостым счастьем белка
Сверкает в воздухе, – лови!
И компас безмятежной стрелкой
Зовёт к несбыточной любви.
Вздыхая, волны наплывают
На плечи тёплые земли,
И чайки, как печали, тают
В туманно-голубой дали.
Вечность
А может, я останусь навсегда
Солёным камнем слушать песни моря.
И будет мне студёная вода
Подругой верной в радости и в горе.
И в оный день на мой замшелый бок
Присядет девушка с тоскою безголосой.
И будет, улыбаясь, гладить Бог
Прядь непокорную волос её белёсых.
И будут сосны весело звенеть,
В свои объятья принимая ветер.
И будет капелька брусники алой зреть,
Единственная для меня на свете.
Суета
Так беззащитно лист осенний
мне ткнулся в лацкан пиджака.
Быть может, верил он: «Спасенье
подарит тёплая рука».
Быть может, другом закадычным
он стал бы для моей души.
Но я спешил к метро привычно,
но я спешил, но я спешил…
Мёртвая симфония
Осень кончилась. Гул машин
стал ещё холодней и тревожней.
Облетевшие ветки души
мутным солнцем согреть невозможно.
Эх, Москва! Как суров твой аршин…
Вновь асфальт равнодушно бесснежен.
И в симфонии мёртвой машин
птичьи скрипки всё реже и реже.
* * *
Девушки по-прежнему прекрасны.
Зелена весенняя трава.
Так чего же я кляну напрасно
Это имя древнее «Москва»?!
На сырых, искрящихся бульварах
Отражают лужи синеву.
И хоть редко, но звенит гитара,
И любовь по имени зовут.
Здесь забвенью непокорный гений
Чуть склонил курчавую главу.
Родники его стихотворений
Омывают до сих пор Москву.
Побеждая гул глухой, машинный,
Голос подают колокола.
Светлый крест над суетой мышиной
Церковь Вознесенья вознесла.
* * *
Там, где срываются звёзды,
Словно созревшие сливы,
Мы кружками пили воздух
Божественного разлива.
Блестели глаза, как влага
На листьях крапивы тёмной.
И где-то в глуши оврага
Журчало светло и скромно.
Шумели ночные травы,
Ласкаясь к ногам уставшим.
По тёплой земле шершавой
Мы шли за звездой упавшей.
* * *
Я помню строгие озёра
В объятьях сумеречных скал.
Алея, солнце долгим взором
Смотрелось в темноту зеркал.
Я помню: низкие берёзы
Друг к дружке жались потесней,
Пугаясь призрачной угрозы –
Мной потревоженных теней.
Я помню смутный запах дыма
Неразличимого костра
И в полумраке нелюдимом
Весёлый голос топора.