Русская идея в творчестве классика
Современному читателю Николай Васильевич Гоголь всё больше открывается как духовный писатель и религиозный мыслитель. В частности, и такая важная тема отечественной философии, как русская идея, нашла у Гоголя своеобразное преломление.
Размышления о национальном характере русского народа и его предназначении составляют итог и своего рода вершину книги «Выбранные места из переписки с друзьями». По существу, Гоголь изложил здесь вкратце содержание русской идеи, которое созвучно тому, что писали в дальнейшем на эту тему выдающиеся русские философы. По Гоголю, путь к Христу – это одновременно и путь к преодолению непонимания, к примирению. Он мечтал, чтобы в Российском государстве была создана должность человека, который примиряет всех враждующих людей, имеющих разные убеждения и принадлежащих к разным сословиям и партиям. Более того, Гоголь сам хотел бы послужить на этой должности, зная о своей способности мирить совершенно разных людей. Он был уверен, что тем самым принесёт большую пользу отечеству. Он писал об этом в «Авторской исповеди»: «Мне казалось, что больше всего страждет всё на Руси от взаимных недоразумений и что больше нам нужен всякий такой человек, который бы, при некотором познанье души и сердца и при некотором знанье вообще, проникнут был желаньем истинным мирить».
Нравственное совершенствование, служение ближнему и путь к Богу – это для Гоголя, по существу, одно и то же. Таким образом, путь к Богу – это одновременно и возможность объединиться людям различных убеждений, воззрений и настроений. Фактически это путь к осуществлению извечной «витающей в воздухе» идеи – братства людей.
Размышления на эту тему составляют последнюю главу «Выбранных мест», которая называется «Светлое Воскресенье». Способность достичь такого братства, пусть пока не реализованную, а большей частью потенциальную Гоголь считает отличительной чертой русского человека. О его национальном характере Гоголь, в частности, писал: «...Есть много в коренной природе нашей, нами позабытой, близкого закону Христа, – доказательство тому уже то, что без меча пришёл к нам Христос, и приготовленная земля сердец наших призывала сама собой Его слово, что есть уже начала братства Христова в самой нашей славянской природе, и побратанье людей было у нас родней даже и кровного братства...»
Так в религиозно-философских воззрениях Гоголя выразилась русская идея – мечта о братстве всех людей на религиозной основе. Вот что писал об этом Н.А. Бердяев: «У него (Гоголя – И.М.) была идея, что Россия призвана нести братство людям. Самое искание Царства Божьего на земле было русским исканием. С Гоголя начинается религиозно-нравственный характер русской литературы, её мессианства. В этом большое значение Гоголя, помимо его значения как художника. У русских художников будет жажда перейти от творчества художественных произведений к творчеству совершенной жизни. Тема религиозно-метафизическая и религиозно-социальная мучит всех значительных русских писателей».
Наверное, в самой большой степени это относится к творчеству Ф.М. Достоевского. В частности, размышлениям о русской идее во многом посвящена его известная речь о Пушкине. Достоевский уверял, что «...будущие грядущие русские люди поймут уже все до единого, что стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловечной и всесоединяющей, вместить в неё с братскою любовию всех наших братьев, а в конце концов, может быть, и изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племён по Христову евангельскому закону!».
Таким образом, в определении русской идеи он, по существу, был согласен с тем, что писал об этом Гоголь в «Выбранных местах». Подобно Гоголю, Достоевский связывал предназначение русского народа с сущностью национального характера: «...Ко всемирному, ко всечеловечески-братскому единению сердце русское, может быть, изо всех народов наиболее предназначено...»
Правда, идея братства и соборности является не только особенностью русского восприятия христианства, её корни уходят гораздо глубже. Они находятся в самом начале христианской религии – в Евангелии. Христос призывает Своих учеников быть братьями («Не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель – Христос, все же вы – братья») и утверждает: «Если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного. Ибо, где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди них».
Размышления о путях развития России, а значит, и о русской национальной идее, которая, безусловно, оказывает большое влияние на выбор одного из таких путей, стали одной из основных тем русской философии ХIХ и ХХ веков.
Например, И.А. Ильин считал одной из главных задач российского общества открыть «путь к исканию и нахождению новой справедливости и настоящего русского братства». Основной смысл русской идеи Ильин, как и Гоголь, непосредственно связывал с христианством, а путь к её осуществлению – с будущим. Он писал: «Её (русской идеи – И.М.) возраст есть возраст самой России. А если мы обратимся к её религиозному источнику, то мы увидим, что это есть идея православного христианства. Россия восприняла своё национальное задание тысячу лет тому назад от христианства: осуществить свою национальную земную культуру, проникнутую христианским духом любви и созерцания, свободы и предметности. Этой идее будет верна и грядущая Россия».
«Выбранные места из переписки с друзьями» потому оказали большое влияние и на литературу, и на философию, что они стали не просто рассуждением на религиозно-нравственную тему, а по существу, проповедью – христианской проповедью в форме литературного произведения. Поэтому в нём и содержалась столь большая сила воздействия. Гоголь в «Выбранных местах» ставил перед собой, помимо задачи религиозно-философского осознания современной ему российской действительности, ещё и другую, главную – преобразование её в духе христианства. Это для него представлялось основой, на которой возможно, как следствие, движение к воплощению русской идеи – всеобщего братства.
Гоголь в своих философских размышлениях выступает с весьма практических позиций, показывая, как каждый человек на своём месте может с любого момента начать совершенствовать жизнь свою и своего ближайшего окружения, а значит, в какой-то степени и всего общества. И при этом он всегда подчёркивает, что если ничего не делать в этом направлении, то это грозит тяжёлыми последствиями. Апокалиптические настроения проходят красной нитью сквозь эту книгу. Они же, собственно, являются причиной её создания.
Гоголь и в «Выбранных местах» остаётся реалистом, как и в своих художественных произведениях. Его размышления о состоянии российского общества с нравственной точки зрения и о его пути к осуществлению своих идеалов не абстрактны, а привязаны к реальности. Гоголь совершенно чётко осознавал и подчёркивал, что нет другого пути к совершенствованию внешних форм жизни общества, как только внутреннее преображение человека. Это такое своего рода «практическое христианство», по определению В.В. Зеньковского. Оно является отличительной чертой гоголевской религиозной философии. И Гоголь здесь явно выходит за рамки национальных особенностей восприятия религии. Хотя он много пишет и о православной церкви, которую русское общество должно лучше узнать и стремиться к ней. Однако проповедуемое Гоголем христианство не имеет какого-либо национального уклона или оттенка. Сущность его проста – «призвать Христа к себе в дoмы». Это проповедь христианства в его, так сказать, первозданном виде.
В этом её простота, в этом и её сложность. Ведь она говорит не только о том, как красив и величественен русский идеал – братство всех людей, – но и о том, как велика и трудна к нему дорога – воплощение христианских заповедей в жизнь. Вот почему патетический настрой, свойственный «Выбранным местам», как и всякой проповеди, соседствует с апокалиптическими настроениями, предчувствием надвигающейся грозы.
Глава «Светлое Воскресенье», где идёт речь о предназначении русского народа и, по существу, о русской идее, самая контрастная в книге. Здесь соседствуют самые мрачные настроения и самые светлые. Размышляя о человеке ХIХ века и его нравственном состоянии, Гоголь приходит к такому неутешительному выводу: «...И непонятной тоской уже загорелася земля; черствей и черствей становится жизнь: всё мельчает и мелеет, и возрастает только в виду всех один исполинский образ скуки, достигая с каждым днём неизмеримейшего роста. Всё глухо, могила повсюду. Боже! пусто и страшно становится в Твоём мире!».
А пытаясь заглянуть в будущее, он тем не менее восклицает: «Не умрёт из нашей старины ни зерно того, что есть в ней истинно русского и что освящено Самим Христом. Разнесётся звонкими струнами поэтов, развозвестится благоухающими устами святителей, вспыхнет померкнувшее – и праздник Светлого Воскресенья воспразднуется, как следует, прежде у нас, чем у других народов!».
Почему же разговор на столь светлую тему – о стремлении русского человека к всеобщему братству – столь контрастен? Потому что слишком большое расстояние отделяет весьма высокую идею от того, чтo до сих пор достигалось в реальности. Гоголь видит в России потенциальные возможности прежде других стран прийти к осуществлению христианского идеала братской любви. И в то же время он замечает: «Лучше ли мы других народов? Ближе ли жизнью ко Христу, чем они? Никого мы не лучше, а жизнь ещё неустроенней и беспорядочней всех их. «Хуже мы всех прочих» – вот что мы должны всегда говорить о себе».
Необходимо заметить ещё и то, что сама книга «Выбранные места из переписки с друзьями» не появилась бы, если бы не было огромного расстояния, отделявшего высокие христианские идеалы и реальное нравственное состояние российского общества. Собственно, это вопиющее несоответствие и подвигло Гоголя выступить всенародно с христианской проповедью в виде литературного произведения.
На этом примере видно, что односложное определение русской идеи как «стремление к всеобщему братству» явно недостаточно. Так можно определить только самую сущность, глубокую сердцевину такой идеи. Вряд ли ей можно дать полное, исчерпывающее определение и объяснение. Это всё равно, что ограничить живое явление рамками некой заданной схемы.
Например, Достоевский в «Дневнике писателя» писал о сущности русской идеи так: «Народ русский в огромном большинстве своём – православен и живёт идеей православия в полноте, хотя и не разумеет эту идею ответчиво и научно». И это звучит довольно убедительно.
Но когда он попытался конкретизировать эту мысль и связать её с историческим контекстом своего времени, то получилось нечто очень далёкое от действительности. Противопоставляя общественные настроения российского общества западному увлечению социалистическими идеями, он утверждал: «Не в коммунизме, не в механических формах заключается социализм народа русского: он верит, что спасётся лишь в конце концов всесветным единением во имя Христово. Вот наш русский социализм!».
Как показало дальнейшее развитие событий, именно в России и нашёл своё воплощение тот самый социализм «в механических формах», который, по мнению Достоевского, был чужд русскому народу. Таким образом, конкретный политический прогноз на основе убедительного определения русской идеи оказался неточным.
Хотя эта идея «носится в воздухе» и в какой-то степени осознаётся людьми, но дать ей исчерпывающее истолкование невозможно, так как продолжает совершаться судьба народа, на основе которой и можно делать вывод о содержании национальной идеи. Даже чётко понимая сущность этой идеи, невозможно представить её полностью – как некую вполне определённую законченную вещь. Наверное, только исторический опыт может постоянно вносить дополнения и исправления в общую картину такого явления, как русская идея.