Литературная общественность Санкт-Петербурга отметила 222-ю годовщину со дня рождения Пушкина. Шестого июня в городе на Неве традиционно звучат стихи гения, современные мастера пера делятся своими размышлениями о творчестве великого поэта. Популярный ленинградский писатель-маринист Виктор Конецкий, увы, почти два десятка лет назад ушедший из жизни, известен не только замечательными книгами на морскую тематику, но и яркими публицистическими статьями. Одна из них как раз была посвящена Пушкину и, как представляется, до сих пор не потеряла своей актуальности. Приводим её в сокращённом варианте.
Мы как-то любим горечь и тяжесть скорби, которая переполняет нас и щемит наши души в этот день. Возможно, это потому, что через искренность и неподдельность своей скорби воистину причащаемся вечных истоков и ценностей России.
У каждого есть мать. Каждый нормальный человек любит мать ровной сыновней любовью. И кажется, что сила любви и мелодии её не могут измениться, не могут стать глубже и сильнее. Кажется, что ты любишь мать так, как дало тебе небо, со всей своей способностью к этому чувству. Но вот мать умирает. И тогда оказывается, что ты любишь её с ещё большей силой и с каким-то иным, мучительным, но прекрасным качеством чувства.
Даже своей смертью мать обогащает твою душу и углубляет твою связь с миром, с его бесконечностью и красотой. Пушкин рождается, живёт и умирает при каждой самой мимолётной встрече не только с произведениями его гения, но просто с его именем. И его трагический конец каждый раз углубляет нашу любовь к нему. И непонятно, как может чувство делаться всё интенсивнее и прекраснее без конца. Но так происходит.
Такого обновляющего влияния личной смерти на жизнь других, какое оказывает сама физическая гибель Пушкина на русского человека, у других народных поэтов в других странах не знаю. И потому инерция скорби в этот день только способствует нам для размышлений о самих себе и судьбе нашей Родины в современном мире.
Две главные опасности
Есть две напасти, две главные опасности, которые вообще-то две стороны одной медали: одиночество человека в мире и угроза рационализма во всех областях человеческой жизни, включая жизнь нашего духа. Тысячелетиями мы верили в то, что рано-поздно Мудрость сможет – в идеале – научиться управлять человечеством. Теперь, незаметно для самих себя, мы усвоили другую формулу: Знание управляет человечеством. Знание абсолютно и бесповоротно взяло власть, отодвинув интеллект, который, очевидно, не сдал экзамен на аттестат зрелости. Разум был, конечно, определяющей силой, открывшей, например, атомную энергию. Разум натолкнулся на занятный факт природы, опознал и объяснил его, получил ЗНАНИЕ. Знание быстро оперилось, обрело самостоятельность, оторвалось от породившего его интеллекта и пошло метаться по миру в виде атомной бомбы. Мир в Мире, то есть отсутствие войны, определяется уже не самим разумом, а наличием этой бомбы, страхом перед полным взаимным уничтожением. Конечно, чтобы реализовать страх в миролюбивую политику, нужен Разум, но это уже подлаживание под существующую ситуацию, под диктатуру факта. Таким образом, зачастую не мудрость, а факт-знание управляет судьбой мира сегодня. Факты – это информация. На каждом перекрёстке слышишь: «Дайте мне информацию!», «Мне не хватает информации!», «Что делать с потоком информации?!». Почему-то не слышно: «Дайте мне мудрую мысль!», «Мне не хватает разума!», «Что делать с избытком мудрых мыслей?».
Информация всё более и более успешно заменяет нам разум. Дураки, имеющие информацию, дают сто очков вперёд умным в любых делах.
Чем заполняет пустоту Запад?
...Всё глуше звучит из прошлого мудрость великих, которые считали, что разум чего-то стоит только на службе у любви. Западные люди давно умеют разделять свою жизнь на отдельные, поочерёдные стремления, они хорошо научились подменять рассудком целостный дух. Мы не всегда считали идеалом содержать все духовные силы в одном центре в душе. Западный человек давно научился заполнять пустоту, образовавшуюся в результате утраты религиозного сознания, деловитой рациональностью, то есть бизнесом. Азарт и напряжение бизнеса достаточны, чтобы удовлетворить смысл жизни даже думающего западного человека. Я опять и опять убеждаюсь в этом, когда встречаюсь с ними.
За столетия своего существования Запад выработал систему делового мышления и хватку, лишённую какой бы то ни было духовности, высокой идейности и романтизма. Как пойдёт развитие нашего национального характера, если современная жизнь категорически требует и от нас рационализма, деловитости, расчётливости, меркантилизма? Все последние поколения наши воспитывались в духе революционного романтизма и военного романтизма на примере нашей революции, Гражданской и Отечественной войн. Революционно-романтическое мировоззрение последние шестьдесят лет заполняет то место в народном самосознании, которое раньше принадлежало религиозному мышлению.
Сейчас мы вступили в период, или даже эпоху, мирных переговоров, сосуществования и попыток использовать международное разделение труда. Это период дипломатии и деловых контактов. Если, предположим, для англичанина слово «дипломат» звучит как комплимент, то для русского «дипломатичность» традиционно звучит как нечто ускользающее от правды-матки, увёртливое и малосимпатичное. «Эк ты, братец, дипломат какой!» – означает для нас чуть только не прямое оскорбление.
Рационализм необходим, но...
Заграница деликатно недоумевает по поводу нашего преклонения перед Пушкиным, ибо смертельно скучает над «Онегиным». Русский же, и не читавши «Онегина», за Пушкина умрёт. Для русского нет отдельно «Онегина» или «Капитанской дочки», а есть ПУШКИН во всех его грехах, шаловливости, дерзости, взлёте, языке, трагедии, смерти.
В США проводятся опросы «Кому вы хотели бы пожать руку?» – дело идёт о живых людях. Если провести такой опрос у нас, предложив назвать и из ныне живущих, и из всех прошлых, то победит Пушкин. И не только потому, что он гениальный поэт. А потому, что он такой ЧЕЛОВЕК. Может быть, Набоков превосходно перевёл «Онегина», но тут надо другое объяснять западным рациональным мозгам.
Человека, который написал «Дуэль», уже ничто не остановит на пути к барьеру. Когда Пушкин написал «Дуэль», он подписал себе смертный приговор. Ведь он бы дрался с Дантесом ещё и ещё – до предела и без отступлений. Это уже ЦЕЛЬ. Свершив первый шаг, неизбежно движение к самому пределу. А смертный приговор – в любом случае. Если бы он убил Дантеса, то уже не был бы великим русским поэтом, ибо убийца в этой роли немыслим. Разве сам Пушкин простил бы себе? Остынув, придя в себя, разве он мог бы не казниться? И в какой ужас превратилась бы его жизнь? Пушкин – на вечном изгнании за границей! Это похуже смерти.
На Западе часто задают вопрос: «Вы боитесь становиться деловыми людьми?» Какой смысл нам бояться или не бояться? Мы обречены на то, чтобы на данном этапе стать деловыми людьми. Это как на рынке, где торгуются практичный крестьянин и рассеянный, безалаберный, философствующий покупатель. Если такой покупатель не научится практицизму и не начнёт торговаться умело, он погибнет. Но гибнуть он не согласен, так как у него есть семья и долг перед ней. И остаётся стать в чём-то таким, как этот рыночный торговец.
Первыми деловыми людьми на Руси были разные немцы и бельгийцы, потом появились кулаки, которые покупали вишнёвый сад. Эти люди знали дело и умели торговаться, но нам тошно даже вспоминать о них. Однако международное разделение труда и техническое направление мирового прогресса обрекают нас, как и все нации мира, на необходимость рационализма и неизбежную утрату некоторых симпатичных черт национального характера. Этот процесс должен быть взят на учёт, мы должны отдавать себе в нём отчёт. Потому что если какие-нибудь бельгийцы утрачивают второстепенные чёрточки, то мы, русские, со свойственной нам бездумной расточительностью способны вырвать самые корни своей национальной самобытности, не отдавая себе в этом подчас ни малейшего отчёта.
Различать умную душу от умной головы
Многое из сказанного выше касается и использования нами современной науки. Рациональная наука за эмоцией видит чистую химию, за совестью – ЭВМ, за эстетикой – только формулу. Никак не протестуя против научного мышления, художники не могут не считать, что такие действия – обмен неопределённых духовных ценностей на реальные выгоды момента – это скрытая, внешне очень соблазнительная, но хищническая форма использования духовного наследия всех наших предков.
Различать умную душу от умной головы способен далеко не каждый. Различать это с каждым годом делается труднее даже тем, кто хочет сознательно сохранить в себе способность к такому разделению. Основные понятия нравственности дрейфуют в потоке нашей быстрой жизни, приобретается способность изменяться в зависимости от рыночного курса цен на них. Потому так жизненно важно каждой нации иметь эталон Личности, эталон одухотворённости и нравственности.
Нам повезло. У нас он есть. Это Пушкин. Это эталон, который никогда не узнает тлена, который никогда не поддастся никакой коррозии и никакому окислению. Когда наша раздёрганная ошибками и сомнениями душа накладывается на произведения пушкинского гения или даже просто на его светлое имя, она начинает собираться по образу его гармонии. Так магнит собирает хаотическую металлическую пыль в сложную и прекрасную гармонию силовых линий, если встряхнуть бумагу с пылью над ним.
Виктор Конецкий