В последние дни 2009 года в подмосковном пансионате «Покровское» проходил III Международный симпозиум «Русская словесность в мировом культурном контексте» – как и прежние подобные встречи, созванный Фондом Достоевского.
На этот грандиозный научный форум прибыли около 400 участников – не только из разных концов России, но также из многих стран ближнего (Украина, Белоруссия, Армения, Казахстан, Эстония, Латвия, Таджикистан, Узбекистан и др.) и дальнего (США, Германия, Япония, Китай, Франция, Польша и др.) зарубежья. Президент Фонда Достоевского, писатель и историк Игорь ВОЛГИН поделился своими впечатлениями от симпозиума.
– Игорь Леонидович, нужны ли столь масштабные обсуждения в годину, когда отечественная литература занимает далеко не главное (чтобы не сказать маргинальное) место в системе общественного сознания? В чём сверхзадача подобных встреч?
– Знаете, мы всего лишь следуем известной апостольской максиме: «Духа не угашайте». Бывает, что духовное пиршество совершается «у бездны на краю». В конце концов сходиться можно не только в Давосе. Гуманитариям, как, впрочем, и всем остальным людям, тоже надо чтобы было, куда пойти. Тогда происходит, так сказать, развиртуализация мировой филологии – науки, согласитесь, достаточно отвлечённой. Посмотреть друг другу в глаза – поверьте, это довольно сильное эвристическое переживание. Вообще современное знание напоминает порой подводную лодку: обитатели одного отсека не ведают, что происходит за переборкой. Да иногда и в самом «отсеке» каждый возится только в своём углу. Отсюда – изобретение велосипедов, пробуксовка, бесконечное тиражирование давно заявленных мнений (я, например, с удивлением обнаружил несколько давних своих идей, аккуратно инкорпорированных в чужие диссертационные откровения). Вот почему полезно иногда собраться в кают-компании. Чтобы специалисты, положим, по «левой ноге» М. Булгакова сошлись наконец со столь же уважаемыми специалистами по его «правой ноге», не говоря уже о «ногах» прочих литераторов. Российская словесность – это целостный текст (хотелось бы верить, всё ещё длящийся), и к ней, как к любимой женщине, приложимы слова поэта: «И прелести твоей секрет разгадке жизни равносилен». Хотя ни жизнь, ни женщину, ни литературу не следует разгадывать до конца.
– А сколь широк диапазон тем и каков персональный состав участников?
– Диапазон – от «Слова о полку Игореве» до «Архипелага ГУЛАГа» и, скажем, Андрея Битова. В русской литературе очень сильны вертикальные связи. Например, Маяковский с его безысходной гениальностью и вселенской жаждой сокрушить вековые устои, отринуть всё бывшее до него и начать с чистого листа – разве в нём нельзя усмотреть признаки бунтующего толстовского духа, правда, с прямо противоположным знаком? И разве сам он не побочный ли сын всё того же не укоренённого в родной земле русского скитальца, которому непременно нужно всемирное счастье и который «дешевле не примирится»? Наше литературоведение – это в каком-то смысле чисто семейственные разборки, подразумевающие, однако, присутствие дальних родственников. Это – «всё наше». На симпозиуме речь шла о проблемах поэтики, о судьбах русского языка (его бытовании на постсоветском пространстве), о религиозно-философских исканиях, об авангарде и постмодерне. Секции и круглые столы вели такие учёные, как академик РАН В. Тишков (директор Института этнологии и антропологии), член-корреспондент РАН В. Багно (директор Пушкинского Дома), крупнейший специалист по творчеству А. Платонова член-корреспондент РАН Н. Корниенко, философ В. Кантор, критики и литературоведы В. Новиков, И. Шайтанов, Н. Иванова, И. Есаулов, В. Котельников, В. Казарин (по совместительству вице-мэр Севастополя) и др. И, конечно, наши достоевсковеды – В. Ветловская, В. Захаров, Т. Касаткина, В. Тихомиров, К. Степанян… А также замечательный филолог из США (бывший наш соотечественник) А. Жолковский, темпераментная Лена Силард (Венгрия – Италия), крупнейший немецкий славист Вольф Шмид… Работала и секция молодых исследователей. Но главное наше ноу-хау – соединение под одной крышей писателей и исследователей литературы. Наряду с «теоретиками» на нашем форуме выступали «практики» – писатели Л. Юзефович, А. Варламов, П. Басинский, В. Куприянов, А. Кабанов, Т. Жирмунская, С. Шаргунов…
– А также поэты, выпускники Литературной студии МГУ «Луч», которую вы создали и возглавляете вот уже более 40 лет…
– Да, вечером поэзии традиционно завершаются все наши симпозиумы. На этот раз выступали Е. Исаева, М. Ватутина, А. Аркатова, В. Иноземцева, Н. Ванханен, Т. Полетаева, Е. Новожилова, специально прилетевшие из США А. Цветков и Б. Кенжеев… Все они (вместе с С. Гандлевским, И. Кабыш, Е. Бунимовичем, Г. Красниковым, Е. Витковским, Д. Быковым, В. Павловой, В. Степанцовым, В. Вишневским и многими другими) – авторы только что вышедшей книги нашей студии Alma mater, о которой, надеюсь, «ЛГ» ещё упомянет.
– Не утрачивает ли ныне свою актуальность формула «Поэт в России больше, чем поэт»? Не становится ли современная литература таким же средством массового развлечения, как, например, телевизионные ток-шоу?
– Этого нельзя оспорить. Однако российскому читателю (в данном случае неважно, прав он или не прав) трудно отрешиться от мысли, что всё, о чём писали наши классические авторы, входит в состав некоего главного мирового действа и что самые важные для мира события совершаются здесь и сейчас. Потрясения только что минувшего века, объектом, а нередко и источником которых была наша страна, лишь утвердили нас в этом, может быть, отчасти «третьеримском» чувстве. Мы до сих пор пребываем в тайной уверенности, что без нашего участия в мире ничего не случится.
– Ваш симпозиум – праздник не только для российских гуманитариев, но и для тех научных сил, которые отнюдь не по своей воле оказались за пределами когда-то единого культурного пространства. Не исчезло ли вместе с его распадом само понятие «интеллигенция», и может ли когда-нибудь возродиться этот национальный феномен?
– Обратите внимание: ещё со времён «Вех» главным обличителем интеллигенции выступает сама же интеллигенция. Жесточайшие инвективы в свой адрес произносят сами властители дум. Между тем «народ» (понятие тоже весьма условное) вовсе не склонен клеймить тех, о ком принято говорить «А ещё в шляпе!» (само построение этой фразы содержит некую печальную укоризну, сожаление о том, что «шляпа» маскирует нравственные несовершенства её обладателя). Слава богу, нынче народ не рушит холерные бараки и не избивает врачей, хотя надо признать, что квалификация некоторых из них даёт для этого известные основания. Народ уважительно относится к образованию, к знаниям, к правде, которую, как он надеется, возвестят ему люди просвещённые. Нужды нет, что он часто горько обманывается. Но от Чаадаева до Бердяева и Франка (и дальше – вплоть до А. Зиновьева) отечественные интеллектуалы скептически оценивают собственные шансы.
Вообще проблема интеллигенции и народа решается просто: народу надлежит стать интеллигенцией, в высшем, разумеется, смысле. Абсолютно всему народу. И нет смысла гадать о будущем русской литературы: оно столь же непредсказуемо, как и будущее страны, которую эта литература обессмертила и ввела в круг высшей мировой жизни. Никому не дано знать, продлится ли в XXI столетии культурная гегемония России или же мы станем «провинцией у моря», если, конечно, нам это море великодушно оставят. Гоголь сказал в 1834 году: Пушкин – это «русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез 200 лет».
Правда, пока мы движемся в направлении прямо противоположном. Вот недоросль, радостно гогочущий над скабрёзностями очередного шоумена, пытается уверить меня, что Лермонтов умер раньше Пушкина (и тогда напрашивается вопрос – не написано ли последним «На смерть поэта»?), зато Гоголь дожил до семидесяти. Это не ошибка индивидуальной памяти, это ментальный провал... Наш искромётный телевизионный юмор имеет к этому факту самое прямое касательство. Не важно, что, где, как и когда, главное – сделайте нам смешно. Так вскоре мы дружно прохохочем страну.
– На симпозиуме острая дискуссия развернулась во время круглого стола, посвящённого близящейся столетней годовщине ухода Льва Толстого. Чем вы можете объяснить всплеск интереса к трагедии уже вековой давности?
– Гибель Пушкина, уход Толстого – это живая, хотя и фантомная боль. Когда умер Достоевский, за гробом шли тысячи людей разных верований и убеждений: все партии склонили свои знамёна. Это был миг единения, может быть, призрачного. Безрелигиозные проводы Толстого и всё, что за ними последовало, – знак окончательного разрыва общества и власти. «Зеркало русской революции» разлетелось вдребезги: оно не выдержало отображаемого. Но вариантов уже не оставалось: Россия стремительно двинулась к 1917 году. Вообще-то ХХ век был веком Достоевского. Что принесёт нам век XXI? Есть признаки того, что возрождается интерес к некоторым «простым», «элементарным» толстовским решениям, к остранённому толстовскому взгляду на этот (да и на тот) свет. Не беда, что автор «Исповеди» порой напоминает того русского мальчика, который берёт карту звёздного неба, чтобы утром возвратить её исправленной. Важно, что мальчику это необходимо. Ведь если звёзды зажигают… Да и куда нам без них?
Беседу вёл
Код для вставки в блог или livejournal.com:
Народу надлежит стать интеллигенцией
В последние дни 2009 года в подмосковном пансионате «Покровское» проходил III Международный симпозиум «Русская словесность в мировом культурном контексте» – как и прежние подобные встречи, созванный Фондом Достоевского.
КОД ССЫЛКИ: