И вот сидим это мы, именующие себя писателями-юмористами, а иногда и сатириками (в зависимости от того, насколько несмешно мы пишем: если хоть чуточку смешно – значит, юмористы, если совсем не смешно – сатирики), сидим, значит, за письменными столами в уютных кабинетиках или в домах творчества и делаем вид, будто пишем. А редакторы принимают наши бессмертные творения и делают вид, будто их публикуют. И наиболее вежливые читатели делают вид, будто им нравятся наши «нетленки», а наиболее невежливые посылают нам ужасающие письма. А мы делаем вид, будто эти письма нас не волнуют, и делаем вид, будто спим мы спокойно по ночам, и будто нет у нас никакого повышенного давления, и будто не наши постные физиономии глядят на нас по утрам из наших зеркал.
А это, между прочим, мы. И глаза эти наши – какие-то посредственные, красноватые. И, в общем, это каждый из нас – ничего из себя не представляющая личность, из таких, какие «в каждом трамвае по десять штук едут». (М. Зощенко. «Рассказ о старом дураке»).
И высасываем мы из своих пальчиков темы, схемы, авангардизмы, метафоры, философские сравнения, будь они трижды неладны, дабы непременно найти своё так называемое лицо, ни на кого не быть похожим, чтобы не обвинили нас в том, что это уже было у того же Зощенко. А чего мы боимся? Не будет у нас никогда, как у Зощенко, потому что такие, как он, раз в сто лет рождаются. Так что нам в этом смысле не повезло: мы тоже из этого столетия.
И вот перетряхиваю я свои рассказы, рассказики, юморески, шутки-прибаутки и другую бижутерию и не встречаю ничего подобного вроде: «А в довершение всего на его плечах находилась ещё его супруга по имени Матрёна Васильевна, тоже Бутылкина, на которой он имел несчастье жениться до революции, не понимая ещё, что значит такое подруга жизни». (М. Зощенко. «Рассказ о том, как жена не разрешила мужу умереть»). Или: «Рабочий Борька Фомин в розовых подштанниках шляется по своей комнате. Челюсти у него трясутся. И лицо белое, как глина. В одной руке у него газета. В другой – почтовая открытка. В третьей руке его супруга держит талон...» (М. Зощенко. «Трагикомический рассказ про человека, выигравшего деньги»).
И ничего близко подобного не нахожу я в своих литературных экзерсисах. А писать-то надо. Ведь это, можно сказать, профессия и во что бы то ни стало призвание.
И вот как писал об этом Михаил Михайлович Зощенко, заканчивая свою «Голубую книгу»: «...Сидим мы за письменным столом и пишем эти строчки. Окно открыто. Солнце. Внизу – бульвар. Играет духовой оркестр. Напротив серый дом. И там, видим, на балкон выходит женщина в лиловом платье. И она смеётся, глядя на наше варварское занятие, в сущности не свойственное мужчине и человеку. И мы смущены. И бросаем это дело. Привет, друзья».
И я опять перечитываю Зощенко.
На днях Аркадий Арканов заскочил на минутку в наш музей-закусочную. Когда он покидал его, то был сфотографирован скрытой камерой
КаРмЕн
Была девчонкой я красивою и злачной,
Сперва работала на фабрике табачной,
Но изменилась жизнь моя в один момент –
В меня влюбился вдруг Хосе – испанский мент.
И полюбила я сержанта полицейского,
И вся растаяла под ласками армейскими.
И он мне пел: «Кармен, тебя я обожаю
И все грехи твои заранее прощаю».
Ах, у любви моей, как крылышки у пташки,
И у меня от рук его ползли мурашки.
Огонь в груди зажгла шальная хабанера,
Мы танцевали хабанеру под фанеру.
Но всё не вечно под луной, и очень скоро
Влюбилась по уши я вдруг в тореадора,
Мы до рассвета с ним гуляли по росе,
Но ревновал меня в кустах сержант Хосе.
И гнал пургу потом Хосе ну целых три часа,
И после этого он на меня набычился,
И, чтоб закончились пустые разговоры,
Ему призналась, что люблю тореадора.
Что у любви моей, как крылышки у пташки,
Что у меня от рук его ползут мурашки,
Огонь в груди зажгла шальная хабанера,
Мы танцевали хабанеру под фанеру.
И я сказала: «Думай, что тебе угодно,
Но родилась я и умру совсем свободной!»
А он, ревнуя, как осенний лист дрожал
И грудь мою насквозь пронзил его кинжал.
И я ушла из жизни гордая и смелая,
И героиней стала Мериме Проспера я...
Я поцелуй воздушный шлю вам с того света,
Для вас, девчонки, прозвучала песня эта.
Ведь у любви, как крылышки у пташки,
Ведь хорошо, когда от рук ползут мурашки,
Когда в груди горит шальная хабанера,
Чтоб танцевать её с любимым под фанеру.
Пять самых известных рассказов А. Арканова
«Кросс»;
«Письмо с юга»;
«Брюки из лавсана»;
«Кафе «Аттракцион»;
«Восстановление вчерашнего черепа по сегодняшнему лицу».