На протяжении девяти сентябрьских вечеров в самый прайм-тайм Анатолий Смелянский рассказывал на канале «Культура» о Михаиле Чехове. Четыре часа общего экранного времени – вроде бы достаточный объём для изложения даже столь прихотливой и насыщенной событиями биографии. Но автору и ведущему, похоже, и этого было мало. Монтажные склейки, причём зачастую выполненные не слишком изящно, то и дело обрывали вдохновенную и полётную телелекцию известного историка театра, а также театрального деятеля, едва ли не на полуслове. Чувствовалось, что какая-то часть информации о жизненном пути великого русского артиста в итоге осталась за кадром.
Впрочем, чувство целого – воспользуемся названием программы, именующейся «Михаил Чехов. Чувство целого», – всё равно успело возникнуть. Помехой тому не смогли стать ни бросающаяся в глаза некоторая «обеднённость» изобразительного ряда (понятно, что фото-, не говоря уже о видеоматериале, в данном случае имеется не так уж и много, но всё же не настолько, чтобы использовать одни и те же снимки и кадры по несколько раз), ни порой выскакивающие посреди уверенно льющейся речи досадные оговорки: к примеру, прозвучавший в одной из серий «МХАТ Первый» вместо «МХАТа Второго».
Судя по всему, на этапе окончательной «сборки» создателей поджимали сроки – для телевизионного производства это дело вполне обычное и извинительное. Только вот в этой, с большой долей вероятности прочитываемой ситуации как-то уж особенно нарочито, небесспорно выглядят заграничные «стенд-апы» автора-ведущего. Мы, разумеется, знаем, что и в Англии, и в Америке, куда выезжала съёмочная группа, прошли чрезвычайно важные этапы судьбы героя цикла. Но, во-первых, автор, сидящий в студии, представляется разительно более органичным, нежели ведущий, стоящий на голливудском кладбище «Лесная поляна» (напрашивающееся сравнение с Леонидом Парфёновым или иными нашими куда как раскованными телевизионными путешественниками явно не в его пользу). Во-вторых, результаты этих командировок получились на экране довольно куцыми – особенно в отношении английского поместья Дартингтон-холл, промелькнувшего в передаче стремительно и несколько суетливо. Ну и, в-третьих, немножко странно и даже обидно, что, предприняв столь дальние вояжи и запечатлев, в частности, место последнего приюта Чехова, А. Смелянский и его группа не нашли возможности добраться до Петербурга, где прошли детские и юношеские годы будущего гения сцены. И уж тем более – заехать на Театральную площадь столицы, месторасположение Российского молодёжного театра, зайти под своды здания, некогда принадлежавшего тому самому знаменитому чеховскому МХАТу Второму.
Кстати о «другом МХАТе». Ему, а точнее сказать, тем без малого четырём годам, на протяжении которых коллектив возглавлял Михаил Чехов, посвящены две серии из девяти. И если первая, где речь идёт прежде всего о галерее блистательных актёрских образов премьера и директора, должна быть по справедливости названа одной из лучших, если не лучшей во всём цикле, Смелянский не только историк, но и практик, человек, сам многие годы проведший за кулисами, обладает редким даром по-настоящему «заразительного» театрального рассказчика (повествуя о спектаклях, которые ни он, ни никто из его слушателей и зрителей никогда «в глаза не видели», умеет создать поразительный «эффект присутствия»), то другая вызывает определённые вопросы. Сезон 1927/28 – последний сезон Чехова на родине, ознаменовавшийся целой чередой конфликтов внутри труппы и приведший сначала к добровольной отставке художественного руководителя, а потом к его до сих пор остающимся во многом таинственным бегством из Советской России, – несомненно, наиболее драматическая страница в биографии «первого артиста» послереволюционного десятилетия. И изложение всех этих запутанных перипетий, обстоятельств «сюжета», в котором не было и не могло быть одной правды, предполагало, на наш взгляд, несколько бóльшую гибкость мысли.
Нам же сначала с места в карьер объявляется о том, что Чехов, будучи по природе своей не вождём и уж тем более не властно востребованным эпохой типом «актёра-общественника», был в складывавшейся социально-общественной ситуации буквально обречён на исход. Мысль представляется абсолютно точной. Но вот следующие далее разъяснения и подробности постепенно и чем дальше, тем активнее уводят в сторону изрядно спрямляющих картину прежних «весьма удобных» мифов и представлений. А именно – во всём виноваты: а) коллеги-завистники и б) подлые и ограниченные идеологические надсмотрщики. Да, конечно, во МХАТе-2, как и в любом практически театре, несомненно, имели место актёрские интриги. Да, ответственные работники культурного фронта по мере приближения к 1930-м годам становились всё активнее. Однако сам лидер (и депутат Моссовета), тем более с учётом всей сложности и подвижности его нервно-психического аппарата, был далеко не ангелом и вёл себя в складывающихся обстоятельствах вовсе не безупречно. «Наш дорогой фитюлька» – как в порыве проснувшейся нежности в момент одного из обострений конфликта называли его товарищи – был прежде всего Артист. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Код для вставки в блог или livejournal.com:
«Наш дорогой фитюлька»
На протяжении девяти сентябрьских вечеров в самый прайм-тайм Анатолий Смелянский рассказывал на канале «Культура» о Михаиле Чехове.
КОД ССЫЛКИ: