Как любой постсоветский человек, не успевший ещё состариться, я люблю книги Стивена Кинга. Есть у этого прославленного американского автора цикл романов «Тёмная башня». Кто читал, тот меня поймёт. Речь там идёт, как водится, о спасении мира, который держится на таинственной Башне, чёрной, как уголь, стоящей в одной из Вселенных, самой центральной из всех, на поле, заросшем розами.
Строители и разрушители
Образ Башни великолепен, потому что, безусловно, существует что-то сверхценное, лежащее в центре всех явлений и событий, нечто недевальвируемое, то, что необходимо оберегать пуще глаза и, если угодно, любить больше жизни. Возьму на себя смелость и скажу, что центром той вселенной, которая называется «русским миром», её Тёмной Башней, является словесность, а поэзия, как известно, опорный стержень словесности. Пушкин прочертил огненный пунктир в небе нашего мира, и с той поры не конфессия, не уклад жизни и не способ правления определяют, быть нам всем на земле или не быть.
Кто только не строил нашу Башню – поэзию! Русские и украинские дворяне, дети мещан, потомки местечковых еврейских ремесленников, отпрыски крестьян, а потом, в советское время, когда появилась советская литература (но мы-то знали, что это та самая башня, только под другим названием), возведение наряду с русскими продолжали все народы СССР – и молдаване, и чукчи, и грузины, и латыши. Пока стоит и строится наша поэзия, и весь мир, говорящий по-русски, и вся наша цивилизация, и вся, если угодно, страна – незыблемы. Не затрагивая ни в коем случае политики, всё-таки отмечу, что идеологические особенности эпохи сильно подпортили это созидание. Мифология позднего времени гласит, что привечались в СССР только бездарности, а все неугодные были гениями. Понятно, что от истины это очень далеко. Были и вполне обласканные гении, были и скромно одарённые или же вполне бездарные «диссиденты». Инакомыслящим можно было запросто стать, не написав ничего путного, а только рассказав дрянной анекдотец, высмеивающий нарушенную дикцию Брежнева.
Политические противники советского блока в долгу не оставались – ими была создана замечательная разветвлённая система «кормушек» для всех, не пришедшихся ко двору в СССР. Началась эпоха сам- и тамиздатов, и борьба систем перешла в литературу. Но Башня строилась, её воздвигали везде – и в США, и в Израиле, и в Союзе. Рухнул СССР, и с ним рассыпалось множество институтов (но не наша Башня!) Она выстояла шторма 90-х.
Опустела советская кормушка. Более того, звёзды советского небосклона стали стремительно гаснуть, они словно не выдержали ослепительного ртутного света из-за павшего занавеса. Гамзатов стал упоминаться лишь в контексте несоответствия его текстов на аварском русским переводам. Рубцова стало принято поминать только в связи с любовью к его стихам заключённых и алкоголиков. В это самое время все не издаваемые, все изгнанные из страны, все, к кому применимо название «запрещённые», – все они процвели, вернувшись победителями на свои прежние нивы.
90-е – торжество авангарда, блеск всего запретного, причём вне малейшей критики. Материться в стихах и прозе? Пожалуйста! Писать о совокуплениях во всех видах? Зелёный свет! Ломать язык, коверкать, молотить его цепом с пеной у рта, приговаривая: «На тебе, на, получи, это тебе за партийную цензуру, это тебе за антисемитизм, это тебе за плохие клозеты на вокзалах, это за тараканов в провинциальных гостиницах», – стало привычным делом. Говорить про литературные явления того времени: «это пошло, это никуда не годно, а это вообще отвратительно», – было категорически не принято.
Что тогда творилось! Помню Витухновскую, которую то сажали за наркотики, то выпускали, помню Егора Радова, написавшего откровенно макулатурный роман «Змеесос», по его же словам, не приходя в сознание, но помню и Пелевина и зачитанный до несмыкания переплёта роман «Чапаев и Пустота», гулявший по Мединституту…
Жирующий авангард
Авангардисты, сидевшие прежде на «сухом пайке», проявились во всей красе. То, что львиная доля произведений того же Пригова, чудовищно плодовитого, написана буквально левой ногой или что Лев Рубинштейн, «Псой Короленко», Аркадий Штыпель и великое множество других, сочетающих в разных пропорциях советский анекдот, юморок с Привоза, псевдоэстетские выверты и «приколы», в целом – поэты смутного времени, и только, – понимают все, кто обладает минимальным чувством прекрасного.
Потому что человеку культурному, а не потребителю культурки нужна поэзия, а для остального есть цирк, раёк, балаган и старый добрый Привоз, где раньше исполнялись срамные куплеты за копеечку. Авангарду есть место на периферии, но никоим образом не в центре. Плотно утвердившиеся и заменившие советских генералов от литературы словорубщики и приколисты активно заправляют, пестуют себе подобных и превратились в сущее наваждение.
Мэтры разговорного жанра потеснили поэзию на периферию, они пилят и пилят на своих изначально расстроенных плебейских гудках и бесконечно показывают поддатому вечному студенчеству дрессированного медведя и козу с барабанщиком. Они успели постареть, стать дедками, но задора не утратили. Поэзию и литературу в целом некоторые из них путают с политикой, и, кажется, им всё равно, в какой ипостаси выступать, были бы аплодисменты.
Возвратившиеся диссиденты и их духовные соратники постепенно приватизировали литературу, как бывшие комсомольские лидеры – замершие и обанкроченные советские заводы и шахты, точно по принципу «кто был никем, тот станет всем». 90-е закончились, прошли и нулевые, но диктатура, по выражению Юнны Мориц, «жирного авангарда» продолжается по сей день.
«Толстые» так называемые журналы по большей части управляются ныне группой, метко названной питерским критиком Виктором Топоровым «литературным гестапо». Они никого не расстреливают и не ссылают. Они попросту не замечают неугодных. Концептуалисты, метаметафористы, московские временщики давным-давно исписались и одряхлели, превратились в смешных старичков, гонящих свои вирши километрами и, вяло покряхтывая, проповедующих либеральные ценности. Казалось бы, должны прийти новые силы? Ан нет. Эти «титаны», воспитанные Ильичём, который Леонид, точно так же уверены в своей непогрешимости и незаменимости и точно так же покинут своё место на Мавзолее ногами вперёд, и никак иначе. Печально и появление фигур совершенно уж постыдных, невыносимо спекулянтских, отпускающих поэзии оптом и в розницу по твёрдой таксе.
Жизнь в кириллице
Если «толстые» журналы, за некоторым исключением, держат упомянутую монополию и заняты перебором одних и тех же вполне затасканных креатур, то вторая стихия – Интернет, увы, тоже подвержена ряду недугов. Стоит зайти на сайт Стихи. ру, чтобы поразиться тамошнему разливанному морю. Глаза разбегаются. Кого вы только здесь не встретите: истовых православных евреев, машущих кадилами так, что и русскому не снилось, огромную толпу сервильных эпигонов Бродского, стройные ряды борцов с коммунизмом, пропустивших момент его падения, жёстких оппозиционеров современной российской власти, которые чем дальше от России живут, тем отчаяннее и непримиримее с этой властью борются. Живой Журнал даёт нам не меньшее разнообразие. Возможность любому человеку опубликоваться в Сети и увидеть отзывы привела к тому, что «поэтов» развелось невообразимое количество.
Русская поэзия никогда не принимала в свои волшебные воды антисемитов и ксенофобов, но для всех народов она была открыта. Более того, все окунувшиеся в неё инородцы превращались в защитников Башни – до конца своих дней, до последнего вздоха. Но «нулевые» годы показывают нам, что прежние тенденции закончились. Особенностью тут может считаться абсолютно паранормальное поведение части бывших сограждан. Массы соотечественников, выехавших в другие страны или оставшихся после развала СССР за его пределами, видимо, не найдя там, что неудивительно, привычной языковой среды, не стали в полном смысле американцами, канадцами и, что греха таить, не столь освоили иврит, чтобы влиться в израильскую культуру и литературу. Части из них, в силу возраста, это недоступно даже теоретически. Весь недостаток социализации и общения в местах проживания они искупают житьём в кириллической Сети и очень часто – на литературных порталах. Их, что называется, тьмы и тьмы. Есть среди них тонкие ценители стихов, есть и хорошие авторы, но в общей массе они малозаметны. Настрой же общей массы далёк от элементарного вкуса и пропитан махровой, вопиющей местечковостью. Всё это было б мило и забавно, если бы не одно «но». Встречаются персонажи, просто ненавидящие Россию и извергающие эту ненависть в стихах четвёртого сорта. Более того, единственной религией части этих людей является либерализм, причём либерализм какой-то гаденький, однонаправленный и нечистый. Часть этих «поэтов» исхитрилась аплодировать грузинской авантюре в Южной Осетии, в упор не увидев убитых осетин и российских миротворцев, разразившись потом бездарным рифмованным фонтаном проклятий в адрес «фашистской России».
Новые монопольные
Вообще монополия – характернейшая черта литературы последних лет, новая монополия, сменившая прежнюю, советскую, пройдя через хаос 90-х. Нахрапистые, дико энергичные команды арбитров, взявшихся неизвестно откуда, навязывают собственные предпочтения абсолютно всем. В интернет-поэзии также возникла слаженная псевдолиберальная каморра, голоса которой заглушают всё остальное. Берут они скопом, наседают сразу толпами. Они обожают создавать опросы, выставлять рейтинги русской поэзии, причём в рейтингах этих фигурируют исключительно только они сами.
Любимые ярлыки, которыми правящая монополия награждает оппонентов, – это «антисемит», «фашист», «хам» или «жлоб». Те, на кого такой ярлык может быть навешен, вынуждены или уныло оправдываться, или же, во избежание, попросту поддакивать общей массе. Диктат этот имеет своё происхождение. Действующей в России власти на литературу, как кажется, наплевать, и никакого поощрения писателей тут не наблюдается. Но система кормушек, расставленная странами, у которых с Россией есть геополитические противоречия, продолжает действовать. Кое-какие гранты на «развитие демократии» или на борьбу с «русским фашизмом» оттуда подбрасывают. Это и есть единственный моторчик могучей монополии. Крик её адептов зычен и раскатист, чтобы те, кому надо, поняли – тут ещё широкий фронт работ по искоренению фашизма, ксенофобии, нетолерантности, и сворачивать поддержку русской словесности рано. Тем же, кто угодил этой компании, светит трудная, но благодарная работа на либерально-поэтической плантации.
Казалось бы, по логике процесса, наша Башня давно должна была упасть. Рухнуть окончательно, рассыпаться в мелкую пыль. А вслед за ней – и весь наш мир. Другие народы придут на то место, где была Россия, зазвучат какие-нибудь другие языки, не менее прекрасные, чем наш, для своих, само собой, носителей. Но этого всё ещё не происходит. И, полагаю, не произойдёт. Потому что в России появилось новое поколение. Поколение, не видевшее Египта. И оно снова интересуется стихами, и ему снова небезразлична наша история, наше прошлое и будущее.
Это поколение готово защищать Башню. Главное, что мы должны сделать, – это воспитать в них вкус и понимание, передать им верную информацию о мире.
Смотрите на тот сияющий пунктир в небе, который оставил нам Пушкин. Верьте себе и любите свою родину как родину языка. Не продавайте её и не слушайте врагов. Их голоса легко опознать – они скрипучи, гнусны и насквозь фальшивы. Они называют вас ксенофобами, а вы – не будьте. Они хотят разрушения нашей Башни, а вы её – оберегайте. Читайте хорошие стихи, пишите хорошие стихи. Да стоит наша Башня «хотя бы долго-долго, если нет на Земле ничего вечного».