Четверо молодых людей – скинхед со звериной физиономией (Владимир Яглыч), очкастый недотёпа (Дмитрий Волкострелов), любитель хип-хопа с дредами на голове (Андрей Терентьев) и их предводитель, странный юноша по кличке Борман (Данила Козловский) – промышляют тем, что выкапывают в Ленинградской области ордена, портсигары, гранаты и прочие трофеи. Потом, естественно, продают их на фоне Невы под песню про крейсер «Аврора» мрачным усатым персонажам. Перемещаются ребята на выкрашенном в дичайшие цвета внедорожнике, мило переругиваются, норовят подраться, но дело своё знают туго. В один прекрасный день чёрные археологи с помощью бабушки в платочке, водки и провидения попадают в 1942 год и пытаются оттуда выбраться всеми силами.
Немного странно, что для иллюстрации идеи о том, что, дескать, были люди в наше время, не наше нынешнее племя, и для рассказа зрителям, что скинхеды – негодяи, а наживаться на крови павших предков – нехорошо, избран именно формат фильма. Намного проще было бы, если б режиссёр Андрей Малюков выступил, скажем, с публичной лекцией. Но – кино так кино, о’кей.
Из фабулы фильма «Мы из будущего» могло бы выйти неплохое фэнтези, или, проще говоря, сказка (а всем параметрам сказки она вполне соответствует), если бы Малюков постоянно не хмурил брови и не нагонял серьёза. Получается агитка. Идейное содержание тянет в лучшем случае на короткий рекламный ролик в духе предвыборной кампании КПРФ. Но авторы резонно решили, что ролика им недостаточно, и принялись усердно наматывать на идею и любовную линию, и батальные сцены, и ещё много чего разного. Весь сценарий – как письмо, которое кот Матроскин с дядей Фёдором и Шариком писали родителям. Актёры то вдруг начинают говорить чуть ли не верлибром (особенно выразительно это выглядит, когда после очередной потасовки Борман вежливо обращается к поверженному конкуренту-археологу: «В следующий раз мне придётся вас убить») и тут же перепрыгивают на блатную феню, а затем вдруг принимаются по-деревенски окать. То же происходит и с сюжетом – наличие любовной линии можно объяснить только дежурным «так надо», а уж о логике событий и говорить нечего.
Артистам делать в фильме, что называется, совершенно нечего – как именно «отыграть» попадание в другое время, неплохому актёру Малого драматического театра Козловскому, судя по всему, совершенно не ясно, а режиссёр, видимо, объяснить не удосужился. Исполнители, конечно, стараются изо всех сил, пучат глаза, глотают ртом воздух, но этим делу не поможешь. Самый характерный момент для всего фильма, который, по-моему, очень точно передаёт все попытки сыграть хоть что-то, когда тот же Козловский, горюя по совершенно непонятному поводу (но речь не об этом), начинает в голос выть и есть землю. То есть пытается хоть как-то оправдать своё существование в кадре, и этот вой и прочая экспрессия призваны закрыть сценарные дыры.
Единственное, что безусловно удалось режиссёру, – так это батальные сцены. Ну так здесь ему, извините, и карты в руки: уже лет тридцать как делает Малюков добротный советский экшен, пускай и недотягивающий до высокого уровня. И всё бы в конечном итоге можно было проглотить, да только эта басня (самая настоящая – поверьте, ещё и с моралью в конце, всё по правилам) исполнена с полным отсутствием какого бы то ни было вкуса. Если не передёрнет вас от музычки а-ля Игорь Корнелюк, под которую солдаты идут в атаку, то уж наверняка добьёт россыпь «постмодернистских» цитат и заимствований из лучших советских фильмов про войну – от «А зори здесь тихие...» до «Иди и смотри». В чём, кстати, также можно усмотреть попытку залатать недостатки сценария.
Оператор Владимир Спорышков усиленно припоминает свою работу в фильме «В августе 44-го» (тоже, кстати, не чета образцам нашего старого военного фильма) и пытается сделать нечто похожее. Его коллега Ольга Ливинская, до сих пор трудившаяся в сериалах, организует всё по-сериальному же красиво.
Не хочется раскрывать интригу (которой, в общем-то, и нет, но ладно, соблюдём формальности), но финал фильма и завершающая его сильная метафора вообще заставляют присвистнуть и надолго задуматься. Хотя бы на предмет того, что духовность, ей-богу, не только в баснях выразить можно.
, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
Когда в печать просочилась первая предваряющая информация об этой картине, возник прямой резон «приготовиться к самому худшему». К тому подвигало не столько даже само интригующее изложение завязки – ход «провала во времени», прямо скажем, не нов и не оригинален, голливудовцы на нём и вовсе собаку съели, однако активная эксплуатация приёма в данном случае не слишком его девальвировала (всё же здесь немаловажна многовариантность: кто проваливается? куда проваливается?). В случае с «Мы из будущего» пугало другое: подспудно педалируемый уже на уровне анонсов идеологический не подтекст даже, а скорее, некий «надтекст» запускаемого на экраны преизрядным количеством копий фильма.
Однако лента Андрея Малюкова, как бы то ни было, скорее, состоялась, чем нет. Более того, кажется, не будет преувеличением сказать, что она сумела стать событием в куда как непростом прокатном контексте. И не столько в силу художественных свойств, сколько в силу общественных настроений. То есть идейная надстройка как раз и сработала.
Произведение вышло, что и говорить, более чем уязвимым. По многим статьям. А уж в отношении сегодняшнего повально-иронического мироощущения его впору уподобить ополченцу, противостоящему с мосинской винтовкой в руках огнедышащему «Тигру». Но, как мы знаем из истории последней Великой войны, случалось, что человек с винтовкой выходил из этой безнадёжной схватки победителем.
Да, на уровне сценария здесь действительно имеются неразрешимые проблемы. Вытекают они, можно предположить, из специфики его создания – действительно, трудно расшифровать, что означает собой следующий титр: «Автор сценария Александр Шевцов при участии Кирилла Белевича. Экранная версия Эдуарда Володарского». Непонятно, к кому предъявлять претензии – к автору и соавтору либо к творцу загадочной «экранной версии». Но очевидно одно: веди себя попавшие из нашего сегодня в август 42-го недоросли так, как это происходит на экране, – они не продержались бы в числе живых десяти минут реального времени, а не то что цельных 110 экранного. Чего стоят хотя бы диджейские упражнения главного героя с патефоном, коими он решил ублажить слух своих новых товарищей в редкие минуты затишья между боями! Подобного издевательства над дорогим и важным (с точки зрения поднятия боевого духа) предметом бойцы не простили бы ни за что...
Но зато есть в картине нечто, мощным образом перевешивающее все её недостатки. Это то, как показана сама война. Со всеми ужасами и кровью. Но при этом с всепобеждающей не жаждой жизни даже, а просто – жизнью во всех её проявлениях как таковой. В советских фильмах о Великой Отечественной было примерно 90 процентов правды о ней, а об оставшихся десяти просто-напросто умалчивалось. В перестроечном и даже постперестроечном кино мы зачастую видели ровно обратную картину. Одна десятая часть прежде скрываемой правды жирно заполняла собой весь экран, отменяя не только выдающуюся традицию, но и здравый смысл. Фильм Малюкова пытается соединить в себе два этих подхода, два взгляда, причём в нужной и правильной пропорции. И за это ему – честь и хвала! За то, например, что особист показан хоть и весьма малоприятным человеком, но – не садистом, палачом и форменным исчадием ада.