Черкесия и черкесы XIX века. Краткий очерк истории. – М.: Международный институт новейших государств, 2012. – 192 с. – 1000 экз.
Эта книга – ответ тем русофобам, кто, не изучая историю, любит обвинять Россию во всех смертных грехах.
Автор, доктор исторических наук, директор Института истории и археологии республики Северная Осетия-Алания, приводит пример таких обвинений, когда на торжествах по случаю 130-летия окончания Кавказской войны были озвучены следующие цифры: из 350 тысяч кабардинцев после Кавказской войны осталось в живых всего 35 тысяч.
«Известно, что на территории Кабарды не было никакой Кавказской войны. От кабардинских князей имам (Шамиль) требовал немедленно начать войну с Россией. Князья дружно ему отказали, – изумляется Марк Блиев. – Приведённые цифры имели место, но в отношении совсем других исторических событий. За добрых два десятка лет до начала Кавказской войны в Кабарде и Северной Осетии начались эпидемии холеры и чумы. Именно они и привели к столь страшным последствиям». Причём не только в Кабарде. В Северной Осетии из более чем 200-тысячного населения сохранилось 26–28 тысяч.
Подобные продиктованные сиюминутной конъюнктурой утверждения политиков нередко подхватываются частью научного (чаще – околонаучного) сообщества, которое из года в год «генерирует антироссийскую идеологию» и тем самым вбивает всё новые «ментальные клинья» во взаимоотношения между горскими народами и русскими жителями Кавказа и всей России.
В книге поднимаются самые острые проблемы во взаимоотношениях между Черкесией и Российской империей. Автор, пытаясь оставаться «над схваткой», приводит малоизвестные факты и доказывает, что в условиях той исторической реальности Россия в отношении черкесов действовала предельно взвешенно, а порой и мягко. И только международная обстановка в 60-х годах XIX века поставила перед империей вопрос о кардинальном решении «черкесской проблемы».
После Адрианопольского мира, заключённого в 1829 году, Турция уступила России права на владением Западным Кавказом, большую часть которого заселяли черкесы. По разным данным, их численность в это время колебалась от 400 до 750 тысяч человек. Естественно, что вольнолюбивые племена не признали прав России на их земли. «Мы и наши предки, – заявляли они, – были совершенно независимы, никогда не принадлежали султану, потому что его не слушали и ничего ему не платили, и никому не хотим принадлежать».
Не говоря уже о постоянном ущербе от черкесских набегов, овладение Западным Кавказом отвечало геополитическим интересам Российской империи. Без этого присутствие России на Кавказе и в Закавказье было бы весьма зыбким. Однако почему же овладение относительно небольшой территорией затянулось на три с половиной десятилетия – до середины 60-х годов XIX века? Ведь российская армия в то время была лучшей в мире. Русской армии противостояли несравненно более слабые в плане военной организации и вооружения отряды черкесских ополченцев. Обычно затяжной характер Кавказской войны сводят к трудности ведения войны в горной местности и отчаянному сопротивлению черкесов.
Однако Марк Блиев приводит совсем другие аргументы. Долгое время российское командование надеялось «цивилизовать» черкесов, включив их в орбиту российской государственности. Учитывая предыдущий исторический опыт, эти планы не были столь уж наивными и несбыточными. Как пример с удачным в целом завершением можно вспомнить непростую историю «притирки» русских и башкир.
Долгое время «российское правительство считалось с закрытостью обществ адыгских горцев и запрещало «русским подданным» «ходить» без специальных пропусков «за Кубань». В планы правительства входило приведение горцев к присяге «на верность подданства России, дабы жить с русскими, как с братьями, в мире и дружбе». Особое значение придавалось торговле, развитие которой поощрялось отменой всяческих пошлин». Единственный пункт, по которому российское правительство изначально заняло непримиримую позицию, – запрет работорговли. Горцы тогда продавали в Турцию не только пленников, но и собственных детей.
О том, насколько российское правительство и командование российской армии было заинтересовано в уничтожении черкесов, можно судить хотя бы по тому, что дважды во время страшного голода среди враждебных горских племён в 1840-м и в 1845–1846 годах Россия могла решить «черкесскую проблему» без единого выстрела. «Но оба раза Россия, с которой неистово воевали горцы, продолжала обсуждать вопросы установления с ними мира и оказания им продовольственной помощи».
В частности, с черкесами был установлен режим льготной торговли, который формулировался словами «стремиться к тому, чтобы снабжать горцев нужными им предметами за полцены, платить сколь возможно дороже за их произведения». Военный министр России А.И. Чернышев считал, что «правительство обязано заботиться о снабжении горцев по дешёвой цене всеми предметами, необходимыми для их домашнего быта». В результате министр надеялся «сблизить Россию с непокорными племенами и прекратить контрабандную торговлю».
Конечно, благие намерения российского командования не всегда давали столь же благой результат. Зачастую русские генералы не могли учесть совершенно особый склад мышления горцев.
«Российские военные власти на Северо-Западном Кавказе были в столь сложном положении, что подчас самые «верные», казалось, решения на деле становились ошибочными, осложняя их отношения с горцами. Стремясь установить тесные контакты с ними, желая мирными средствами приглушить воинственность черкесов, командование не замечало как само… толкало их на агрессивные действия», – читаем в книге.
Была и другая причина, из-за которой долгая война устраивала не только воинственные племена черкесов, но и… российских офицеров. Речь идёт о том, что в боевых условиях офицерство получало несравнимо большие привилегии и возможности пользоваться «служебным положением», чем в мирных.
«Господствовало среди командного состава войск лихоимство, стяжательство и честолюбие, связанное с получением новых чинов, воинских званий. Из-за всего этого Кавказская война в немалой степени принимала затяжной характер. За исключением отдельных генералов командный корпус правого фланга положительно воспринимал вялость российских действий в Черкесии, что давало ему возможность пользоваться всеми «благами» войны», – пишет Блиев.
На протяжении практически всей Кавказской войны в роли её катализаторов выступали другие государства, имевшие свои интересы в этом регионе. Вначале главная роль принадлежала Турции, затем в дело включились Англия и Франция. Особенно ситуация обострилась после неудачной для России Крымской войны, когда страна, потерявшая право держать военный флот на Чёрном море, практически не имела возможности контролировать побережье, куда доставлялось оружие и продовольствие для черкесских племён.
Затягивание решения «черкесского вопроса» было чревато началом новой большой европейской войны против России. Если учесть, что в империи только что отменили крепостное право и страна напоминала растревоженный муравейник, последствия такой войны могли быть катастрофическими. Потеря Кавказа была бы самой малой платой за поражение. Кстати, именно с распадом и гибелью России уже тогда связывали подстрекаемые западными «эмиссарами» черкесские племена успех в своей борьбе.
В итоге в русском командовании возобладали сторонники жёсткого решения «черкесской проблемы». Непокорным племенам, уже не раз нарушавшим соглашения о перемирии, предлагалось окончательно признать власть русского царя. Часть из них предполагалось переселить на равнинные территории, где их легче было контролировать. Черкесские земли, в свою очередь, заселялись переселенцами-казаками из донских и азовских земель.
«В историографии вопрос о переселении черкесов из горных районов на Кубань освещается крайне предвзято и рассматривается так же, как и переселение в Турцию, – в виде «трагической страницы», – пишет автор. – Между тем такому же переселению на равнины Северного Кавказа подвергались осетины, чеченцы, ингуши и карабулаки, рассматривавшие эту акцию российских властей как благодеяние. На самом деле российское правительство, преследуя собственные цели, подобным переселением фактически создавало для горцев новые условия, более выгодные для их экономического роста». На равнине на каждую черкесскую семью выделялось в несколько раз больше пахотной земли, чем они имели в горах.
Но «насильственные благодеяния» не могли примирить черкесов с «русскими завоевателями». Сами российские генералы не раз отмечали «особую привязанность» горцев к своей земле, которую они не хотели менять ни на какую другую.
«Российско-черкесскому противостоянию способствовала также внутренняя социальная расколотость черкесского общества, охваченного глубокими внутренними противоречиями. В итоге Россия вынуждена была перейти к жёсткому давлению на черкесов, поставив их перед выбором: переселение на кубанские равнины или – в Турцию. Последняя, кстати, была заинтересована в переселении черкесов с целью создания из них особой армии для будущих войн с Россией на Кавказе.
Приведённые в исследовании Марка Блиева факты говорят о том, насколько лукавят те, кто сегодня, спустя полтора века после окончания Черкесской войны, пытается представить её как геноцид черкесского народа.