Смоленск. – 302 с.
Первобытный человек будущего. – М.: Гилея, 2007. – 224 с. – (Час «Ч» – @нонимная уния).
Когда философы начинают спорить о настоящем, апеллируя к будущему, это всегда интересно. Ибо их труды лишь на первый взгляд футурологичны. На самом деле они всегда о том, что тревожит авторов сегодня. Предметом их рассуждений да, является завтрашний день, но вот объектом исследований всегда выступает современность. С одним дополнением: выводится она из прошлого. Глубина обратной перспективы и её направленность – вот, собственно, то, что определяет вектор подобных трактатов, которые по степени замысловатости варьируются от радикального мракобесия до уютного конформизма.
Две книги, лежащие сейчас на моём столе, с конформизмом ничего общего не имеют. Каждая из них протестна по отношению к «потреб...ству», но выход из цивилизации консюмеризма каждым из авторов предлагается свой.
И оба выхода укоренены в культуре. В разных, правда, её пластах.
Для доктора философских наук, профессора Нижегородского государственного университета Владимира Александровича Кутырева культура начинается там, где берёт своё начало сама Европа.
Взгляд Кутырева фаллоцентричен. Профессор твёрд, когда отстаивает незыблемые ценности. В образе его будущего хаос выступает объектом для приложения творческих сил разумного индивида. Для «сбычи мечт» Владимир Александрович живописует настоящее. Его задача – не допустить, чтобы оно перешло в грядущее.
Нынешняя «повседневность-по-Кутыреву» не всегда совпадает с тем, что мы видим. Порой профессор делает сомнительные выводы из (всегда!) верных посылок. Но это не снижает пафоса труда, который, как ни относись к его частным недостаткам, пронизан духом утверждения, а никак не отрицания. И если что Кутырев отрицает, то лишь распыление структуры на атомы.
Его «Философский образ» состоит из двух неравных частей. Первая – конспект курса по философии постмодернизма. Эта глава чрезвычайно хороша, ибо здесь Кутырев чувствует себя очень уверенно: я сам имею опыт преподавательской работы и знаю, сколь точным нужно быть в формулировках и ясным в построениях, чтобы донести до студента информацию. Надо думать, что как преподаватель Кутырев безупречен. Если вам необходим «Краткий курс постмодерна», то я бы посоветовал обратиться не к известному словарю Ильи Ильина, а как раз к данной малотиражной работе Владимира Александровича.
Претензии может вызвать вторая часть его труда, где Кутырев в нескольких главках выступает перед читателем в качестве беллетриста традиции Василия Розанова.
Однако – и это огромное достоинство – разные по качеству фрагменты «мысленного текста» Кутырева объединены святым чувством превосходства мужского над женским. Кто-то в связи с этим вспомнит «Пол и характер» Отто Вайнингера, кто-то заговорит о «мужском шовинизме». И то и другое верно. Следование обеим традициям почётно. Поскольку высококультурно и гуманно. Поскольку удерживает мир от последствий первородного греха. Поскольку помнит о «потомках Каина» и печати последнего.
Теперь перейдём от «культурного мракобесия» к «мракобесию бескультурья». И покажем, что «игра в символическом пространстве» против него самого, но по его правилам заранее обречена на провал.
Философ и анархист Джон Зерзан с культурой обращается если не более вольно, то уж точно более витиевато: в культурное пространство он помещает и то, что принято относить к докультурной составляющей человечества. Что, как нам видится, правомерно, ибо обращение к этим пластам бытия вида homo sapiens – тоже своего рода философская традиция европейского Просвещения.
В золотом веке собирателей ищет Зерзан образ будущего. Он последовательно выступает против всего, что составляет самую суть нашего мировосприятия, нашего способа жизни. Взяв за исходную точку постмодернистский тезис о репрессивности современной культуры, американец доводит его до логического конца. Он уже больше чем марксист, ситуационист, маоист. Ближе всего, как кажется, ему был бы участник баррикадных боёв Парижа-68 Пол Пот. Если бы лидер Кампучии не остановился на общинно-земледельческом варианте существования социума.
Зерзан требует отказа от агрикультуры и доместикации животных. Для упёртого американского мономаньяка не только одомашнивание представителей фауны, но и продуманное возделывание каких-то представителей флоры человеком является насилием. С которым нужно бороться. Идеалом Зерзана является, как было сказано, община собирателей. Построенная – и это важно! – на основе промискуитета.
Приехали. А потому предупреждаю: если вас, читатель, позовут в «сладкое» прошлое или не менее «сладкое» будущее, поинтересуйтесь, не является ли конечной целью путешествия во времени «сексуальный комфорт». И обратитесь к чудесной книжке Ивана Солоневича «Диктатура импотентов». Хороший антидот от вредных идей!
Невзирая на ярость и завершённость, труд Джона Зерзана не может быть назван продуктом мужского разума. Даже Герберт Маркузе в «Эросе и цивилизации» не смешивал сексуальность с эротизмом. Труд немца, хотя и насыщен приметами женской чувственности, вполне коррелирует с романом Габриэле Д’Аннунцио «Наслаждение». Последнего же никак нельзя упрекнуть ни в немужественности, ни в симпатиях к левым взглядам.
Джон Зерзан призывает к хаосу, забывая о том, что сама разумная жизнь – негэнтропийный процесс. Поэтому проектируемый строй Зерзану придётся удерживать силой – природа своё возьмёт, и очередная Клара Петаччи обязательно пойдёт на смерть за своим возлюбленным. Культура – не антипод натуры. Поэтому ввержение человечества в первобытное состояние – не менее, а потенциально более репрессивный процесс, чем тот, который критикует американский анархист.
Будь он не историком, а, скажем, математиком, он не допустил бы подобного логического «провисания». О чём, собственно, и говорит пример «прямого действия» друга Зерзана математика Тэда Кичински – знаменитого Унабомбера. Который, не мудрствуя лукаво, пошёл путём «мягкого насилия», рассылая по почте бомбы малой мощности.
Тоже во имя «славного примитивного будущего».