Скандальный Федеральный (яркий пример содержательной рифмы) стандарт для старшей школы начинает приносить первые плоды (Русский язык и литература. Примерные программы среднего (полного) общего образования / Под общей редакцией академика РАО М.В. Рыжакова. – М.: Вентана-граф, 2013). Точнее, цветочки. Но стоит ли дожидаться ягодок, дабы узнать – что за чудо-растение перед нами?
Как мы помним, особенно любопытным в тексте стандарта было объединение русского языка и литературы в некий один предмет, причём слово «интеграция» в связи с ним не употреблялось. Никаких внятных комментариев от группы разработчиков стандарта не последовало. И первое более или менее официальное «разъяснение» в виде примерной программы в этом отношении ничего не разъясняет: перед нами в одном издании два абсолютно не связанных друг с другом документа, созданных разными авторскими коллективами, – примерная программа по русскому языку и примерная программа по литературе. Может быть, это отрадный сигнал – сделали глупость, осознали, «отыграли» назад? Хочется верить в то, что возмутившее всё профессиональное сообщество «слияние» двух предметов останется лишь на бумаге и ничем нам в реальной жизни не грозит.
А вот в другом отношении сия программа весьма показательна. Стандарты «второго поколения» (ФГОС основного общего образования – 2010, ФГОС полного (среднего) образования – 2012) отличаются от «первых» (Федеральный компонент государственного образовательного стандарта – 2004) ещё и своей принципиальной бессодержательностью. То есть в них отсутствует тот самый перечень дидактических единиц, который определял, ЧТО должно быть в любой авторской программе – так называемый инвариант. При этом государство гарантировало (по идее) бесплатность этого «обязательного минимума». Теперь же стандарт в самых общих чертах называет результаты образовательного процесса (личностные, предметные, метапредметные), а уж каким способом и на каком материале эти результаты должны быть получены – Бог ведает. Точнее, ведают авторы примерной программы, которая, по сути, отныне и играет роль обязательного минимума содержания образования. Но в любом случае она сейчас для рядового учителя литературы гораздо важнее стандарта, потому что содержит главное: список произведений, обязательных для изучения. По сравнению с этим всё остальное – не более чем декоративные элементы или благие пожелания.
Краткая пояснительная записка не оставляет сомнений в серьёзности намерений: «Настоящая примерная программа по литературе… является ориентиром для составления рабочих программ по учебному предмету и определяет инвариантную (обязательную) часть содержания образования, за пределами которого остаётся возможность выбора вариативной составляющей… Рабочие программы, составленные на основе данной Программы, могут использоваться в учебных заведениях различного профиля и разной специализации». Тональность вполне «законодательная» – только попробуйте, мол, не взять за основу наш продукт – и допуск в учебные заведения вам запрещён. И ведь знают, что говорят: программа разработана в лаборатории литературного образования ИСМО РАО, а эта лаборатория имеет самое непосредственное отношение к процессу рецензирования учебников по литературе. То есть они фактически сами разработали «инструмент», которым будут «измерять» рецензируемые книги. И решать – «пущать» их в школу или нет.
Правда, в «Общей характеристике примерной программы» сделана попытка слегка «сгладить» ситуацию: сказано, что список дидактических единиц «рекомендуется (выделено мной. – А.Ф.) включить в каждую (выделено авторами) рабочую программу…». Но мы-то с вами знаем, что означает слово «рекомендуется» в подобных бумагах. Нам сделают предложение, от которого мы не сможем отказаться.
Однако далее следует неожиданный «приступ» свободы: «Раздел «Содержание обучения» предлагает перечень дидактических единиц, но не задаёт структуру реального учебного курса». Что имеется в виду? Все авторы в этом перечне расставлены по алфавиту. Приведём только один фрагмент с сохранением, так сказать, всех особенностей текста.
Островский А.Н. «Гроза»
Пастернак Б.Л.
«Быть знаменитым некрасиво…»,«Во всём мне хочется дойти до самой сути…», «Гамлет», «Доктор Живаго», «Единственные дни», «Зимняя ночь», «Ночь», «Определение поэзии», «Про эти стихи», «Февраль. Достать чернил и плакать!..»
Пелевин В. «Generation «П»
Платонов А.
«Котлован», «Усомнившийся Макар»
Пушкин А.С.
«Брожу ли я вдоль улиц шумных…», «…Вновь я посетил», «Из Пиндемонти», «Когда за городом, задумчив, я брожу…», «Отцы-пустынники и жёны непорочны…», «Погасло дневное светило…», «Подражания Корану», «Разговор книгопродавца с поэтом», «Свободы сеятель пустынный…», «Элегия» (Безумных лет угасшее веселье…»), «Борис Годунов» (71–72)
Пожалуй, достаточно… Так оно, наверное, проще и спокойнее – не нужно мучиться с датами жизни-смерти и определять, кого проходить раньше – Островского или Тургенева, Ахматову или Пастернака. А может, и так – Островского или Пастернака… Какая разница? Мы же не историю литературы изучаем, – вдруг какой-нибудь особо талантливый автор программы предложит иную логику вместо хронологической? Так ли важно, кто жил раньше – Пушкин или Пелевин? «После смерти нам стоять почти что рядом…»
Конечно, не в хронологии дело. А в иерархии, которая и определена самим понятием – классика. Она формируется постепенно и естественно, как и любое живое явление. Фактор времени здесь не формален, а содержателен. Пытаться каким-то образом ускорить или направить этот процесс – абсурдно. Но абсурд кажется уже таким обыденным – в этом, может быть, главное достижение всех министерских манипуляций с образованием. Мы к этому привыкаем – вот что страшно. Ведь буквально в следующем абзаце примерной программы, после декларации о свободном структурировании, можно узнать, что она «построена на сочетании историко-литературного, хронологического и жанрового (выделено мной. – А.Ф.) принципов, утвердившихся в отечественной методике литературного образования». Это как возможно? Ведь теперь ничто не помешает не просто поставить рядом имена несопоставимые, но и соответственно перераспределить время на их изучение. Толстому достаточно, например, 5 часов – всё равно никто не читает… А вот Улицкой, к примеру, можно и 15 посвятить.
Часы, кстати, по сравнению со Стандартом 2004 года на базовом уровне сокращены до двух часов в неделю (сейчас – три). То есть до полной ликвидации нашего предмета как обязательного осталось два шага. Шажочка.
Если верить примерным учебным планам в конце программы: 2 ч. в неделю для базового уровня, 5 ч. – для углублённого. В этой связи любопытно, как себе представляют авторы изучение на базовом уровне таких названных ими произведений, как «Братья Карамазовы» Ф.М. Достоевского и «Ключи Марии» С.А. Есенина? Притом что на углублённом уровне почему-то предложен роман «Идиот». Неужели «…Карамазовы» проще и доступнее десятиклассникам? Это новое слово как в педагогике, так и в достоевсковедении. А есенинская теоретическая работа не всякому студенту-филологу по зубам, если профанацией не заниматься. Вероятно, у авторов программы есть какой-то тайный методический рецепт, возникает даже некая интрига: хочешь узнать, как успеть всё и сразу?
Но Бог с ней, с перегрузкой: под этим «космическим» прикрытием и так уж разгрузили школьников – легче некуда. Речь всё о той же иерархии. Точнее, о её отсутствии, которое называется вкусовщиной. Так случилось, что составителям по каким-то причинам крайне симпатичны следующие персонажи отечественной словесности, обязательные, по их мнению, для изучения на базовом уровне в любой школе: В.П. Аксёнов, А.Т. Гладилин, Ю. Домбровский, Ф. Искандер, В. Маканин, В. Некрасов, В. Пелевин, А. Рыбаков, Л. Улицкая (все, включая даму, почему-то без отчеств), В.Т. Шаламов, А. Эппель (очень стыдно за вопрос – кто это? И какое у него отчество?). И крайне несимпатичны В.Г. Белинский, Н.С. Лесков, А.К. Толстой, Н.Г. Чернышевский, В.П. Астафьев, Н.М. Рубцов, А.В. Вампилов. Ибо этих (как и многих других) имён в списке базового уровня нет.
(Прим. ред. – хочешь не хочешь, а задумаешься о тихой дерусификации школьной программы.)
Однако вкусовщина, недопустимая в документе подобного масштаба, – лишь видимая часть айсберга. Внимательный взгляд замечает неслучайность симпатий и антипатий составителей. Дело не в их вкусе, а в их «идеологических» предпочтениях. Или, что вероятнее, в конкретном заказе, который они честно исполнили. Вот для этого и нужно было кому-то избавиться от «содержательного раздела» в стандарте: пустоту можно заполнить по-разному. Будем надеяться, что появятся и другие варианты её заполнения. Но этот, первый, – весьма показателен, поскольку представляет собой попытку «под шумок» сформировать «новую классику». Generation «П» как зеркало современного образовательного абсурда.
Только абсурд этот при ближайшем рассмотрении оказывается хорошо продуманной системной работой по разрушению образования. Ликвидация сельских малокомплектных школ. Сокращение «неэффективных» (педагогических) вузов. «Оптимизация» окружных методических центров и предметных кафедр областных институтов повышения квалификации. Стандарты без содержания. Компетенции без знаний. Баллы как показатель профессионализма учителей. Инновации как самоцель.
Цветы в букете, по идее, не плодоносят, ибо с почвой никак не связаны. Но ещё М.Е. Салтыков-Щедрин предупреждал нас о том, какую могучую и губительную власть над действительностью могут иметь глупые бумаги. Им нужно объявлять войну всем миром, поскольку направлены они против каждого гражданина России – и прежде всего против наших детей.
По плодам узнавать будет уже поздно.
кандидат филологических наук,
заведующий редакцией литературы издательства «Русское слово»,
учитель литературы гимназии № 1516 г. Москвы