Про Льва Мея мы мало что знаем. Но вот на носу двухсотлетний юбилей – надо бы вспомнить поэта, почтить его память как подобает. А что вспоминать? Биография печальная, но не сказать, чтоб очень редкая в среде русских литераторов. Мей был из бедных дворян, его отец, участник Бородинского сражения, умер ещё не старым человеком, денег семье особо не оставил, а что оставил, то было украдено у вдовы мошенниками, после чего она осталась практически без средств к существованию. И это было лишь началом злоключений будущего поэта.
Несмотря на такой удар, дерзкий молодой человек сумел получить отличное образование и устроиться в канцелярию московского военного генерал-губернатора, откуда, впрочем, ушёл ради занятия литературой. Новое поприще, вопреки ожиданиям, не приносило ни денег, ни громкой славы, так что незадачливый литератор стал с горя серьёзно прикладываться к бутылке и умер сорока лет от роду, подорвав здоровье. Это вкратце.
Но если глубже всмотреться в факты, почитать воспоминания друзей и знакомых, нам откроется удивительно яркая жизнь человека, который постоянно боролся – с бедностью, с неудачами, с насмешками коллег, с непониманием окружающих. Крупным явлением в литературе его не назовёшь. Ему недоставало лиричности Афанасия Фета, глубины Фёдора Тютчева, гражданского пафоса Николая Некрасова или страстности Аполлона Григорьева.
Но что же там было? А была вера в свою звезду, был талант, не до конца раскрывшийся в силу ряда обстоятельств, были силы (до поры) выносить лишения и снисходительное отношение окружающих, была, наконец, верная и любящая жена, которая оказалась не в пример мужу расчётливым человеком и сумела организовать выпуск иллюстрированного журнала для женщин, наладив финансовые дела в семье.
Судьба его схожа с судьбой упомянутого Григорьева – оба умерли относительно молодыми, оба сильно нуждались и брались за любую работу, где требовалось бойкое перо, оба злоупотребляли спиртным. Разница лишь в том, что со временем известность и авторитет Григорьева начали расти, а с Меем получилось ровно наоборот.
Сейчас мы редко слышим романсы на стихи Мея, а самих его стихов, кажется, никто не помнит. А ведь в XIX веке он был всё-таки известным автором, музыку на его тексты писали многие знаменитые композиторы, включая самого Чайковского. Да и Римский-Корсаков написал целых три оперы на основе его стихотворных драм – «Царская невеста», «Псковитянка» и «Сервилия».
А лирика его… Ну что лирика. Она сочинялась по чётким канонам позапрошлого века, так что вряд ли заворожит современного читателя. В то же время тексты Мея, стилизованные под русский фольклор, действительно неплохи и читаются с определённым интересом. Он не только перевёл с древнерусского «Слово о полку Игореве», но и сам немало писал на темы исторических событий:
Над рекою, над пенистым Волховом,
На широкой Вадимовой площади,
Заунывно гудит-поёт колокол.
Для чего созывает он Новгород?
Не меняют ли снова посадника?
Не волнуется ль Чудь непокорная?
Не вломились ли шведы иль рыцари?
Мы избалованы количеством великих поэтов. Нам чуть что – гения подавай. На выдающихся уже смотрим без подобострастия, на замечательных – искоса, а просто хороших авторов стараемся и вовсе не замечать. Да, Мей не стал великим, однако таковыми не стали и сотни тысяч стихотворцев, три века уже рифмующих в нашей стране. Но если в России о дне рождения поэта вспоминают и через 200 лет, это означает, что он действительно чего-то стоил.