Разговор о современной российской деревне продолжает экономист-эколог, профессор МГУ Сергей БОБЫЛЁВ
– Сергей Николаевич, как известно, самая печальная «новость» последнего полувека: деревня состарилась и опьянела. От таких «болезней» экологи, к сожалению, лекарства не знают. Вторая сельская беда – убыль пахотного клина. Угодья, которые худо-бедно кормили Россию, зарастают ныне быльём-травой да ольхой-берёзой...
– Это покажется парадоксом, но, как ни странно, бывают выгоды и от потерь. А в отдельных случаях выгода способна оказаться потерей. Всё зависит от того, как что оценивать. Иногда студентам я задаю вопрос: как выяснить стоимость обыкновенной ёлки или сосны? И студенты с ходу дерево спиливают, подсчитывают кубометры древесины и, заглянув в ценник, выдают на-гора некую сумму. У одних из сосны получаются обыкновенные дрова. У других – пиломатериалы. Однако на вопрос: «Сколько стоила сосна или ёлка до того, как их спилили?» – ответить никто не может. Между тем живое дерево на корню всегда ценится в три-четыре раза дороже, чем спиленное. В экономике есть такое понятие, как природный капитал. Есть природный капитал земли, воды...
– Поговорим о капитале земли!
– Попробуем. Деревня, безусловно, попала в переплёт. Уже до кризиса она словно провалилась в чёрную дыру. Однако рыдать не следует. Из хозяйственного оборота выпадает земля или совсем уж с низким плодородием, или та, что находится в труднодоступных бездорожных местах. В любом случае там что-то выращивать – это пустая трата сил. В советскую пору, чтобы кормить страну, старались постоянно увеличивать пашню. Тому пример – освоение целины. И вроде всё верно: больше засеял – больше получил продуктов питания. Только при отсутствии хороших дорог и отлаженной переработки страна ежегодно теряет до 30 процентов урожая. Выходит, зря мы гоняли трактора, жгли горючее, мучили землю.
– Но что же теперь делать населению в оставшихся деревнях? Как выживать?
– Именно здесь и зарыта собака. Мы привыкли, что земля нас кормит. И помимо этой единственной утилитарной задачи – давать кормёжку – никакой иной цели не желаем знать. На самом деле, являясь кормилицей, земля оказыва
ет множество и ещё не менее важных услуг. Вспомним природные катаклизмы последних лет. От Ян-Цзы до Рейна прокатились мутные волны речных наводнений. Европа вволю нахлебалась. В Китае миллионы людей, спасаясь от гибели, бросали кров и в срочном порядке переселялись в иные, более безопасные места. Российское МЧС тоже не успевает сушить мундиры – то на Кубань надо срочно лететь, то в Якутию, где последние несколько вёсен половодье наносит страшные разрушения прибрежным селениям.
А ведь вся эта немыслимая природная лихорадка: наводнения, градобития, местами небывалые снегопады, ураганы, пыльные бури – всего лишь плачевный итог наших однобоких, слишком прагматичных отношений с землёй. Если землю жалеть, сохранять в её естественном состоянии, не перенапрягать, не мучить без великой надобности плугом, она, как защитница и берегиня всего сущего, способна усмирить любые болезненные процессы, не позволяя им перерасти в необратимую катастрофу. Иначе говоря, вторая и очень важная функция земли – экосистемная.
– Мы, кажется, слишком отъехали от основной темы нашего разговора.
– Ничуть! Возьмём для примера Уральский регион. Там что ни шаг, то металлургия и химия. Суммарный промышленный выброс давно мог задушить здесь всё живое, включая и человека. Мы в МГУ делали расчёты. Оказалось, что ущерб от загрязнений воздуха – только воздуха! – в таких «грязных» областях, как Свердловская или Челябинская, составляет до 8 процентов потерь от стоимости всей производимой здесь промышленной продукции. Иначе говоря, теряются фантастические деньги в результате хронических заболеваний населения. То есть просматривается прямая связь: больная экология – больной человек – больная экономика. Защита здоровья населения, таким образом, есть третья, и вовсе не последняя, функция земельного капитала.
– Как же эти абстрактные функции служат человеку?
– Не торопитесь... Оказывается, что заброшенная пашня, ныне зарастающая лесом земля, на самом деле выполняет важнейшую роль, которая как бы выходит за рамки сельского хозяйства. Эта выгода рассеяна в пространстве. Но она реально существует! Согласитесь, что никто из нас не проводит отпуск в городских условиях с целью поправить своё здоровье. Для отдыха мы выбираем сельскую местность. И детей своих вывозим туда на лето, потому что только в деревне находим утешительную тишину и покой. Но эти красоты, полные тишины, дорогого стоят.
Сельский ландшафт с его полями-лесами, реками-озёрами, с пением птиц, волшебным воздухом и покоем и есть тот загадочный, но реальный земельный капитал, который требует к себе бережного отношения. Рыночной цены в рублях ему нет, но он способен давать проценты. Благодарная земля, которую перестали насиловать плужным лемехом, способна иными много возросшими силами верой и правдой служить человеку. Именно в последнее время, в условиях сплошной урбанизации, когда круто меняются ритмы жизни, роль земли особенно возросла. Очень важно понять и принять это как должное.
– А что делать с «грязными» регионами?
– Разумеется, закрывать заводы никто не станет, они опорные столбы экономики. Спасают нас только лесные пространства и нераспаханная земля. Да! Да! Именно лес и нераспаханная земля! Промышленные регионы уже не способны регенерировать природную энергию – они её потребители. Зато другие накапливают и восстанавливают атмосферную чистоту. Затем, словно истинные доноры, «перекачивают», отдают во спасение туда, где возник её перерасход. Иначе говоря, одни наносят природе ущерб, коптят и гадят, другие нейтрализуют их вредоносное влияние.
В зависимости от вклада в обеспечение устойчивости биосферы планеты все страны мира делятся на два типа. Допустим, Бразилия, Канада или Австралия, чьи территории наименее нарушены хозяйственной деятельностью, которые своим экологическим потенциалом поддерживают устойчивость биосферы, относятся к типу стран-доноров. К типу «экологических потребителей» обычно относят Японию и развитые страны Западной Европы... Похожая идентификация целесообразна и внутри одной страны. В России в том числе.
– Какие российские регионы можно отнести к классу доноров? Неужели такие ещё сохранились?
– И немало. Это и Дальний Восток. И просторы Сибири. В Центральной России я бы выделил Костромскую область. Чистейший уголок! Неповторимый! Достаточно сказать, что доля загрязнённых вод там составляет всего четыре процента от общего объёма стоков, что является одним из лучших показателей по России. Костромская сторона более всех иных центральных регионов укрыта лесом. Начиная с 1990 года площадь распаханных полей здесь сократилась на 12 процентов. Хорошо это или плохо, можно судить хотя бы по тому, что по Киотскому протоколу предусмотрено особое поощрительное вознаграждение сельским хозяевам, если они сокращают пахотный клин. Европа уже пришла к осознанию: чем меньше распашки, тем больше здоровья. Теряя, можно найти больше.
О вкладе той же Костромы только в смягчение глобальных климатических проблем можно судить по объёмам связывания парниковых газов лесами региона. Один гектар леса связывает 2–3 тонны СО2. Согласно Киотскому протоколу, при современной рыночной цене на уровне 10 долларов за тонну углекислого газа Кострома предоставляет в год экосистемных услуг на сумму 36 миллионов долларов. Таким образом, помощь дотируемым регионам может возрасти многократно. Фантастика!
– Вот именно! Как-то не верится в такой бизнес...
– Чтобы экологические проблемы решались как на мировом, так и на федеральном уровнях, чтобы регионы-доноры вроде Костромы имели денежную выгоду, настало время создать специальное эколого-экономический компенсационный механизм, который бы осуществлял перераспределение средств от регионов-потребителей к регионам-донорам. Россия несёт большие издержки на поддержание природного потенциала и глобальных экологических услуг. Она вправе претендовать на экологические компенсации со стороны мирового сообщества. Как минимум на списание до 20–25 процентов долгов, или 10 миллиардов долларов, в обмен на реализацию природоохранных программ и проектов.
– Но в реальности Кострома ни копейки не получает, хотя изрядно уже сократила и продолжает сокращать пахотный клин. Все учёные заботы о дисбалансе в мировой экосистеме житель деревни воспримет с большим недоверием. В условиях кризиса ему гораздо важнее мешок картошки и хотя бы кочан капусты на грядке. Какой интерес быть регионом-донором? Кострома, зарастая ольхой и берёзой, если и спасает дымный Урал, Москву и даже Западную Европу, сама при этом процентов с «капиталу» не имеет ни гроша.
– Богатые страны, разумеется, просто так денег не дадут. Нужны программа действий, прозрачность расходов, борьба с коррупцией и т.д. Поэтому России необходимо иметь свою программу по поддержанию своих глобальных экологических функций. Вне зависимости от позиций Запада целесообразно создать экологический компенсационный механизм для регионов. К сожалению, для большинства экологически ценных территорий (в том числе и для Костромской области) верно правило: «Богатая природа – бедные жители». И в случае сохранения нынешней экономической ситуации здешнее население занимается и будет заниматься браконьерством, вырубкой лесов, уничтожением редких видов флоры и фауны. Поэтому и нужен федеральный механизм, который через субсидии, дотации, трансферты учитывал бы ценность региональных услуг для страны.
– Всё, о чём вы говорите, похоже на благие пожелания. А что в действительности?
– Всякое и разное... Если люди едут отдыхать в деревню – они готовы платить, чтобы наслаждаться природой. Приезжему человеку там необходимо найти жильё, нужны различные услуги со стороны местного населения, нужен транспорт, нужны продукты питания и различные развлечения – вроде охоты с рыбалкой. Не менее интересно сходить в турпоход с опытным экскурсоводом. Много чего требуется на отдыхе. И за всё люди платят наличными. Денежки капают и остаются в регионе! Плохо ли?
Знаменитый ли то Байкал, Костромская область или безвестная лесная деревушка – без разницы! Каждое место, пригодное для отдыха, должно иметь свой процент с природного капитала. «Туда и обратно» люди берут билеты, приехав, поселяются в гостинице, нанимают частный домик или строят дачу... В итоге опять набегают приличные суммы за возможность любоваться природой и получать радость жизни, недоступную в городе. А это тоже проценты на земельный капитал, который якобы лежит незадействованным, а на самом деле даёт весьма и весьма ощутимый доход местному населению. И есть много умных, предприимчивых людей, которые умело это использует. Они не сидят сложа руки, а выращивают овощи, откармливают скотину, торгуют молочными продуктами с собственного подворья, открывают сельские микрогостиницы, их не пугает, что сокращаются размеры пахотной земли, потому что есть немало и других способов успешно жить.
– Вы рисуете каких-то заоблачных журавлей в небе. А лучше бы синицу в руки...
– Есть и «синицы». Загляните в Томскую область. Томичи ежегодно собирают огромное количество грибов и лесных ягод. Семья средней ленивости из трёх человек за сезон зарабатывает на этом промысле автомашину «Жигули». Понимаете? За один летне-осенний сезон! Там, в Томской области, создана крепкая заготовительная система, открыты приёмные пункты, организованы переработка и реализация готовой продукции... Даже старички и старушки за сезон могут заработать на безбедную жизнь в течение года. Разве плохо?
К сожалению, везде и всюду даёт себя знать человеческий фактор. В Мантуровском районе Костромской области, где мне часто приходится бывать, грибов и ягод в лесу тоже через край. Не ленись – и будет хлеб на столе. Ещё и на масло останется. Но сколько раз приходилось наблюдать, как человек ведро брусники наберёт и бежит на дорогу кому-либо её продать, а продав, вместо того чтобы опять в лес бежать и собрать второе ведро, бежит в магазин за бутылкой водки.
Дожили до того, что в деревнях пастуха нормального не сыскать: очумев от водки и самогона, они на выгонах даже теряют скот и от пьяного угара не помнят сами себя. Что им пашня брошенная? Что ягодная и грибная поляна? Чуть ли не целью жизни становится для многих выпить и захмелеть. И вообще много всего огорчительного...
– Но какие конкретные рычаги для выживания сельскому жителю нужны уже сегодня и завтра?
– Создавать кооперацию! Какая есть сейчас в Томской области. Или возрождать её в том виде, какой она была в советское время. Фантастическая вещь. Она и оберегает лес, и даёт немалые деньги сельскому жителю. Лесные богатства несметны. Но организуйте закупку и переработку, дайте населению почувствовать, что заниматься сбором грибов и ягод тоже очень выгодно. Не единым сельским хозяйством жив человек. Немалые перспективы открывает, кроме того, зелёный туризм. Охота и рыболовство. Замечательные угодья вокруг. Люди едут в деревню на отдых – обслужите их достойно, и доход местному населению обеспечен. А сколько древесины? Только не надо рубить всё подряд. Можно и аккуратно, по выбору. Не наголо. Будем помнить – пока дерево зеленеет, оно бесценно, потому что даёт жизнь всему живому вокруг.
Беседу вёл
|
P.S. |
Мы действительно, говоря о деревне, привыкли видеть там одно только сельское хозяйство. И мерить тамошнюю жизнь лишь показателями надоев да размерами пахотной земли. Разумеется, никто не предлагает вовсе отвернуться от сельхозпроизводства, но сегодня можно уже взглянуть на тамошнюю жизнь и иначе, под другим углом. Например, экологическим. Доля земли не только давать урожаи, эта доля куда богаче и многограннее, чем мы привыкли себе представлять.