Есть в подмосковной глубинке четырёхсотлетняя старообрядческая деревушка Селиваниха Орехово-Зуевского округа. Чем прославилась? Это малая родина советского адмирала Ивана Дмитриевича Елисеева (1901–1974), участника трёх войн – гражданских в России и Испании и Великой Отечественной. Но самое удивительное – он инициатор первого боевого приказа 22 июня 1941 года, который был отдан за час до официального объявления войны.
В далёкие уже годы едва ли не шлягером была песня со словами:
Двадцать второго июня,
Ровно в четыре часа,
Киев бомбили,
Нам объявили,
Что началася война…
Конечно, из песни слова не выкинешь, а вот с военной историей всякое случается. Если строго придерживаться фактов, приказ советского контр-адмирала Елисеева об открытии огня по фашистским самолётам, направлявшимся с бомбами к Севастополю, стал первым боевым распоряжением, которое было отдано в ночь на 22 июня. Именно благодаря решению Ивана Елисеева Севастополь не встретил врага сонным. С учётом действовавшей директивы Генштаба «не поддаваться на провокации» боевой приказ адмирала означал большой риск и выявил его личное мужество.
После Победы решение Елисеева почему-то замалчивали. Может, приказ не вписывался в привычную хронологию войны? Скорее всего, именно так: не хотели запутывать людей. Хотя нюансы интересны.
В разных изданиях популярных в советскую эпоху «Воспоминаний и размышлений» маршала Г.К. Жукова указывались и иные «инициаторы» приказа, и иное время самого события.
Я решил перечитать мемуары Маршала Победы и воспоминания адмиралов Кузнецова и Елисеева, чтобы сравнить их и докопаться до истины. Вот что раскрывается.
Судя по этим источникам, в ночь с 21 на 22 июня 1941 года начштаба Иван Елисеев находился в штабе Черноморского флота, поддерживая связь с наркомом ВМФ СССР Николаем Кузнецовым и извещая своего прямого начальника – командующего Черноморским флотом вице-адмирала Филиппа Октябрьского о складывающейся обстановке.
По словам Елисеева, ранее, «учитывая тревожную обстановку, договорились, чтобы в штабе флота ночью обязательно присутствовал кто-нибудь из старших начальников, облечённый правом в случае необходимости принимать ответственные решения». В ночь на 22 июня на такое дежурство заступил он сам. Традиция на флоте такова: самым ответственным считается дежурство в ночь с субботы на воскресенье. Был как раз такой случай. В 01.03 поступила телеграмма из Москвы. Через две минуты она лежала у начштаба на столе. Вскоре он вручил её прибывшему командующему флотом. Это был приказ наркома ВМФ СССР Н. Кузнецова о переводе флота на оперативную готовность № 1.
Немедленно привели в действие заранее отработанную систему оповещения. Бывший нарком Кузнецов в мемуарах пишет:
«Около 3 часов дежурному (Н.Т. Рыбалко – оперативный дежурный по штабу Черноморского флота. – Авт.) сообщили, что посты СНИС и ВНОС (СНИС – служба наблюдения и связи, ВНОС – воздушное наблюдение, оповещение и связь. – Авт.) слышат шум авиационных моторов. Рыбалко докладывает об этом Елисееву.
– Доложите командующему, – отвечает начальник штаба. Рыбалко докладывает комфлоту.
И тут у них происходит разговор, который воспроизводится Н. Кузнецовым по записи дежурного.
Ф.С. Октябрьский: Есть ли наши самолёты в воздухе?
Н.Т. Рыбалко: Наших самолётов нет.
Ф.С. Октябрьский: Имейте в виду, если в воздухе есть хоть один наш самолёт, вы завтра будете расстреляны.
Н.Т. Рыбалко: Товарищ командующий, как быть с открытием огня?
Ф.С. Октябрьский: Действуйте по инструкции».
То есть командующий Октябрьский (это, кстати, не его родная фамилия, в 20-е он поменял свою фамилию Иванов на новую – в честь Октябрьской революции) не стал принимать на себя ответственность отдать боевой приказ.
А медлить было нельзя! Инициативу взял на себя Иван Елисеев. Конечно, случись что (например, на подлёте могли быть наши самолёты), он оказался бы крайним и понёс строгое наказание.
Принятие решения фактически означало, что осуществлён переход от мирного времени к войне. Тем более речь шла о Севастополе – главной военно-морской базе Черноморского флота. Отдать здесь приказ об открытии огня всей системой ПВО по неизвестным ещё в те секунды самолётам далеко не равнозначно открытию огня, например, на какой-либо пограничной заставе. Командование оказалось перед выбором: с одной стороны, нельзя пропустить безнаказанно врага, если это враг, а с другой – не хотелось бы получить нежелательные осложнения. Елисеев решился. Разбег по времени вроде бы небольшой, вскоре все флоты получили разъяснение, что война началась, все колебания отпали, но до этого ещё надо было дожить!
Если вернуться к самой ситуации, указание Октябрьского «действовать по инструкции» не могло, конечно, удовлетворить оперативного дежурного Рыбалко. Он обратился к стоявшему рядом начальнику штаба флота Елисееву:
« – Что ответить начальнику ПВО Жилину?
– Передайте приказание открыть огонь, – решительно сказал Елисеев.
– Открыть огонь! – скомандовал Рыбалко начальнику ПВО.
Но ведь и полковник Жилин хорошо понимал весь риск, связанный с этим.
– Имейте в виду, вы несёте полную ответственность за это приказание. Я записываю его в журнал боевых действий, – заметил он вместо того, чтобы произнести короткое «Есть!».
Врага Севастополь встречал, ощетинившись орудиями,
нацеленными на небо и море (Фото: Соколенко / РИА Новости)
На часах значилось: 3 часа 07 минут.
Немецкие самолёты подходили к Севастополю на небольшой высоте. Город был всё ближе. Вдруг вспыхнули прожектора, яркие лучи стали шарить по небу. Заговорили зенитные орудия береговых батарей и кораблей. Несколько самолётов загорелось и упало в море. Другие поторопились сбросить боезапас. Было понятно: незамеченными подойти не смогли. У пилотов была задача заблокировать советские корабли в бухтах, не дать шанса выйти в море. Не получилось! Налёт был отбит, рассвет 22 июня Севастополь встретил, ощетинившись орудиями, нацеленными на небо и море...
Сохранилось письмо военного пенсионера И. Елисеева адмиралу флота Н. Кузнецову от 20 апреля 1970 года. В нём он доверительно рассказывает о своём обращении в ЦК КПСС по поводу неточностей в книге Жукова «Воспоминания и размышления». Речь шла и о налёте немецкой авиации на Севастополь в ночь на 22 июня. Сохранились также записки бывшего оперативного дежурного по штабу Черноморского флота Н. Рыбалко. Из них следует, что команду об открытии огня командующий ЧФ Октябрьский не давал, а решение было принято начальником штаба Елисеевым. Но известно, что в январе 1966 года Октябрьский написал Рыбалко письмо, в котором подаёт свою версию ситуации: «Когда мне т. Русаков (командующий авиацией ЧФ) доложил о появлении неизвестных самолётов, я сразу же дал приказание открыть огонь. А после открытия огня и первых упавших мин лично доложил в Москву, найдя вначале Кузнецова, потом мне звонил Берия, потом начальник Генштаба Жуков». То есть получается, что Октябрьский якобы отдал приказ открыть огонь, никого не спрашивая. Маршал же Жуков в своих мемуарах подаёт ситуацию иначе: «Переговорив с С.К. Тимошенко, я ответил Ф.С. Октябрьскому: «Действуйте и доложите об этом своему наркому». Таким образом, сам Жуков не дал согласия на открытие огня, пока не доложил о ситуации народному комиссару обороны СССР Тимошенко.
Сопоставляя все факты, убеждаешься: ответственность в эту ночь взял на себя Иван Елисеев!
…В годы войны и после неё по-разному сложились судьбы упомянутых военачальников. Адмиралу флота Герою Советского Союза Кузнецову (с ним у Елисеева были товарищеские отношения) не очень повезло при Хрущёве, зато Брежнев, став главой государства, высоко оценил в год 20-летия Победы выдающиеся военные заслуги Николая Герасимовича. Не был обижен наградами и адмирал Елисеев: восемь орденов, среди них высшая награда Родины – орден Ленина.
Иван Елисеев скончался в Москве 28 сентября 1974 года, пережив на три месяца маршала Георгия Жукова. Как потомственного старовера, его похоронили на старообрядческом Рогожском кладбище столицы. Удивительно, но в надпись на памятнике Елисееву вкралась иная цифра времени в приказе, им отданном: 3.06 вместо 3.07. Видимо, это не столь уж теперь важно.
Для себя ещё раз отмечаю: подвиги можно совершать не только в бою. На линии огня человек оказывается подчас даже в собственном рабочем кабинете, когда надо быстро принять важное и рискованное решение. Иван Дмитриевич Елисеев смог это сделать.
Евгений Голоднов,
краевед, Орехово-Зуево Московской области