Магомед Ахмедов
Народный поэт Республики Дагестан, переводчик, критик и публицист. Пишет на аварском и русском языках. Родился в 1955 году в селении Гонода Гунибского района Дагестанской АССР. Окончил с отличием Литературный институт им. А.М. Горького. Член Союза писателей России. Первая книга, «Ночные письма», вышла в 1979 г. О стихах М. Ахмедова высоко отзывались Расул Гамзатов, Лев Озеров, Валентин Распутин, Александр Михайлов, Вадим Дементьев и многие российские писатели. За последние годы изданы книги: «Поэт», «Тайный час», «Поэт и народ» и др. М. Ахмедов написал несколько исследовательских работ о русских поэтах: С. Есенине, Н. Рубцове, Ю. Кузнецове. Перевёл на аварский язык произведения А. Пушкина, А. Блока, В. Соколова, Н. Рубцова, Ю. Кузнецова, О. Чухонцева и других русских поэтов. Председатель правления Союза писателей Республики Дагестан. Лауреат многих литературных премий, в том числе «Золотого Дельвига» (2012). Живёт в Махачкале.Русские поэты
Геннадию Иванову
Мой Пушкин вновь ко мне приник,
Живым вернувшись с речки Чёрной:
«Я Памятник себе воздвиг…»,
«Любви все возрасты покорны…».
Мы с ним, вдвоём на сквозняке,
Стоим… И чудится – в тумане,
Сейчас – на русском языке! –
Он запоёт о Дагестане.
Проникнет в душу каждый звук
Среди вселенского потока.
И парус лермонтовский вдруг
Здесь забелеет одиноко.
Какие слово и мотив,
Как это больно и сердечно!
Звезда с звездой заговорив,
Со мной останутся навечно.
И с Блоком я по январю
Пройдусь… Махмуд и он – мессии!
И, будто эхо, повторю:
«Мы – дети страшных лет России!»
На берегах Невы-реки
Я буду этими стихами
От чёрной режущей тоски
Спасаться белыми ночами.
Такою же тоской объят,
Пойму, сдержав скупые слёзы,
Что по-есенински шумят
В Гунибе белые берёзы.
Губами прижимаясь к ним,
Судьбе доверюсь наудачу.
Строкой Поэзии храним,
Я тоже не зову, не плачу.
Я просто знаю – в чёрный час,
Когда сгустятся злые тени,
Спасут меня ещё не раз
И Блок, и Пушкин, и Есенин…
Поэт и имам
Бой затих… И скалы понемногу
Озарялись отсветом луны…
«Выхожу один я на дорогу…» –
Доносилось с русской стороны.
И печально делалось, и больно,
Отступали смерть и неуют.
И Шамиль заслушался невольно:
«Что за песню русские поют?»
И толмач, имама знавший лучше,
Чем любой отважнейший мюрид,
Рассказал, что Лермонтов… Поручик…
Написал слова… Он здесь убит…
– А о чём она? – Да о герое,
Не жалевшем прошлого ничуть, –
Он искал свободы и покоя,
Он хотел забыться и заснуть…
– Ну а как погиб? Из-за наветов?
Или горец выстрелил в висок?
– Русские… Они своих поэтов
Часто убивают. Видит Бог…
Всё у них поэты виноваты,
Им ценить поэтов Бог не дал…
– Если б мне он встретился когда-то,
Я бы свой не вытащил кинжал.
Что не наши – это слава Богу, –
Закивал имам… Шагнул к реке.
«Выхожу один я на дорогу…» –
Затихало где-то вдалеке.
Плач слепого охотника
Я – старый охотник…
Я выбился просто из сил,
Бродя по ущельям,
одежду стирая в отрепья.
Последнего тура
я нынче в горах застрелил,
А пуля вернулась…
Попала в меня… И ослеп я…
В глазах потемнело…
И сделались дали пусты.
И солнце шепнуло:
«Тебя я навеки покину…»
За годы скитаний
я столько убил красоты,
Что не отличить мне теперь
от низины вершину.
Был взгляд мой намётан…
В стрельбе я не знал неудач.
И падали туры,
склоняя пронзённые выи.
И, только ослепнув, вдруг понял:
я только палач…
А где эти души, а где эти души живые?
На шелест, на шорох
умел я мгновенно стрелять,
Мой выстрел являлся
предвестником смертного часа.
Куда всё девалось?
Я это не в силах понять,
А сердце похоже
на турье сгоревшее мясо…
Я так ликовал, если,
выстрелом сбитый моим,
Катился подстреленный тур
вдоль глухого ущелья.
И кровь закипала…
И был я Аллахом храним,
Но кровь моя сделалась чёрной,
как мутное зелье.
Тяжёлое солнце
стекало в межгорный провал,
И скалы пугались
вот этого лютого смеха,
Когда я, убивший,
от радости долго скакал,
И сердце гудело в груди,
будто горное эхо.
А нынче Всевышний забрал
мой прищуренный взгляд.
Во тьме засыпаю…
Во тьме просыпаюсь и каюсь…
И только в мозгу моём
выстрелы снова звучат –
От них просыпаюсь…
От выстрелов я просыпаюсь.
Последний мой выстрел…
Тур падает, громко храпя,
А сердце опять наполняет
шальное веселье.
Я снова стреляю…
И вновь попадаю в себя,
Подстреленным туром летя
в грозовое ущелье.
Николай Рубцов
Зелёные звёзды порою
мне светят с небес,
Зелёные травы мне дарят
зелёные тайны.
И в зелени луга мне чудится
столько чудес,
Хотя я всего лишь
растерянный путник случайный.
Здесь всё неподдельно
и всё пробирает до слёз,
И сердце поэта зелёное марево лечит.
Зелёные косы раскидистых
русских берёз
В Гунибе ласкают мои
утомлённые плечи.
Стою у надгробья
и что-то боюсь говорить.
Земля вологодская…
Скромная эта могила.
Любимая только способна
поэта убить…
Ты просто любил…
А любимая просто убила…
Зелёные звёзды с собой
ты неслышно унёс.
Стою у могилы…
Какие здесь могут быть речи?
Зелёные косы родимых
гунибских берёз
Мне в Вологде молча ласкают
усталые плечи.
Ушёл ты непонятым…
Не понимают меня –
Вовек не сойти нам
с того бесконечного круга.
Но токи земли
через нас проникают, звеня,
В высокое слово…
И мы понимаем друг друга.
Я горского хлеба принёс тебе
щедрый кусок,
Голодные птицы на хлеб
напустились оравой.
Ты был одиноким…
Я тоже давно одинок.
Бог видит – сочтёмся с тобою
посмертною славой.
Боюсь обмануться
и что-то промолвить не то…
Могила твоя не забыта
в краю богоданном.
Есть памятник даже…
Ты в чёрном немодном пальто.
И в шарфике чёрном…
С нелепым своим чемоданом.
Собрался в дорогу…
Последний готов пароход…
Вечернее эхо неспешно парит
над рекою.
Минута-другая –
и твой пароход уплывёт…
Последним поэтам
ты нервно помашешь рукою.
Букетик к букету…
Торжественный траурный ряд.
Стихи подступают…
И нет у поэзии края.
Стихов твоих звёзды
давно над Гунибом парят,
Цветы из Гуниба у ног твоих
чуть озаряя.
* * *
Есть час в ночи,
длиной в одно мгновенье,
Когда ты просыпаешься в поту,
Грехи тебя зовут, зовёт прозренье,
Вопросы задают сквозь немоту.
Как ты живёшь
и что другим оставишь?..
Не покривить душой, не промолчать…
И музыка в душе… А из-под клавиш
Спешит строка,
чтоб мучить и звучать.
Есть час в ночи…
Ты робким подмастерьем
Стоишь… Ты свой не выучил урок.
Ты всё забыл, во что недавно верил,
А что запомнил – то тебе не впрок.
И всё гадаешь –
что решит Всевышний?
Позволит ли он думать и дышать?
Всё остальное лишним будет,
лишним…
Спешит строка, чтоб мучить и звучать.
Есть час в ночи…
Его, как мост Сиратский,
Лишь одолеет чистая душа.
Грехи же вниз потянут…
В пламень адский,
Но как пройти по жизни не греша?
И ты идёшь, гонимый чёрным веком,
На лбу сомнений горькая печать.
Но если ты остался человеком –
Придёт строка,
чтоб мучить и звучать.
Перевёл с аварского Анатолий Аврутин