К чему приведут результаты референдума в Нидерландах? К отказу от прямой демократии в ЕС?
Рядом со мной европейские и американские учёные, большинство сочувственно кивают, им всё это нравится. Правда, лишь до тех пор, пока в кадр не вплывают, заполняя его, три могучие фигуры в мохнатых казачьих шапках. Залихватски подкручивая усы, колоритные казаки несколько залихватски обещают: «Скоро постучимся в Европу!»
«Что, что они говорят?» – забеспокоилась, наверное, от вида украинцев одна из моих немецких коллег. Когда перевожу дословно, у неё вырывается: «О нет, не надо, не стучитесь!»
Эпизод вспомнился, когда референдум в Нидерландах подтвердил известную в ЕС, но не понятую Украиной истину: мало быть лояльными «Европе лидеров», нужно завоевать симпатии «Европы народов». Ведь даже согласованные планы глав государств могут быть перечеркнуты плебисцитами.
Так было, когда помпезная Конституция для Европы, призванная институционально обеспечить рывок Большой Европы к тесному политическому союзу, летом 2005 года разбилась о результаты референдумов во Франции и тех же Нидерландах и тихо вернулась спустя пару лет в скромном виде Лиссабонского договора. Так, похоже, и сейчас. После нашествия мигрантов в 2015 году договор об ассоциации – первая ступень сближения Украины с ЕС – многие воспринимают как угрозу, как стремление нестабильной страны влиться в Европу со всеми своими внутренними конфликтами и враждебностью к России.
Эксперты гадают, что изобретёт Брюссель, к каким юридическим уловкам прибегнет, чтобы учесть мнение голландцев. А европеисты спорят вообще о судьбах демократии в Европе. Ведь одним из следствий нидерландского референдума может стать отказ ЕС от плебисцитарной демократии в судьбоносных для европейского проекта случаях. А это может стать для ЕС сменой вех.
Уже в истоках (1957) европейский проект был проектом элит. Интеграция началась не столько по воле народов, сколько правящих кругов. Дефицит реальной демократии в структуре, претендовавшей демократизировать других, был, да и остаётся притчей во языцех. К гражданам в ЕС элиты относились и всё ещё относятся по принципу: «То, что мы делаем, ты не поймёшь, но всё, что мы делаем, хорошо для тебя».
По мере движения к политическому союзу – от Маастрихтского (1992) до Лиссабонского договора – ЕС развивался в постдемократическую структуру. Граждане, которые ранее лишь опосредованно, через парламенты, влияли на политику государств, всё чаще начали прибегать к оружию плебисцитов. Одновременно усиливался Европарламент, представляющий не государства, а граждан ЕС в целом.
Именно оттуда раздались теперь первые голоса против «демократии за счёт Европы» – и не от консерваторов, а от былых бунтарей, от фракции зелёных. Национальные плебисциты встают на пути европейской интеграции, заявила глава фракции Р. Хармс. Референдумы становятся рупором противников интеграции, подтвердил и президент Европарламента Мартин Шульц. В Нидерландах, сказал он, договор с Украиной послужил поводом выразить неприятие политики ЕС в целом и стал орудием внутриполитической борьбы. С ним солидарен министр иностранных дел Люксембурга Ж. Ассельборн: в парламентарной демократии референдумам делать нечего, заявил он. Они не годятся для решений общеевропейских вопросов.
Право на плебисциты закреплено в конституциях, однако можно затруднить их организацию, изыскать возможность обходить их результаты в важных для ЕС вопросах или же вообще отказаться от единогласия при принятии общеевропейских решений. Нидерландский референдум может положить начало серьёзным изменениям в легитимации многих процессов, которые происходят или намечаются в Европе.