Олег Рябов, главный редактор журнала «Нижний Новгород»
Вредная книга
С юных лет меня интересовали разного рода старинные книжки, которых не было в привычных домашних библиотеках, так или иначе попадавшие ко мне в руки. Вспоминается любопытная история, случившаяся много лет назад.
Мне было лет пятнадцать-семнадцать. Десятилетние мальчишки с нашего двора начали постоянно притаскивать какие-то старинные журналы «Нива» и «Солнце России» и разглядывать в них картинки, сидя на крыльце нашего деревянного дома. Я поинтересовался – откуда они берут эти журналы, и они отвели меня на чердак соседнего полуразвалившегося дома с проваленной крышей и предназначенного на слом. Там, на чердаке, стоял огромный кованый сундук, забитый этими журналами. А ещё в этом сундуке в невероятном количестве сохранились небольшие брошюрки в ярких красочных обложках с рассказами о замечательных сыщиках: Нике Картере, Лорде Листере, Нате Пинкертоне, Шерлоке Холмсе, «Тайны пещеры Лейхтвейса». Я в то время уже знал о существовании этого развлекательного чтива, публиковавшегося в начале XX века. Но в тот раз мне бросилось в глаза новое имя: «Гений русского сыска Путилин». Я взял в руки брошюрку – она называлась «Ужасы больничной мертвецкой»; содержание её было банально и мерзко: сторож больничного морга Кузьма использовал для удовлетворения своих извращённых сексуальных наклонностей трупы молодых женщин.
Я в те годы даже не представлял, что какой-то здравомыслящий писака может подобный текст зафиксировать на бумаге, смакуя детали, а какой-то издатель растиражировать этот гадкий текст. Вернувшись к себе во двор, я показал брошюрку своему старшему брату: он был для меня всю жизнь непререкаемым авторитетом. Его молчаливая реакция после двухминутного пролистывания книжки помнится мне до сих пор. «Вредная книга, – очень деликатно высказался он и добавил: – Дай спички!»
Книжечка буквально вспыхнула маленьким костерком и очень быстро превратилась в несколько хлопьев серого пепла. Аутодафе. Мы совершили сожжение книги, и мне никогда не было за это стыдно.
Автоцензура
Мне как главному редактору литературно-художественного журнала, выполняя требования по обязательной маркировке иноагентов, экстремистов и террористов в СМИ, регулярно приходится зондировать ситуацию, связанную с появлением всё новых и новых таких персонажей в рядах наших российских писателей. Появление этих имён даже в сторонних публицистических материалах обязывает нас, издателей, указывать их новый статус или в скобках, или в сноске! А если эти авторы были объявлены предателями и негодяями в тот момент, когда книга уже находилась в типографии, или издателям просто не успели сообщить о появлении новых отщепенцев, то виноват будет главный редактор. И его должны будут как-то наказать! И вот тут главный редактор периодического издания уже становится сам себе цензором, следя, чтобы фамилии этих отщепенцев были помечены особым титулом или вовсе вычеркнуты из текста.
Хотя Никиту Рылеева, бывшего цензором радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву», Екатерина II не тронула, чем очень удивила современников.
Надо понимать, что, приобретая книги этих предателей в магазинах, именно покупатели, и владельцы книготорговых точек, и издатели становятся дополнительным источником финансирования украинского фашистского режима: авторы просто перечисляют наши денежки, ставшие гонорарами и роялти, туда!
К слову, не раз мне приходилось слышать от разного уровня сотрудников издательств и толстых журналов, что уходит навсегда советская школа литературных редакторов и корректоров: ах, как они были внимательны и осторожны. У них в голове накрепко была зафиксирована брошюра под названием: «Перечень сведений, запрещённых к опубликованию в открытой печати». Как они проверяли каждую дату и каждую цитату. И уж у них в КПСС в 1946 году не вступали и с автоматом Калашникова Рейхстаг наши парни не брали.
В Литературном институте надо редакторов воспитывать и корректоров, а не учить стихи писать.
Свободен
Безусловно: художник свободен в выборе темы и средствах изображения! Но – и Джоконда с усами, и еврейское надгробье с нарисованной мелом свастикой выползли из одной грязной ямы, название ей – постмодернизм. Опошлить нечто святое – вот столп, на котором держится постмодернизм.
Часто в автобиографиях современных писателей читаешь о победах в конкурсах, участие в которых было оплачено авторами, наградах ведомственными медалями, за которые писатели тоже заплатили, и о десятках книг, выпущенных на средства автора. Трудно это назвать литературным процессом.
Хотя многие знаковые литературные произведения пробивали дорогу к читателю очень долго. Вспомнить судьбу «Доктора Живаго» – и договор подписывался, и аванс выплачивался, а результат не тот, о котором мечталось автору. Сергей Каледин десять лет мыкался по редакциям со своим «Смиренным кладбищем», пока не пристроил его. Поэтому всегда стоит говорить о совместной победе автора и редактора или издателя, когда достойная и талантливая книга или журнальный текст приходит к читателю.
И, конечно, если говорить о свободе писателя, то надо вспомнить и про использование ненормативной лексики в литературном тексте. Безусловно, я лично агрессивно против мата!
И тем не менее…
Я написал более двухсот рассказов и один раз использовал одно матерное слово. Использовал, даже не задумываясь – а можно ли без него? Александр Казинцев, который не раз мне говорил, что «Наш современник» мат не пропускает, публикуя этот рассказ, даже не попытался это слово заменить или замаскировать его тремя точками.
Хотя самому мне однажды пришлось с месяц переписываться с Владиславом Олеговичем Отрошенко, убеждая его, что рассказ ничего не потеряет, если мы напечатаем его в нашем журнале без матерных слов. И он в конце концов согласился: мы нашли компромисс.
Писатель свободен, но перед ним стоит издатель со своим пониманием, что такое настоящее литературное произведение. Кстати, это особенно важно в наше время, когда многие талантливые авторы, увы, не обременяют себя элементарной грамотностью и даже вычиткой собственных творений.
Противостояния
Противостояние мировоззренческих позиций по отношению к литературному творчеству в России существовало всегда, и часто оно проявлялось в разном понимании отдельными редакциями журналов стоящих перед ними задач. Двести лет назад на разных полюсах этого противостояния были журналы Николая Греча «Сын отечества» и «Современник» Пушкина, сто лет спустя мы наблюдали такое же противостояние между «Русским современником» и «На посту». На нашей памяти чуть больше, чем полвека назад, почти неприкрыто бодались «Новый мир» и «Октябрь». И сейчас такие бодания между различными журналами можно при желании разглядеть.
Можно понять, когда редакция журнала принципиально не печатает детские стихи, объясняя это тем, что есть много детских журналов, или отказывается печатать тексты в жанре фэнтези по той же причине. Но ведь существует ещё что-то – принципиальное. Объясняю на личном примере.
Посылаю небольшой текст в редакцию журнала «Знамя», в котором не раз публиковался, и через короткое время получаю ответ уважаемого мной Сергея Ивановича Чупринина: «Дорогой Олег. Это – не к нам. Вы знаете, куда надо посылать этот текст!» Через полгода повесть была опубликована в «Нашем современнике».
И не было тут ничего личного, Сергей Иванович не раз делал мне мудрые замечания, и я прислушивался к его правкам. И не было тут никаких замечаний по поводу качества литературного текста; была принципиальная позиция редакции журнала по неприятию моей идеологической позиции в конкретном тексте. И это прекрасно! И не надо пытаться искусственным образом нивелировать эти различия во внутренней политике разных изданий; они-то и позволяют развиваться нашей большой русской литературе.