В Музее Самарского филиала Волжского государственного университета водного транспорта есть копия уникальной православной иконы «Чернобыльский Спас». Помимо Спасителя, Богородицы и архангела Михаила на ней изображены люди в респираторах и защитных костюмах – строители, дезактиваторы, медики, солдаты, заслонившие нас от радиации. И где-то среди них обязательно должен быть речник.
Речные пассажирские суда – готовая гостиница со всеми удобствами: комфортабельными каютами, пищеблоком и автономным электропитанием. Однако на Днепре судов подходящего размера и характеристик – двухпалубных дизель-электроходов – нашлось лишь два: «Шевченко» и «Радяньский Союз», остальные 11 пришлось запрашивать из Волжского речного пароходства. Уже 12 июня из Куйбышева вышел дизель-электроход «Эстония», а через неделю – ещё три: «Россия», «Киргизия» и «Карелия».
Спешно набирался дополнительный обслуживающий персонал – в два-три раза больше обычного штата судовых поваров, официантов, проводников. Трудиться предстояло в несколько смен. Просчитывались необходимые расходы, составлялись сметы, списки оборудования, продовольствия, бытового инвентаря, подписывались договора о поставках… Основная доля усилий по снабжению легла на плечи Любови Александровны Макарычевой, бывшей тогда заместителем начальника ОРСа пароходства. Именно ей пришлось решать самые насущные задачи, курсируя между Куйбышевом, Москвой и Горьким.
Плавучий посёлок, получивший название «Белый пароход», разместился примерно в 18 километрах от Чернобыльской АЭС, недалеко от устья реки Припять, у посёлка Страхолесье. «Страшное» название спешно изменили на «Зелёный Мыс», чтобы не нервировать и без того находящихся в напряжении людей, но на слуху всё равно оставалось прежнее.
На работу ликвидаторов аварии возили автобусами, на обед привозили обратно на плавучие гостиницы. Кормили на славу: плотный завтрак, обед из трёх блюд и ужин. Всегда в изобилии были свежие овощи, фрукты, масло, дефицитные тогда сыр, колбаса. Продукты в основном завозили по воде – туда-сюда курсировал плавучий магазин, оборудованный необходимыми холодильными установками.
Повара несли вахту у раскалённой плиты круглые сутки – ведь так же круглосуточно шли дезактивация и сооружение саркофага над разрушенным блоком АЭС, и в любое время дня и ночи могла прибыть новая партия работников, которых нужно было кормить. Особенно тяжело пришлось в летнюю жару – ведь открывать окна в 30-километровой зоне нельзя, а кондиционеров не было…
Принимали в плавучем посёлке и гостей с «Большой земли» – представителей главков, Волжского пароходства, правительства СССР и Украины. Бывали здесь и известные артисты, звёзды эстрады – Иосиф Кобзон, Валерий Леонтьев, Александр Барыкин, Алла Пугачёва, которая первая дала концерт в Чернобыльской зоне.
Осенью, когда основные работы на ЧАЭС были закончены, суда, ставшие плавучими гостиницами, переместились из Страхолесья в район села Неданчичи, рядом с которым началось сооружение нового города для чернобыльских энергетиков и их семей – Славутича.
Работали в плавучем посёлке вахтами. Но большинство руководителей – капитаны, представители пароходства, снабженцы, начальники судовых ресторанов – находились в опасной зоне постоянно. Все три года пока длился этот необычный рейс. Слишком много работы, слишком велика была ответственность…
Каждый входящий по трапу на судно проходил проверку дозиметром, ополаскивал обувь специальным дезактивирующим раствором. Такими же средствами постоянно мыли палубы, все поверхности, обрабатывали одежду, руки, тело. Вместо белоснежных суда стали тёмно-коричневыми – их обшили специальными щитами, чтобы защитить и от зимнего холода, и от воздействия радиации, и от «грязных» осадков. Планировалось по окончании работ «похоронить» суда вместе с АЭС, оставив их в зоне отчуждения, но благодаря этой обшивке и тщательной дезактивации многие дизель-электроходы удалось сохранить. По прибытии в родные порты некоторые из них – как, например, самарский «Пётр Алабин» – бывшая «Киргизия», – ещё долго служили людям.
Для персонала последствия облучения оказались гораздо более серьёзными. У многих почти сразу начали отмечаться слабость, металлический привкус во рту, кашель, душащий порой до рвоты. Обязательные обследования проходили только те, чья работа требовала регулярных отметок в санитарной книжке: работники кухни, ресторанов… У некоторых сдавали нервы от напряжения и страха…
– Была у нас одна девушка, Зина, – вспоминает Любовь Александровна Макарычева. – Вижу, она поднялась наверх, на тент, – загорать. Я на неё: «Ты куда? Тебе же 18 лет, тебе ещё детей рожать!..» – «Да ладно», – машет. А через некоторое время её увезли. В психиатрическую больницу… Постоянное напряжение, страх не все могут превозмочь.
Одним из ярких и пугающих впечатлений того времени был необычайно бурный рост некоторых растений в зоне отчуждения – многим запомнились огромные ягоды тутовника, неестественно крупные сосновые шишки, белые грибы размером с тарелку… Находились даже любители, которые соблазнялись на такое изобилие. Владимир Николаевич Квартальный, тогда заместитель начальника Куйбышевского речного порта, придя однажды на судно, почувствовал аппетитный аромат жареных грибов, которые принесли из леса проводницы. Проверили дозиметром – и ахнули...
Конечно, родственники и друзья речников понимали, что их близкие уходят не в обычный рейс, на причале рёв стоял. Но тут уж вопрос стоял так: или едешь, или увольняешься. И дело не в том, что боязнь увольнения была сильнее страха перед радиацией, – нет, мыслили совсем другими категориями…
– Меня спрашивали: а вы сами-то поедете? – вспоминает Любовь Макарычева. – А как не поехать… Мы, руководители, были ведь коммунистами. За тобой люди идут – как их можно подвести? Вот эта дружба, сплочённость – она и помогала в работе. Не было размолвок, недопонимания – была единая задача…
…Среди прошедших через эту опасную и нелёгкую вахту много тех, кто уже ушёл из жизни, многие находятся на инвалидности. Но то ли слишком сильна оказалась старая закалка, то ли умение ценить жизнь, а энергии и общественной активности тех, кто до сих пор остаётся в строю, порой завидуют здоровые и молодые. Избитая фраза «не стареют душой ветераны» всё-таки очень точна. И неважно, о ком идёт речь: о ветеранах труда, военных действий или ликвидаторах. Душой они не стареют. Здоровья бы им…