Очередное занятие популярной литературной студии «Метафора», состоявшееся в петербургском Доме писателя, было посвящено поэту, чьё творческое наследие и место в литературе ХХ столетия по-прежнему нуждается в изучении и осмыслении. Тем более ленинградцу Анатолию Клещенко (1921–1974), как и многим его современникам, жившим и творившим на стыке исторических эпох, выпала, увы, трагическая судьба.
Уроженец Ярославской губернии в 1934 году осевший вместе с родителями на невских берегах, романтически настроенный мальчик рано окунулся в литературную среду. С 12-летнего возраста Анатолий начал писать стихи, мечтал стать профессиональным писателем. Был знаком с Анной Ахматовой и Борисом Корниловым, в 1937 году поступил на заочное отделение филологического факультета ЛГУ, стал внештатным сотрудником молодёжной ленинградской газеты «Смена». В том же году у него выходит первая публикация. В этот же период он занимается в литературной группе «Смена» при Союзе писателей. В 1939 году (в 18 лет!) Клещенко приняли в Союз писателей СССР. Программным для юного поэта стало опубликованное в 1940-м стихотворение «Вийон читает стихи». Да и в дальнейшем на всех этапах своей жизни А. Клещенко сопоставлял свою судьбу с участью Франсуа Вийона – наверное, самого известного средневекового французского поэта и бродяги-авантюриста, жизнь которого оборвалась преждевременно…
В самом деле если тёмных пятен в биографии Ф. Вийона предостаточно, то далеко не всё ясно и в судьбе А. Клещенко. Например, государство покарало их обоих, так что подобная параллель вполне оправданна. Удивительно другое: в юном возрасте абсолютно советский по происхождению парнишка всерьёз заинтересовался «классово чуждым» стародавним поэтом, потянулся к его творчеству… Может быть, он почувствовал родственную неприкаянную душу? Или восхитился дивными стихами? Или тягой к скитаниям? Или старался «укрыться в исторических декорациях» от неумолимой современности? Неизвестно… Я бы отметила начитанность А. Клещенко, стремление вложить в свои стихи и очарованность мировой культурой, и озабоченность упадком нравов вкупе с атеистическим дурманом:
Мир рвётся к пропасти, неистов,
Смеясь над Богом всё наглей,
И четырёх Евангелистов
Сладчайший ладан и елей,
Как семя доброе в болоте
Не всходит благом и добром:
Тоскуют дочери о Лоте,
Иродиада над ковром
Скользит и вьётся легче тени,
Креститель смотрит, наг и бос,
Как бьют о смуглые колени
Концы тяжёлых чёрных кос…
Не правда ли, звучит современно?
13 февраля 1941 года поэт был неожиданно арестован. Клещенко и его «подельника» – курсанта артиллерийского училища Николая Мартыненко –обвинили в создании молодёжной контрреволюционной организации. При обыске у Анатолия были изъяты антисталинские стихи:
Пей кровь, как цинандали на пирах,
Ставь к стенке нас, овчарок злобных уськай,
Топи в крови свой беспредельный страх,
Перед дурной медлительностью русской!
Чтоб были любы мы твоим очам,
Ты честь и совесть в наших душах выжег,
Но всё равно не спится по ночам
И под охраной пулемётных вышек…
И я иду сознательно на риск,
Что вдруг найдут при шмоне эти строчки:
Пусть не услышу твой последний визг,
Но этот стих свой допишу до точки.
1939
20 мая 1941 года Военный трибунал Ленинградского военного округа приговорил Анатолия Дмитриевича Клещенко к 10 годам ИТЛ и последующему пятилетнему поражению в правах.
Родители погибли ещё в первую блокадную зиму, а он отбывал заключение сначала на Северном Урале, затем в Красноярском крае. Дважды пытался бежать. После отбытия срока работал художником в клубе посёлка Раздольное. Местная жительница Екатерина Дмитриевна Васечкина вспоминала: «Это был добрый, умный, удивительно интересный человек. В памяти так и осталось – в краске, с трубкой или папиросой, а рядом верный друг – рыжая собака. А как много он читал!»
В ссылке в Красноярском крае Клещенко женился (возможно, не регистрировался) на ссыльной Лиане Ильиной, у них родилась дочь. Через год Анатолий Дмитриевич переехал за 25 километров от посёлка на речку Чёрную, где устроился сторожить сено на заимке. В одном из писем он признаётся: «Здесь смотрят на меня как на сумасшедшего, ибо живу в тайге один, хозяйством не обзавожусь, вдов не обихаживаю, на животрепещущую тему (перебирание «грязного белья») разговоров не разговариваю…» Но он дорожит одиночеством и ценит возможность творить.
Осенью 1956-го поэт вернулся в Ленинград. Всего год спустя Постановлением Пленума Верховного Суда СССР его реабилитировали «за недоказанностью обвинения». Благодаря помощи А. Гитовича в свет вышли два сборника стихов – «Гуси летят на север» и «Добрая зависть». В 1958 г. был опубликован сборник его переводов «Тибетские народные песни» (под редакцией Л.Н. Гумилёва). В том же году Анатолий Дмитриевич по ходатайству А. Ахматовой и А. Чивилихина был восстановлен в СП СССР. При этом до осени 1961 года Клещенко, не имея своего жилья, курсировал с семьёй по Ленинградской, Новгородской и Псковской областям.
По воспоминаниям современников, Клещенко не склонен был делиться направо-налево пережитым в лагерях. Но горечь и сожаление о загубленных молодых годах прорываются в стихах того периода:
Что говорить, гордиться нечем мне:
Не голодал в блокадном Ленинграде,
И пороха не нюхал на войне,
И не считал взрывателей на складе.
Я даже дружбы и знакомства ради –
Причин к тому достаточно вполне –
Представлен не был ни к одной награде,
Но, видит Бог, не по своей вине.
Иных покрыла славою война,
Иные доставали ордена
За нашу кровь, не оскверняя стали,
Мы умирали тихо в темноте,
Бесславно умирали – но и те,
Кто убивал нас, – славы не достали!
1948
В 1960-е, понимая, видимо, что стихи его не смогут преодолеть цензурный барьер, Клещенко обращается к прозе. Он переносится воображением в привычный для него мир Севера, маленьких таёжных посёлков. Его рассказы охотно печатают как ленинградские, так и столичные журналы, выходят и переиздаются его повести – «Распутица кончается в апреле», «Когда расходится туман», «Без выстрела»… Успех повестей Клещенко во многом объяснялся их тематикой: жизнь в экстремальных природных условиях, подобно героям Джека Лондона, романтика, понимаемая как преодоление житейских трудностей и высота человеческого духа, покорение природы, устремлённость в «прекрасное далёко», приближаемое самоотверженным ударным трудом… Потребность в такой литературе существовала у многих тогдашних читателей. И не только у юных.
В 1963 году писатель перебрался в Комарово на литфондовскую дачу. В круг общения Клещенко входили А. Ахматова, Г. Горбовский, О. Берггольц, А. Гитович, В. Шефнер, Г. Горышин. В целом же он не очень вписывался в литературную среду Ленинграда того времени. Распалась и семья… Летом уезжал в Заполярье, где работал в геологических партиях. Возможно, там он познакомился с молодым тогда геологом и начинающим поэтом А. Городницким. В августе 1968-го Клещенко переехал в Петропавловск-Камчатский, устроился охотинспектором и завершил повесть «Это случилось в тайге».
Осенью 1974 года он сильно простудился и не смог своевременно попасть в больницу. Позже оказалось, что писатель перенёс на ногах воспаление лёгких и очень ослаб. Скончался в том же году в сельской больнице. Похоронен на кладбище пос. Комарово. Посмертно были переизданы два сборника прозы А. Клещенко и однотомник его стихов с предисловием В. Шефнера. На рубеже 80-х–90-х гг. прошлого века затеплился интерес к творчеству Анатолия Дмитриевича, когда были опубликованы его антисталинские стихи и лагерная лирика. Но многие тексты Клещенко пока так и остаются неизданными…
Не вытешут мне гробовой плиты,
Венков не сложат возле обелиска.
Ну что ж, умрёшь когда-нибудь и ты.
И, судя здраво, это время близко.
В печаль играя, над красивой урной
Знамёна склонят, труб заплачет медь.
А надо мной, в ночи сырой и бурной,
Лишь каркнет ворон на сосне ажурной,
Завалит труп мой хворостом медведь.
Велик и славен ты.
Мою судьбину
Ни песни не прославят, ни дела.
Но мне, пожалуй, после смерти в спину
Осинового не воткнут кола.
С таким достоинством оценил он свой жизненный путь.