К 160-летию со дня смерти Н.В. Гоголя публикуем статью об одном из самых загадочных произведений гениального писателя – повести «Вий»
Если первая прозаическая книга Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» была полностью основана на фольклорных сказочных сюжетах, то в более поздней его прозе («Миргороде» и «Арабесках») это, скорее, исключение. И это исключение – «Вий», сюжет которого, по-видимому, был настолько Гоголю чем-то близок и важен, что ради него он обратился вновь к фантастически-сказочной реальности легенд и преданий и отвлёкся от современности, которая теперь его как художника занимала в гораздо большей степени. И не только отвлёкся, но даже и подчеркнул глубинные фольклорные корни «Вия», преподнеся эту повесть как «в простоте» рассказанное им народное предание. И, хотя точно такого предания в фольклоре славянских и западноевропейских народов не существует, по утверждению исследователей, тем не менее глубокие народные истоки этого сюжета очевидны, что придаёт небольшой, весьма лаконичной повести особенную глубину.
СТРАХ И ГРЕХ
А что современный читатель видит в этом произведении, что извлекает для себя? Как, например, преподносят это произведение студентам – будущим филологам и преподавателям литературы – различные учебники и учебные пособия для вузов по истории русской литературы ХIХ века? В некоторых из них этой повести вообще не уделяется внимания, а там, где о ней говорится, всё сводится, как правило, к двум понятиям: страх и грех, которыми в основном характеризуется главный герой и которые преподносятся как исчерпывающие причины его трагической гибели. Однако трудно представить, что Гоголь проделал столь впечатляющую художественную работу только лишь для того, чтобы основательно «постращать» читателей.
Но трактовки этого произведения в учебниках, конечно, неслучайны – они повторяют наиболее распространённые тезисы литературоведческих исследований на эту тему. Во многих из них при всём разнообразии мнений есть некие «штампы», «трафареты» в характеристике и повести в целом, и её главного героя (бурсака-философа Хомы Брута) в частности. Один из них: человек слишком испугался и поэтому погиб. Автор же, описывая последние минуты жизни главного героя, делает акцент не на страхе, а на решающем поступке Хомы: «Не вытерпел он, и глянул». «Не вытерпел» – это не значит «испугался».
О страхе же говорится далее в таком контексте: «Вот он!» – закричал Вий и уставил на него железный палец. И все, сколько ни было, кинулись на философа. Бездыханный грянулся он на землю, и тут же вылетел дух из него от страха». Понятно, что от самого по себе страха погибнуть невозможно, однако можно умереть от сильного нервного потрясения, то есть, говоря современным языком, – от шока. Вот такой сильнейший шок и подразумевается здесь под словом «страх». Это нечто, что происходит с Хомой, его физическим состоянием, непроизвольно, под влиянием внешних обстоятельств, – как бы дань несовершенной человеческой природе, которой свойственны естественные слабости. Но поступок Хомы – совершенно другой. Его собственное действие противоположно свойственным ему обычным человеческим слабостям: «не вытерпел он, и глянул» – фактически став выше своего страха. И именно этот поступок (а не переживаемое им чувство страха) стал в конечном счёте причиной гибели Хомы. Когда он, взглянув на Вия, обнаружил себя и вся нечисть смогла на него напасть, то у него уже не было шансов выжить в такой ситуации (в любом случае – со страхом или без страха). Ведь ведьма стремилась не испугать Хому, а погубить, и пришедшая к ней на помощь вся нечистая сила накинулась на философа с такой же целью.
Вообще Хома – это такой простонародный, стихийный философ-стоик, который равнодушно относится к разного рода жизненным неприятностям («чему быть, того не миновать»). Он, по словам В.Г. Белинского, «философ не по одному классу семинарии, но философ по духу, по характеру, по взгляду на жизнь».
Это придаёт образу главного героя повести особенную глубину и значительность, так как в нём в какой-то степени выразился положительный идеал, близкий Гоголю. Поэтому невозможно свести смысл этого образа (а значит, и всей повести) к воплощению страха, так же как и страсти и греха. Это два других «штампа», тоже весьма распространённых, в понимании этого образа и смысла повести в целом. Имеется в виду страсть Хомы к ведьме. Страсть эта хотя и не существует в содержании повести, но нередко встречается в трактовках этого произведения. Почему? По-видимому, потому, что так проще объяснить смысл повести, «списав» всё на «страсть».
ЗА ЧТО ПРОПАЛ ХОМА
Ещё один стандартный подход, видящий в жизни главного героя только лишь одни проявления его грехов и наказания за них, стал особенно популярен в последнее время. В некоторых исследованиях эта повесть преподносится как некий литературно оформленный «реестр» свойственных человеку грехов, завершающийся в финале поучительной гибелью героя, столь греховного. Может быть, это и поучительно. Но только стал бы автор «Миргорода» создавать под видом художественного творения всего лишь «реестр» грехов? Не тем живо это произведение, не тем оно загадочно.
Конечно, различных изъянов у главного героя немало. Но это совершенно не объясняет его страшной судьбы, потому что он один из многих, однородная часть толпы, массы. Наверное, во всём творчестве Гоголя, в котором немного найдётся примеров изображения «простых» людей, Хома – это как раз самый народный персонаж, самый «простой». Он такой «как все» (и по своим достоинствам, и по недостаткам), а судьба особенно страшная – именно у него. К тому же трагическая гибель бывает уделом не только больших грешников, но и тех, кого считают святыми. Примитивного «поучения» не получается, а загадка остаётся. Да и с «поражением» героя тоже не так всё просто. Тезис о его «поражении» происходит как будто из замечания, прозвучавшего в финале повести. «Славный был человек Хома! Знатный был человек! А пропал ни за что», – говорит его приятель, знавший о произошедшем только понаслышке. Вообще в христианской традиции гибель героя-христианина сама по себе никогда не считалась поражением (а Хома – христианин, сражавшийся с нечистой силой преимущественно с помощью молитв). Погибли и многие святые, и апостолы Христа, в том числе и апостол Фома – небесный покровитель Хомы Брута.
И мученическая кончина героя повести, противостоявшего целой толпе всякой нечисти, при всей трагичности этой развязки говорит не о его поражении, а о том, что он, в сущности, остался верен себе – христианину. Ведь он этой нечистой силе до конца противостоял и вовсе не собирался ей подчиняться, за что, собственно, и был ею уничтожен. При всех своих недостатках он был прав в главном – не обольстился ни самой ведьмой, ни волшебным миром, который она перед ним открыла во время ночного полёта. Как бы ни была притягательна красота этого мира, Хома с молитвой обратился к Богу за помощью против этого волшебного обольщения.
Как известно, даже праведность человека не обязательно сопровождается успехом (в обыденном, житейском понимании этого слова) в земной жизни. Что уж говорить о человеке весьма обыкновенном, грешном, каков Хома, каковы, впрочем, многие. Может быть, в тех условиях, в которых он оказался (лицом к лицу с могущественными силами потустороннего мира), единственно возможной для него победой и могла быть эта верность своей сущности, своей христианской вере. Но и этим не ограничилась его победа. Ведь в финале повести не только Хома погиб, но одновременно сгинуло и множество различных чудовищ, включая ведьму. О каком же «поражении» тут можно говорить?
Да, Хома – «пошлый», грешный человек, далёкий от святой жизни. Но этот «маленький» человек, столкнувшись с могущественным врагом, нашёл в себе силы остаться самим собой и даже в меру своих сил победить, – словом, внести свою посильную лепту в дело непрекращающейся духовной брани. Вспомним и то, что, как сказано в Евангелии, «на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии». Путь Хомы Брута – это, по существу, путь грешника к покаянию (путь сложный, страшный, вовсе не благостный) и одновременно путь «маленького», «бытового», «пошлого» человека к себе – герою, к раскрытию своей глубоко спрятанной в душе героической сущности.
Так что объяснить полностью трагедию Хомы его грехами всё-таки невозможно. Почему именно он стал жертвой нечистой силы? Можно понять, почему из троих бурсаков выбор ведьмы пал на Хому – потому что он больше всех испугался ночевать в поле и стремился найти крышу над головой, обнаружив некоторый недостаток веры (так же как и его небесный покровитель апостол Фома).
Таким образом, Гоголь отчасти объясняет, почему человек (один из всех) выбирается жертвой нечистой силы и вообще злого рока, а отчасти оставляет это загадкой, тем самым напоминая читателю о непостижимой тайне этого выбора – одной из самых тревожных тайн нашей земной жизни. Почему какому-то конкретному человеку выпадает особая судьба, в которой соединены жертвенность и героизм? Эта живая тайна не может быть полностью постигнута путём каких-либо абстрактных, рассудочных объяснений. Хотя и понятна общая закономерность: чем больше грехов и пороков имеет общество в целом, тем более оно обречено на возникновение в нём жертв. А Хома, конечно же, стал жертвой. Последние несколько дней философа от встречи с ведьмой до его смерти похожи на путь обречённого существа, влекомого к месту жертвоприношения. Однако этим далеко не исчерпывается его роль: он не только жертва, но и герой.
Две стихии, столкнувшиеся в повести «Вий» вообще и в особенности в судьбе её главного героя, – это повсеместно проникающая в повседневную жизнь пошлость, становящаяся благоприятной средой для сил зла, и заложенное в человеке его героическое, жертвенное, духовное начало. В последний момент своей жизни, лицом к лицу с Вием и другими чудовищами, Хома, по существу, сделал самый важный в своей жизни выбор – скорее интуитивно, чем осознанно: послушаться заботливого внутреннего голоса, которым, наверное, говорило чувство самосохранения («Не гляди!»), спрятаться от врагов и таким образом спасти себя или принять вызов и сразиться с ними, рискуя жизнью. И Хома в самый последний момент «не вытерпел». Это было невольное, интуитивное решение – по велению самой натуры этого человека – философа Хомы Брута, который говорил о себе: «Да и что я за козак, когда бы устрашился».
В сборнике «Миргород», где впервые была напечатана повесть «Вий», она следовала сразу же после повести «Тарас Бульба». В такой же последовательности и близком соседстве расположены эти произведения и в рукописи Гоголя. Лихие запорожские казаки, «православные рыцари» вроде Тараса Бульбы – далёкие предки «философа» Хомы Брута. Неслучайно Хома подчёркивает, что он казак и, значит, ничего не должен бояться.
Обыкновенный парень Хома, имеющий, бесспорно, свои недостатки и слабости, в самый страшный момент как бы переродился. В нём вдруг «проснулся» на мгновение «православный рыцарь» наподобие Тараса Бульбы и его товарищей. Хома в конце концов воспринял нечистую силу в своей судьбе не как некое «стихийное бедствие», от которого нужно спрятаться, чтобы выжить, а как врагов, с которыми нужно сражаться, несмотря на неравные силы.
Здесь выражена очень дорогая Гоголю мысль о том, что жизнь – это битва со злом. Позже он писал в книге «Выбранные места из переписки с друзьями»: «Но вспомни: призваны в мир мы вовсе не для праздников и пирований. На битву мы сюда призваны; праздновать же победу будем там… Всех нас озирает свыше небесный Полководец, и ни малейшее наше дело не ускользает от Его взора. Не уклоняйся же от поля сраженья, а, выступивши на сражение, не ищи неприятеля бессильного, но сильного».
«ТАРАС БУЛЬБА» В МИНИАТЮРЕ
Таким образом, Хома Брут и в этом отношении – по существу, очень близкий Гоголю персонаж, выразивший своей трагической судьбой заветные идеи самого автора. Герой повести, хотя и без высоких слов и вообще без каких-либо рассуждений, но действительно в последний момент вспомнил, непосредственно, всем своим существом, о чём-то самом важном, что важнее многих сиюминутных обстоятельств, и это вдруг придало всей его жизни важный смысл. Ведь вместе с ним была повержена и вся нечистая сила, собравшаяся в последнюю ночь в церкви и застигнутая там врасплох вторым криком петуха. Скольких же людей вокруг себя он избавил от того ужаса, который наводила на всех ведьма, от тех кошмаров, которые он сам испытал, приняв на себя смертельный удар! Вот такой простой и в то же время великий смысл обрела вдруг судьба обычного безродного бурсака, любителя выпить и сплясать.
Собственно, весь сюжет повести представляет собой путь обыкновенного, «пошлого» человека к себе – настоящему, к себе – герою и жертве. Путь тяжёлый, жуткий и не добровольный, а вынужденный, сделавший из неприметной частицы толпы (из человека «как все») настоящего народного (простонародного) героя. И погиб он как настоящий народный герой: избавив людей от многочисленной нечисти и «положив жизнь за други своя», он не снискал себе ни благодарности, ни славы, а лишь остался в глубине народной памяти, просто превратившись в легенду. Такова судьба народного героя. Можно заметить, что такова – символически – судьба и народа. Так же, как народный герой, и народ приходит ниоткуда (неизвестно откуда), совершает подвиг своей жизни и уходит в никуда (неизвестно куда), оставаясь потом только в легенде, в предании. Таким образом, в судьбе героя, как океан в капле воды, отражена судьба всего народа.
Повесть «Вий» – это «Тарас Бульба» в миниатюре. Тема у них одна – героическое в человеке. И сюжет, по существу, схож – путь человека к себе – истинному, к себе – герою. Но масштаб разный. Если «Тарас Бульба» – это эпическое полотно, как бы полифоническая симфония, то «Вий» – камерное сочинение, где единственный герой выступает со своим единственным мотивом. Читая о героях «Тараса Бульбы», мы можем подумать: «Как они далеки от нас!» А читая о Хоме Бруте, мы видим, что этот персонаж – один из нас, он, в сущности, такой же, как мы.
В этих двух произведениях Гоголь предстаёт не только комиком и трагиком, но и ещё певцом героического в человеке. Здесь, кроме этих его «ролей», есть и Гоголь, воспевающий и пристально рассматривающий подвиг с разных точек зрения: в «Тарасе Бульбе» – с эпической, в «Вие» – с бытовой и мистической. Таким Гоголь предстаёт только в этих двух повестях: в них гибель персонажей – это не трагическая случайность (как, например, в «Шинели»), не результат «безумной страсти» (как в «Портрете» и «Невском проспекте»), а высший момент их жизненного (и одновременно духовного) пути, их противостояния врагу (явному или тайному). И Тарас Бульба, и Хома Брут – это не только жертва, но и герой.
Судя по этим произведениям, героическое было Гоголю не менее близко, чем комическое и трагическое, и не менее органично исходило от его человеческих свойств, его натуры, его судьбы. Ведь Гоголь сам был таким же (по существу, конечно, а не в подробностях) защитником христианской веры, таким же «православным рыцарем», как и Тарас Бульба. Его подвигом на этом поприще стала публикация «Выбранных мест из переписки с друзьями», в результате чего он, как известно, пережил и осуждения, и насмешки, и подозрения в сумасшествии, и непонимание почти всей читающей публики. За что это всё обрушилось на него? За этот хоть и странный, диковинный, но, в сущности, призыв к соотечественникам «жить по-христиански».
Причём в этой книге тема «страхов» и «ужасов» (нашедшая столь яркое воплощение в «Вие») возникла вновь, теперь уже под другим углом зрения. «Страхи и ужасы России» – так назвал Гоголь одну из её глав. Отвечая на письмо своей знакомой («графини ………ской»), полное тревожных настроений, Гоголь написал: «Не бежать на корабле из земли своей, спасая своё презренное земное имущество, но, спасая свою душу, не выходя вон из государства, должен всяк из нас спасать себя самого в самом сердце государства. На корабле своей должности и службы должен теперь всяк из нас выноситься из омута, глядя на Кормщика небесного. <…> Нужно помнить только то, что ради Христа взята должность, а потому должна быть и выполнена так, как повелел Христос, а не кто другой. Только одним этим средством и может всяк из нас теперь спастись».