Геннадий СТАРОСТЕНКО
Мировой финансовый кризис обвалил в прошлом году биржевые цены на нефть едва ли не пятикратно. Наша «нефтянка» обрядилась в лохмотья Золушки. Но в последнее время цены опять пошли вверх, и «нефтянка» довольно энергично сбрасывает лохмотья и возвращает себе статус «кормящей матроны».
А если правду сказать, то и Золушкой «нефтянка» побывала условно. И те обвальные 32 доллара за баррель в декабре, сопоставимые с ценами шестилетней давности, не такая уж и страшная цифра. Не так давно и 30 долларов за баррель приносили громадные прибыли, между прочим.
Но о какой прибыли речь? – усомнится дотошный читатель. Нельзя ли уточнить?
А вот о какой. Пробурить и сдать в эксплуатацию среднюю скважину где-нибудь в Западной Сибири – скажем, под Сургутом или Нижневартовском – в 2002-м, когда цены на нефть приблизились к 30 долларам, обходилось нефтяным компаниям где-то в 10–15 миллионов рублей. Или в пределах полумиллиона долларов. Это в случае бурения на пласт, залегающий на глубине в два-три километра, относительно неглубокий. Если скважина усложнённой архитектуры (например, с горизонтальным стволом), то выходит заметно дороже, но это детали.
Пусть начальный дебит (суточная добыча, не путать с бухгалтерским дебетом) варьируется в пределах 100–300 тонн, что само по себе для Сибири нормально, хотя есть и скважины-рекордистки, выдающие по тысяче. В Ираке, к примеру, нормальной бы считалась наша рекордистка, но Ираку по известным причинам завидовать особо не приходится.
Непосредственно компания-оператор в самой Сибири или низовая структура крупной вертикально интегрированной корпорации получала в среднем третью часть цены мировых нефтяных бирж. Всё остальное забирали себе структуры в Москве, Лондоне, Нью-Йорке и т.д. Если мировая цена на нефть колебалась вокруг отметки в 30 долларов за баррель, то речь идёт о цифре примерно в 10 долларов.
В тонне – около семи баррелей. Давайте посчитаем. При дебите в 100 тонн имеем 7000 долларов выручки в день. В месяц получаем уже 210 000 долларов.
То есть пара месяцев – и скважина полностью окупалась. При суточной добыче в 200 тонн скважина окупалась за месяц. А дальше – чистая прибыль! Но есть и скважины с притоком под тысячу тонн – и тут уже отдельная арифметика.
Скажем прямо – наркодельцам, к примеру, такой возврат капитала и не снился! А ведь у средней добывающей компании скважин сотни, у крупной – иногда тысячи. Какие-то быстро обводняются, какие-то выводятся из эксплуатации, ставятся на капремонт, глушатся, но постоянно – согласно схемам разработки месторождений – сдаются в работу новые.
Конечно же, необходимо иметь в виду, что на эту прибыль ложатся разного рода эксплуатационные и прочие расходы. Речь в нашем случае идёт о нефтяных компаниях со сложившейся инфраструктурой, о проектах в стадии эксплуатации. Но ведь именно такие куски, уже освоенные и проверенные, например, «Славнефть» с её головным добывающим подразделением «Мегионнефтегаз» в 20 миллионов тонн годовой добычи, первым делом и захватывались господами частными инвесторами. И, напомним, цена в 30 долларов приносила просто баснословные прибыли и операторам, и головным структурам, и прочим нефтетрейдерам-офшорничкам…
Есть регионы, в которых бурение нефтяных скважин обходилось дороже. И скважины глубже, и рисков больше, и другие осложняющие процесс факторы. За границей вообще другие цены, но из них и нефти извлекают больше. В общем, игра канделябров стоила. Ещё как стоила-то! Что уж говорить о цене нефти в 70 долларов и выше.
Восемь лет подряд в добывающем секторе России шёл невиданный бум. Необычно высокие цены на нефть последних лет пролились золотым дождём на российскую «нефтянку», и смежные отрасли накачали стероидами ослабшее было государство. Нефтяные компании запускали программы разработки месторождений ценой в миллиарды и миллиарды долларов, увеличивая объёмы бурения год от года вдвое. Индекс буровой активности в России в отдельные годы приближался к десятку тысяч скважин! Дальше прибавлять уже было некуда – вот-вот магистральная труба лопнет.
И в самом деле: в каком-то смысле нефть – это «наше всё». Хотя наше-то, то есть государственное, – на нынешнем этапе истории лишь процентов под 40. И примерно на 60 – частное. Но и это не худо – в 2002-м государственного в нефтяной отрасли было всего 15 процентов. (Статистика точная. – Прим. авт.).
И раз уж к слову пришлось: в том же году Абрамович среди прочего «драконил» государственную «Славнефть», в небольшой своей части принадлежавшую и правительству Белоруссии. На Белоруссию тогда здорово надавили, чтобы отдала своё. И тоже под слезоточивые стоны о неэффективности государственной экономики. Губернатору Чукотки казна, как известно, позднее вручила 13 миллиардов долларов за его долю, но очень многое в нефтяной отрасли «нашим всем» так и не стало. Так и осталось в частном владении.
Мы же не норвежцы какие-нибудь и не китайцы, чтобы всю свою «нефтянку» в госсобственности держать. Да и справедливость, видимо, иначе понимаем.