С английским сеттером по российским дорогам
«Эх до-о-ороги, пыль да ту-у-уман…» – сильно перевирая мотив, бормотал под нос седобородый дворник в 6.00 по московскому времени, выметая фантики и мятые пивные банки с детской площадки.
Пыль была, тумана не было, уже припекало, когда Дмитрий Алексеевич, муж мой, затолкав на заднее сиденье автомобиля нашего вымытого, причёсанного английского сеттера Люшка, с тяжёлым вздохом уселся за руль. Дорога предстояла длинная – сначала во Владимирскую область, в деревню, а на следующий день с утра – на выставку охотничьих собак в Ярославль. Для переезда из Владимира в Ярославль была заранее распечатана из Интернета карта и рассчитано время, за которое предполагалось доехать.
Дворник мрачно допел: «Может, крылья сло-ожишь посреди сте-е-епей», поставил метлу в подсобку и пошёл спать. А мы ещё раз по карте проследили маршрут, посмотрели на часы – должны успеть, и тронулись.
Люшок досыпал на заднем сиденье, сладко зевал во всю пасть, даже не представляя себе, что может случиться с английским сеттером на российских дорогах. Ему снились только золотые медали.
На следующий день из деревни мы тоже выехали рано и – строго по карте. В небе, как полагается, жаворонок, при дороге – колокольчики с ромашками да репейник. Кругом поля, перелески, изредка деревенька проскочит: дома кособокие, заборы какие из досок, а какие из палок. Густые, корявые яблони тянутся обхватить почерневшие избы с голубыми когда-то резными наличниками. На окнах, как и раньше, герань. Редкие двухэтажные новостройки здесь режут глаз сильнее, чем вдоль трассы. Выглянет эдакий краснокирпичный монстр из-за сплошного высоченного забора – куча вложенных бабок и обезображенный пейзаж…
Жизнь в деревнях, несмотря на рань, кипит. Мужики куда-то с авоськами торопятся, женщины с сумочками, в нарядах автобус ждут, в город собрались. А вон путешественники вроде нас – все в тине, в карасях – жигулёнок из деревенского пруда вытаскивают. Там, понимаешь, дорога-то заворачивает, ничего не видно, вот и въехали. Знака тоже нет. Зачем? Местные жители про этот пруд и так знают, а посторонним нечего шляться!
«Ну, штурман, дальше-то куда?» Смотрим в карту. Вот деревня. Поворот с ненарисованным прудом, потом налево и – направо, через мостик, и дорога – ровненькая такая, широкая – к следующему населённому пункту. Ну, мы налево, направо через мостик, глаза от карты поднимаем – чистое поле, и даже следов дороги никаких. «Украли!» – пошутил муж.
Ещё раз: от пруда налево, направо, через мостик… Нет дороги – и всё тут. На карте есть. А в жизни – нет. Забеспокоились. Смотрим, из-за крайней избы дядька нетвёрдым шагом выходит. Мы к нему. «Мужик, – говорим, – нам в NN надо, как проехать-то?» Тот развеселился сразу, ближе подошёл, нос ладонью утирает, весь в винных парах, но глаза ясные. «Ты, – говорит, – сейчас вот так, потом вот эдак, потом через мостик. Там и дорога». «Мы, – говорим, – там были только что, нету дороги». «Как нету? – ахнул мужик. – Вчерась была». Посадили мужика в машину, поехали. Через мостик. Выходим. «Приснилась тебе эта дорога, что ли?» Смотрим на мужика. А он на нас – как на ненормальных. «Вот же дорога-то!» – и в траву тычет. Мы присмотрелись – и правда, трава примята, а чуть дальше колея обозначена, невыразительно так, слегка. На карте она выглядела значительно лучше, во всяком случае, асфальтированнее. «Ну спасибо тебе, мужик, вразумил. Мы по этому до NN доедем?» – «А то?!»
Время шло, приближалось начало выставки, деваться некуда. Мы решительно въехали в траву. Трясло так, что Люшок с заднего сиденья всё время вылетал к лобовому стеклу. «Может, крылья сло-ожишь посре-еди сте-е-епей…» – донеслось откуда-то из подсознания. Через полкилометра уже было видно вдали NN, но тут колея свернула и ушла резко вниз. Проехать на нашем далеко неджипе по практически отвесному и исчерченному развороченной землёй склону было равносильно смерти. Объехать кусты, заросли и всё остальное, что там было, включая коров без пастуха, диких гусей и валуны, не представлялось возможным. NN остался миражом.
Перед этим фактом полного отсутствия пригодной для езды дороги, так чётко нарисованной на карте, меркло всё: московские пробки, штрафы, гаишники, ремонты трасс, раннее вставание, гарь и тяжеловозы… Вот уж воистину тот, кто рисовал эту карту, был настоящим художником, потому что лишь человек с богатым воображением может принять то, по чему мы пытались проехать, за дорогу.
Когда мы вернулись на исходную позицию, мужик всё ещё был там. Гадал: доедут ай нет? При виде нас, разъярённо выруливающих из-за бугра, он подтянул штаны и помчался к деревне.
Из-за отсутствия этой дороги нам пришлось сделать крюк в 130 лишних километров. Мы опоздали на выставку на два часа и долго валялись неподалёку на одуванчиковой поляне в ожидании, когда освободятся судьи, чтобы оценить измождённый тяжёлой дорогой экстерьер нашей собаки вне ринга. Мы лежали, по русской традиции глядя в небо, в нём стараясь найти объяснение всему случившемуся.
Тучи перемещались, исчезали и появлялись вновь невиданной никогда формы, неуловимого цвета. В это небо никогда не скучно смотреть. Так и российские дороги. Сегодня они есть, завтра они просядут, будут разворочены трактором или их закроют на капитальный ремонт.
Думаю, так будет всегда. Потому что, как выяснилось, дорога для любого российского жителя – понятие не столько материальное, сколько философское.
У нас не дороги, у нас до сих пор пути, и они по-прежнему неисповедимы. Но у них есть одно неоспоримое преимущество перед заграничными хайвеями и автобанами: неповторимые и непредсказуемые, они позволяют почувствовать вкус реальной жизни. Выезжая, можно, конечно, предполагать, куда и зачем ты едешь, но только – предполагать. Наши дороги заставляют всё время быть готовым к любым, самым крутым поворотам. Да, конечно, американский хайвей быстро и вовремя донесёт вас до места назначения. Но не добавит блеска глазам, не плеснёт азарта в вашу жизнь…
Наш сеттер получил-таки медаль. Мы ехали к дому уже другим, третьим маршрутом, хотя муж всё время грозился завернуть в ту деревню, найти сбежавшего мужика и дать ему по шее за дезинформацию.
С тех самых пор, отъезжая от подъезда, я всё время с особенным тщанием прислушиваюсь к тому, что напевает себе под нос дворник. К сожалению, других песен он пока не выучил.