40 лет назад в разгар Пражской весны войска пяти стран – членов Организации Варшавского договора вошли в Чехословацкую Социалистическую Республику
Андрей ФУРСОВ
ВОПРОСЫ ОСТАЮТСЯ
Сорок лет назад был насильственно прекращён процесс изменений, известный как Пражская весна. Все прошедшие годы Запад и его «пятая колонна» у нас кололи глаза Советскому Союзу, а затем России обвинениями в тоталитаризме, империализме, антидемократизме и т.п. От нас требовали покаяния перед «несчастными чехами и словаками».
Стандартная западная трактовка этих событий незамысловата: на волне «абсолютно стихийного народного движения» реформаторы из компартии Чехословакии во главе с Александром Дубчеком пошли по пути строительства «социализма с человеческим лицом». Однако именно такой социализм не был нужен советскому руководству. Последнее по политико-идеологическим причинам организовало военную интервенцию и прервало демократизацию социализма, которую так приветствовал и поддерживал Запад, стремившийся эту интервенцию не допустить.
До сих пор эта схема используется в психоисторических сражениях, но только уже не в антикоммунистических, а в антироссийских раскладах. Впрочем, антикоммунизм и русофобия почти полностью совпадают по принципу «кругов Эйлера». «Целили в коммунизм, а попали в Россию», – заметил Александр Зиновьев. Не нравится Зиновьев? Обратимся к персонажу с «другого берега» – Збигневу Бжезинскому, который уже после окончания холодной войны специально подчеркнул: не надо заблуждаться – борьба против СССР была на самом деле борьбой против России, как бы она ни называлась.
Поэтому нам тоже не надо заблуждаться. Те, кто сегодня вопит о преступлениях коммунизма и пытается стереть его из русской истории, либо русофобы, либо «слепые агенты» в их подлой игре.
В наши дни одно из главных направлений информационно-психологической войны против России заключается в том, чтобы выработать у русских разрушительные комплексы неполноценности и вины, нанести как можно более мощные психоудары по коллективному сознанию и коллективному бессознательному нации, загнать её в психологически оборонительную позицию. Отсюда постоянные призывы каяться: кающийся – виновен, причём сам это признаёт, т.е. ещё и верёвку с собой приносит. Одна из вещей, за которые русским предлагается каяться, – это коммунизм и его «преступные действия» внутри страны и вне её. К последним относят и ввод войск ОВД в Чехословакию.
Чтобы разобраться в том, что, как и почему произошло 40 лет назад и противопоставить антисоветской и антироссийской лжи по этому поводу правду, необходимо ответить на несколько вопросов и осветить несколько проблем.
Во-первых, необходимо осветить реальный ход событий в ЧССР в 1968 г. и то, как реально, а не в западной пропагандистской схеме реагировало на них советское руководство.
Во-вторых, необходимо взглянуть на то, как вёл себя Запад, прежде всего США, во время Пражской весны – речь идёт об официальной позиции.
В-третьих, следует взглянуть на чехословацкие события 1968 г. в контексте тайной войны западных спецслужб против соцлагеря на таком театре действий, как Восточная Европа (операция «Сплит», стратегия «Лиотэ», Будапешт-56, Прага-68, Польша-80).
Вне этого контекста реальный смысл Пражской весны ускользает.
Рассмотрев указанную тематику, можно попытаться ответить на вопросы о том, к чему реально вела Пражская весна, какие соображения были определяющими во вводе войск ОВД в ЧССР, каковы основные результаты и последствия этих событий, как относиться к ним сегодня.
НАЧАЛО ПРАЖСКОЙ ВЕСНЫ
В 1968 г. на январском пленуме КПЧ был снят первый секретарь Антонин Новотный, занявший эту должность в 1953 г. Новотного сменил Александр Дубчек. 22 марта пост президента страны занял Людвик Свобода. Советское руководство спокойно отнеслось к смене руководства, рассматривая этот факт как продолжение процесса десталинизации и реабилитации целого ряда репрессированных в начале 1950-х годов политических деятелей, развернувшегося в Чехословакии.
Избрание Дубчека было обусловлено следующими обстоятельствами. С 1967 г. в чехословацком руководстве обострилась борьба между теми, кого на Западе называли «радикалами» (сами они называли себя «прогрессистами»), и «консерваторами». Обеим группам Дубчек казался нейтральной фигурой, эдаким центристом, который может сидеть на двух стульях.
30 января 1968 г., выступая на VII съезде сельскохозяйственных кооперативов, Дубчек заявил о необходимости демократизации социализма и перегруппировки всех общественных сил страны. Однако прошло более двух месяцев, прежде чем реально началась Пражская весна.
Будущий «серый кардинал» Дубчека Зденек Млынарж (кстати, не только однокашник Горбачёва по МГУ, но и его сосед по общежитию) объясняет такую отсрочку просто: первые три месяца новое партийное руководство было занято одним из любимых дел партноменклатуры – делило кресла. А процессы в обществе тем временем шли сами по себе. Набирали силу те, кому мало было реформировать социализм. Они стремились к его демонтажу, далеко не всегда прикрываясь социалистическими лозунгами, тем более что была ослаблена, а по сути отменена, цензура.
Уже в конце марта ЦК КПСС разослал партактиву закрытое письмо, в котором говорилось об опасности для социализма тенденций развития ЧССР. Особо подчёркивалась геополитическая и системно-историческая сторона дела: «Происходящие события в Чехословакии стремятся использовать империалистические круги для расшатывания союза Чехословакии с СССР и другими братскими социалистическими странами».
23 марта во время встречи членов ОВД в Дрездене Дубчеку пришлось объяснять Брежневу, Гомулке, Ульбрихту и Живкову происходящее в стране, и в целом он смог их успокоить. Дубчек, как и другие «центристы», действительно не хотел кардинально менять социализм в Чехословакии, по-видимому, его лично устроила бы модель кадаровского типа в Венгрии – некоторая либерализация СМИ, искусства, но при сохранении у власти номенклатуры с её привилегиями, следование в фарватере советской политики. Дубчек строил свою карьеру как абсолютно просоветский деятель. Показательна его первая реакция на ввод советских войск в ЧССР – слёзы. Сквозь слёзы он пробормотал нечто вроде: «Как они могли поступить так со мной, ведь я всё делал для сотрудничества с ними».
А вот у Брежнева была другая точка зрения: «Мы доверяли ему, а он нас подвёл».
Правы были оба – рано или поздно несамостоятельный политик («центрист») Дубчек должен был ошибиться в ту или иную сторону, в зависимости от того, кто сильнее давил. К концу марта 1968 г. давление «прогрессистов» – Шика, Кригеля, Смрковского, Гольдштюккера и других стало весьма сильным, что и нашло отражение в публикации 5 апреля «Программы действий КПЧ».
В «Программе…» говорилось о том, что у ЧССР – свой путь к социализму, что его строительство невозможно без открытого обмена мнениями и демократизации всей общественно-политической системы. В таких условиях партия не может навязывать свою власть, выступает не как руководящая сила, а просто служит делу свободного, прогрессивного социалистического развития.
Программа высказалась в поддержку деятельности различных общественно-политических клубов, возникших в Чехословакии, – «Клуба 231» (среди 40 тысяч его членов было много не просто некоммунистов, но антикоммунистов, по мнению которых, «хороший коммунист – мёртвый коммунист»), «Клуб задействованных не-членов партии» (Klub Angazovanych Nestraniku). Началась реорганизация социал-демократической партии. То есть на повестку дня был поставлен вопрос о реальной многопартийности. Всё активнее раздавались голоса об усилении контактов с Западом, о выходе из зоны советского влияния. Многое, связанное с СССР (а также с коммунистическим строем и русскими), стало подвергаться дискредитации, шельмоваться. На тех, кто готов был к реформам только в рамках социализма и не мыслил ЧССР вне ОВД, навешивали ярлыки «консерваторов», «реакционеров» и даже «сталинистов». Центристское руководство это не пресекало, а «прогрессисты», напротив, поддерживали.
ГОРЯЧЕЕ ЛЕТО
С середины июня «Правда» начала критиковать отдельных членов КПЧ как ревизионистов. 27 июня критикуемые наносят ответный удар.
В журнале Literarny Listy публикуется документ под названием «2000 слов», в котором содержится призыв к массам поддержать «прогрессистов» в борьбе с «консерваторами» и «сталинистами». Дубчек и премьер-министр Черник охарактеризовали «2000 слов» как несвоевременный документ, полный преувеличений, но признали, что авторами движут положительные намерения. Излюбленная тактика «центристов»: «нашим-вашим, давай спляшем», мы всё это проходили во времена горбачёвщины.
Совсем иначе оценило появление «2000 слов» советское руководство. Статья в «Правде» от 11 июля охарактеризовала документ как попытку дискредитировать КПЧ под маской разговоров о демократизации. Силы, стоявшие за манифестом «2000 слов», квалифицировались как контрреволюционные и ещё более предательские и опасные, чем те, что организовали антикоммунистическое восстание в Венгрии в 1956 г. Это была очевидная «чёрная метка» чехословацкому руководству.
14 июля в Варшаве состоялась чрезвычайная встреча руководства стран ОВД, к удивлению многих – без представителей ЧССР. Позднее бежавший на Запад переводчик Гомулки расскажет, что чехословацкие руководители просто отказались приехать в Варшаву. В то же время Тито и Чаушеску выступили в поддержку КПЧ, подчеркнув: всё, что происходит в ЧССР, – внутреннее дело этой страны.
19 июля «Правда» объявила об обнаружении в Чехословакии американского оружия, переправленного из ФРГ. Интерпретировалось это как ещё одно доказательство «коварных планов американского империализма и западногерманского реваншизма». «Правда» констатировала, что ЧССР недостаточно защищена от Запада.
Это была ещё одна «чёрная метка» двойного назначения – чехословакам и Западу. Некоторые даже полагают, что именно 19 июля было принято решение о вводе войск. Едва ли. Советское руководство, как отметил в своих мемуарах Маркус Вольф, начальник разведки ГДР, «буквально до последнего часа не решалось отдать приказ о выступлении». Что касается июля, то речь, скорее всего, должна идти об уточнении деталей плана, который разрабатывался с апреля на всякий пожарный случай.
О том, насколько последовательно советское руководство стремилось именно к политическому решению вопроса, желая избежать военного решения, свидетельствуют переговоры в Черне-над-Тиссой – и сам факт переговоров, и то, как они проходили.
Инициатором выступило советское руководство, пригласив практически всё руководство ЧССР. Переговоры шли трудно – в какой-то момент чехословаки вообще демонстративно покинули зал, где шли переговоры, и советское руководство вынуждено было отправиться вслед за ними в спецвагон Дубчека. После четырёхдневных переговоров советская делегация, получив заверения чехословаков в верности социалистическому выбору и социалистическому лагерю (руководители ЧССР действительно никогда не делали попыток выйти из ОВД, как это хотело сделать венгерское руководство в 1956 г.), согласилась, что чехи могут идти к социализму своим путём.
После этого делегации переехали в Братиславу, где и было подготовлено совместное коммюнике. Здание, в котором шла работа, окружила толпа, оказывавшая психологическое давление главным образом на советскую делегацию. 3 августа коммюнике было подписано. По сути, это была уступка со стороны СССР – фиксировалось право ЧССР проводить реформы так, как оно считает нужным, при выполнении всех обязательств по отношению к ОВД.
Советское руководство шло на уступки «центристам», а следовательно – «прогрессистам», чтобы избежать военного решения, несмотря на то что в руководстве КПЧ имелась довольно многочисленная группа, готовая сместить команду Дубчека при условии советской помощи. Как рассказал уже в 1989 г. Васил Биляк (в 1968 г. – первый секретарь словацкой компартии), 3 августа девятнадцать видных партруководителей во главе с Биляком тайно направили Брежневу письмо с просьбой о военной помощи в смещении Дубчека. Сделать это предлагалось до 19 августа, так как 20 августа Президиум ЦК КПЧ должен был собраться в последний раз перед съездом словацкой компартии, назначенным на 23 августа. Эту партию девятнадцать подписантов считали контрреволюционной. 3 августа руководство СССР не пошло на это, полагая, что в Братиславе договорились обо всём и вопрос решён. 5 августа «Правда» назвала братиславское коммюнике сокрушительным ударом по планам империалистов, полагая, что, несмотря на трудности, проблему удалось разрешить.
Однако советские лидеры рано радовались: чем активнее дубчековское руководство работало на достижение компромисса с СССР, чем ниже опускался градус напряжённости в их отношениях, тем мощнее становилось давление на «центристов» со стороны «прогрессистов» внутри руководства КПЧ и на руководство КПЧ в целом – со стороны непартийных, как правило, антикоммунистических сил. Советская позиция на переговорах, колебания руководства СССР и других стран ОВД были истолкованы этими силами, да и «прогрессистами» как слабость, как готовность идти на уступки и неготовность применить силу.
К тому же руководители ЧССР считали, что симпатии Запада обязательно материализуются в виде жёсткой антисоветской позиции США в случае силовых действий со стороны СССР (например, объявление США Чехословакии такой же важной для себя зоной, как Западный Берлин). «Те, кто питал такие надежды, – заметил по этому поводу Маркус Вольф, – полностью игнорировали реакцию США на события 17 июня 1953 года (в Берлине – А.Ф.), на венгерскую осень 1956 года и на строительство стены в 1961 году».
В любом случае в Праге, в других крупнейших городах распространялись слухи в духе «Запад нам поможет» в случае обострения ситуации. И чехи поверили, забыв уроки Мюнхена, когда англосаксы и французы элементарно кинули их, сдали Гитлеру, чтобы обеспечить фюреру плацдарм и военн-промышленную базу для нападения на СССР. В 1968 г. Запад сумел создать у части верхушки и интеллектуалов Чехословакии уверенность, что поможет, провоцируя дальнейшее обострение отношений ЧССР и СССР. Интересы собственно чехов и словаков Запад не интересовали, они во второй раз стали разменной картой в борьбе Запада против России.
Как только в Братиславе были достигнуты соглашения о том, что ЧССР может идти своим «третьим путём», не посягая в принципе на социализм и членство в ОВД, резко интенсифицировались хорошо организованные демонстрации, призывавшие руководство страны к более жёсткому курсу по отношению к СССР, к нейтрализации Чехословакии, всё чаще и громче звучали антикоммунистические лозунги.
Могли ли организаторы демонстраций не понимать, что они подрывают курс руководства страны на реформы, на построение «социализма с человеческим лицом» именно тогда, когда Дубчек со товарищи договорились с советским руководством и получили от него «добро»? Не могли.
Могли ли организаторы демонстраций не понимать, что, повышая антикоммунистический, антисоветский градус, они тем самым провоцируют ввод войск в Чехословакию? Не могли.
Значит, действовали сознательно.
16 августа многие чехословацкие газеты словно по мановению некоей волшебной палочки буквально взбесились. Они стали во всё более жёсткой форме требовать от руководства дальнейшей либерализации, тон статей становился всё более вызывающим и антикоммунистическим. Можно сказать, что 16 августа явилось своеобразным «рубиконом» – советскому руководству стало полностью ясно, что руководство ЧССР совсем утратило контроль над ситуацией и возможна смена правительства.
«Правда» тут же призвала команду Дубчека «навести элементарный порядок» и не позволять эксцессы в прессе, обеспечить выполнение того, что было зафиксировано в братиславском коммюнике. Тщетно.
18 августа в такой ситуации советским руководством было принято решение о проведении операции «Дунай» – вводе войск в Чехословакию. Собравший в тот день весь руководящий состав Вооружённых сил СССР маршал Гречко сказал следующее: «Я только что вернулся с заседания Политбюро. Принято решение на ввод войск стран Варшавского договора в Чехословакию. Это решение будет осуществлено, даже если оно приведёт к третьей мировой войне».
ОПЕРАЦИЯ «ДУНАЙ»
В ночь с 20 на 21 августа в эфире прозвучал сигнал «Влтава-666» и началась операция «Дунай». Советская армия осуществила самую грандиозную по своим масштабам в послевоенный период стратегическую военную акцию. Около 30 танковых и мотострелковых дивизий СССР и его союзников за 36 часов оккупировали страну в центре Европы (в Афганистане СССР воевал силами лишь четырёх дивизий). Всего в боевую готовность были приведены 70 дивизий ОВД.
Полумиллионный контингент, 4600 танков пересекли границы ЧССР в двух десятках пунктов. 200-тысячная чехословацкая армия, считавшаяся одной из лучших в Европе, осталась в казармах и не оказала сопротивления, получив соответствующий приказ.
В 6.00 советская танковая колонна подошла к генштабу, и он был взят под контроль. Между 6.40 и 7.00 было взято и блокировано здание правительства, к 9.00 взяты под контроль почта, телеграф, радио- и телецентры. В 9.00 десантники вошли в кабинет Дубчека – ему было заявлено, что он под надёжной охраной. Затем Дубчек, Черник, Смрковский и Кригель были арестованы агентами службы безопасности ЧССР, которой руководил генерал Шалгович (согласно официальной версии покончит с собой, в 1991 г.). Они были переданы советской стороне, которая обвинила их в саботаже и срыве ранее достигнутых соглашений. Главным лицом в ЧССР стал «генерал Трофимов», который почему-то носил полковничью форму. Это был член Политбюро ЦК КПСС, первый зампредседателя Совета министров СССР и «начальник Чехословакии» Кирилл Мазуров.
Если армия ЧССР не оказала никакого сопротивления, то гражданское население, главным образом молодёжь, устраивало акции гражданского неповиновения, митинги, блокировало шоссе, люди бросали в танки камни и бутылки с зажигательной смесью, провоцировали солдат – главным образом советских, которые вели себя сдержанно.
В отличие от них представители других стран, испытывавшие к чехам давние «братские» чувства и уважавшие «орднунг», пресекали провокации огнём на поражение, и местное население это быстро уяснило. Кстати, именно эта «братская любовь» стала причиной, по которой советское руководство отказалось от ввода в ЧССР уже приготовленных Ульбрихтом пяти дивизий.
Вообще войска ОВД получили приказ открывать огонь только в ответ, и это правило в целом соблюдалось, хотя без эксцессов, естественно, не обошлось. По разным данным, во время операции «Дунай» погибли (главным образом в результате несчастных случаев) от 100 до 300 чехословаков и примерно столько же солдат Советской армии.
Официальные цифры советских потерь: 11 военнослужащих погибли, в том числе один офицер; ранены и травмированы 87 военнослужащих, включая 19 офицеров; в авариях, катастрофах при неосторожном обращении с оружием и т.п. погибли (а также умерли от болезней) 85 человек. Действительно, «бархатный» ввод войск.
Вечером 21 августа всё высшее руководство ЧССР на двух бронетранспортёрах было доставлено в аэропорт и вывезено в Польшу (в штаб Северной группы войск), а затем переправлено в Закарпатье, а после – в Москву на переговоры с советским руководством.
Руководители СССР не собирались ни о чём договариваться с Дубчеком и его командой – они в глазах советских лидеров полностью провалились. Появление Дубчека в Кремле – результат действия двух факторов: продолжающегося гражданского сопротивления в ЧССР и, конечно же, мужественной позиции 72-летнего президента Людвика Свободы. Не принадлежавший к лагерю реформаторов, вполне лояльный к СССР старый солдат Свобода поставил условие: арестованные руководители должны быть освобождены и принять участие в переговорах.
К тому же поскольку советское руководство стремилось политически оформить ввод войск – иначе советское присутствие в ЧССР оказалось бы нелегитимным, – оно вынуждено было уступить. Арестованных не только пригласили в Кремль, но приняли с почестями, как официальную делегацию.
После тяжёлых четырёхдневных переговоров, на которых чехословаки находились по обе стороны баррикад, Дубчек со товарищи подписали соглашение, в котором одобряли ввод войск.
27 августа Дубчек уже был в Праге и, с трудом выговаривая слова, обратился к народу, призвав верить ему, Дубчеку, и заявив, что всё происходящее – временные меры.
«ПРАЖСКАЯ ОСЕНЬ»
Однако ситуация не становилась менее напряжённой. Национальное собрание объявило ввод войск нарушением хартии ООН. Впрочем, советскому руководству и так было ясно, что быстрой нормализации в ЧССР ожидать не приходится. В Праге и других крупных городах шли демонстрации с антикоммунистическими и антирусскими лозунгами. Стали возникать «дубчековские клубы», молодёжь активно вступала в КПЧ в знак поддержки её курса. Другой формой сопротивления стала эмиграция – 50 тысяч человек уехали в течение первого месяца. 300 тысяч – конечная цифра.
Учитывая складывающуюся ситуацию, советское руководство решило вывести бoльшую часть войск – 25 дивизий. 4 ноября они покинули страну. До 1991 г. на территории ЧССР оставалась Центральная группа войск Советской армии, договор об этом был подписан 16 октября.
В 1970 г. Дубчек был снят со своего поста и исключён из партии. Его место занял Гусак. «Пражская осень» закончилась, началось то, что горе-реформаторы назвали «зимой». «Заморозки пришли из Кремля» – так назвал свою книгу о событиях 1968 г. Млынарж.
Брежнев следующим образом в одном из своих выступлений обосновал ввод войск ОВД в ЧССР: когда в той или иной социалистической стране внутренние и внешние силы, враждебные социализму, пытаются реставрировать капитализм, когда социализм оказывается под угрозой в одной стране, это проблема не только данного народа и данной страны, но проблема всех социалистических стран.
На Западе лицемерно назвали эту формулировку «доктриной Брежнева». Почему лицемерно? Потому что, во-первых, в Уставе НАТО зафиксированно, что в случае дестабилизации положения в стране – члене НАТО, угрожающей дестабилизации в других странах – членах НАТО, организация имеет право на военное вмешательство. СССР и ещё четыре страны – члены ОВД поступили по отношению к ЧССР в соответствии именно с этим принципом «реальной политики» эпохи холодной войны.
Во-вторых, США незамедлительно вводили и вводят свои войска в любую страну, сколь бы далеко она ни находилась (от Доминиканской Республики и Никарагуа до Ирака и Афганистана), если там возникает угроза их интересам, и сами или совместно со своими сателлитами давят любое сопротивление, особенно левых сил. Так при чём здесь «доктрина Брежнева», которую американцы и натовцы склоняют уже 40 лет, трактуя её как «проявление советского империализма»?
ЗАПАД И СОБЫТИЯ В ЧЕХОСЛОВАКИИ
На Западе за событиями в ЧССР с самого начала наблюдали с большой заинтересованностью. Ещё не успело смениться руководство на январском пленуме 1968 г., а в английской прессе появились статьи, в которых прогнозировались антисоветские выступления в СМИ. Откуда такая осведомлённость?
От англичан не отставали немцы и французы. В апреле 1968 г. во Франции было принято решение широко отметить 50-летие образования Чехословакии в связи с развитием ситуации в ЧССР. Поспешил отметиться и русофоб Бжезинский, который предсказал – и в принципе не ошибся – влияние изменений в ЧССР на другие страны соцлагеря. Руководство западных стран с самого начала рассматривало чехословацкие события как фактор не странового уровня, а уровня мировой социалистической системы в целом, как средство её (и прежде всего СССР) прямого или косвенного ослабления.
Западные европейцы не уставали нахваливать чехословаков за их «демократическую зрелость» и т.п., а группа американских сенаторов вообще предложила вернуть Чехословакии её золотой запас, оказать экономическую помощь, улучшить условия торговли. Но высказывались европейскими руководителями и другие точки зрения, наглядно демонстрирующие реальные планы и по поводу ЧССР, и по поводу соцлагеря в целом. Так, канцлер Австрии Клаус рекомендовал президенту США Джонсону не оказывать экономическую помощь ЧССР, так как нынешнее правительство ЧССР не справится с экономическими трудностями и ему на смену придёт новое – более приемлемое для Запада, вот тогда-то и следует помогать. Этот совет дорогого стоит.
Во-первых, он «со стеклянной ясностью» свидетельствует о том, что для значительной части западной верхушки власть Дубчека–Свободы, несмотря на все их реформы и «социализм с человеческим лицом», не была вполне приемлемой, поскольку была недостаточно антисоветской и антикоммунистической, а ЧССР оставалась в соцлагере. Не демократические реформы и не «человеческое лицо» интересовали Запад, а антисоветская, антикоммунистическая и антируская направленность политики ЧССР, возможный выход из ОВД и т.д.
Во-вторых, политика определённых кругов на Западе по отношению к ЧССР строилась на расчёте если не обязательной, то весьма вероятной смены правительства на более прозападное – с ним-то и собирались работать с целью дальнейшего расшатывания соцлагеря; ЧССР в этом плане отводилась роль первой доминошной косточки, падение которой должно было завалить весь ряд.
Разумеется, попытка начать развал соцлагеря с помощью чехословацкого «клина», рассекающего Восточную Европу почти посередине и выводящего к советской границе, – это программа-максимум. Когда-то Константин Леонтьев заметил, что чехи – это то оружие, которое славяне отбили у Запада и против него же направили. Программа-максимум была ориентирована на то, чтобы развернуть этот процесс вспять и направить «оружие» против славян, а точнее – против СССР, против русских. Программа-минимум была ориентирована на достижение той же цели, только более «мягким» образом и более длинным путём. Имелось в виду спровоцировать СССР на ввод войск со всеми вытекающими последствиями для СССР, соцлагеря и мирового коммунистического движения. Но для этого нужно было, с одной стороны, обострять ситуацию в самой Чехословакии, с другой – всячески показывать Советскому Союзу, что в случае военной интервенции Запад, и прежде всего США, пальцем не пошевельнёт, поскольку речь идёт о традиционной зоне советского влияния и советских интересов.
США внешне вели себя весьма сдержанно. С самого начала, активно выражая общую симпатию изменениям в ЧССР, особенно во встречах с представителями этой страны, они дали понять, что Восточная Европа – сфера интересов СССР, а потому этот регион не станет причиной для столкновения двух сверхдержав. По мере обострения ситуации в ЧССР неучастие США в случае силового решения чехословацкой проблемы подчёркивалось всё настойчивее. СССР словно приглашали к военной акции.
Советские войска в ЧССР не помешали США пойти в 1971–1972 гг. на разрядку с СССР. Да что 1972 год! В августе 1968 г., когда советские танки шли по Праге, госсекретарь США Раск выступал с речью, в которой говорил о прогрессе в советско-американских отношениях.
Есть вполне достоверная информация о том, что на вопрос Брежнева о том, признают ли США ялтинские договорённости, президент Джонсон ответил, что в отношении Румынии и ЧССР – полностью. То есть это зона, полностью находящаяся под контролем СССР.
Неудивительно, что американский исследователь И. Валента (судя по фамилии, выходец из Чехословакии) с горечью заключил: «Если бы США не рекламировали своей политики невмешательства, то вторжения могло бы не быть».
Думается, здесь Валента заблуждается. ОВД ввёл бы свои войска в любом случае (вспомним слова Гречко, и американцы это хорошо понимали), тем более что Америка увязла во Вьетнаме и летом 1968 г. ещё не успела прийти в себя от шока, связанного с вьетнамским наступлением. Не говоря об экономических трудностях США в 1968 г.
Но что заслуживает особого внимания у Валенты, так это тезис о разрекламированности американцами своего невмешательства в случае военного решения. Ведь можно было просто сдержанно молчать, как это приличествует в таких случаях великой державе. Но нет же, поспешили с фиксацией, по сути, выдачи индульгенции на ввод войск в ЧССР. Причём когда этот вопрос ещё не стоял на повестке дня советского руководства. Первыми о такой возможности заговорили руководители именно западных стран – какая трогательная «забота» о советских интересах.
Но зато когда войска были введены, Запад использовал это по полной программе: и правые, и левые закричали о «советском империализме», а Госдеп США даже разработал специнструкцию для посольств США о том, как те должны использовать различные международные встречи (конференции и т.д.) для развёртывания кампании дискредитации СССР. Ещё больше старались европейские левые. На долгие годы ввод войск в Чехословакию стал одним из важнейших пунктов в стандартных обвинениях СССР в империализме.
В СЛЕДУЮЩЕМ НОМЕРЕ
События 68-го выявили неспособность как властей, так и сторонников социализма сформулировать интеллектуальную и социальную альтернативу «либерализации», которая в условиях существования двух систем в перспективе означала обуржуазивание.
Отношение к роману Всеволода Кочетова «Чего же ты хочешь?» зависит от отношения к тому, что произошло с СССР в 1991 году и после. Если считать постсоветский социум обществом свободы, справедливости и либеральной демократии, то роман Кочетова – нечто фальшивое и ходульное. Если же это общество-катастрофа, то перед нами выдающийся социально-политический роман-предостережение.