СИНЕМАЛОГИЯ
О медиа, о лидерах, о славе…
Похоже на то, что тема власти, точнее легитимной власти, становится одной из самых важных тем последнего года. Причём не только в России. Три фильма, вышедших в прокат этой весной у нас, – тому свидетельство. Это картина «Королева» (реж. Стивен Фрирз), которая повествует о кризисе власти британской короны в дни смерти принцессы Дианы. Хелен Миррен сыграла роль Елизаветы II, принёсшую ей все мыслимые призы – от награды Венецианского кинофестиваля до BAFTA и «Оскара». «Последний король Шотландии» (реж. Кевин МакДоналд), за роль в котором Форест Уитакер, исполнивший роль диктатора Уганды Иди Амина, получил «Оскара» за лучшую мужскую роль. И наконец американский фильм «Бобби» (реж. Эмилио Эстевес), посвящённый последнему дню жизни Роберта Кеннеди – 4 июня 1968 года. Он тоже, кстати, был в конкурсе Венеции. Оговорюсь сразу, что речь не о художественных достоинствах – хотя, на мой вкус, и «Королева», и «Последний король Шотландии» не просто незаурядные работы, а блистательные. Фильмы эти объединяет опора на «реальные события», как любят писать в титрах, и то, что в центре внимания оказывается политический лидер. Но сопоставлять оказавшиеся в центре политические фигуры бессмысленно: и ежу ясно, что между английской королевой, американским сенатором и африканским генералом, играющим в «последнего короля Шотландии», сходства негусто. Интереснее другое – те модели отношения между «маленьким человеком» и политиком, которые ненавязчиво представляют фильмы. Ещё интереснее – роль, которую массмедиа играют в сюжете этих фильмов. Треугольник «маленький человек – власть – медиа» на сегодняшний день гораздо актуальнее классического любовного. И драматизма отношений ему не занимать. Три фильма представляют три варианта отношений.
Решение, предложенное в фильме «Бобби», впечатляет старомодностью. Сенатор Роберт Кеннеди, младший брат Джона Кеннеди, убитый во время предвыборной кампании, представлен в картине исключительно документальными кадрами. Начиная от предвыборных речей и кончая детскими фотографиями из семейного альбома, которые должны, видимо, приблизить зрителя хотя бы в финале не только к образу политика, но и человека. Иначе говоря, образ сенатора исключительно медийный. Вот он жмёт руки простым американским избирателям в американской глубинке, обитателям которой, судя по тексту речей за кадром и в кадре (экономический кризис, война во Вьетнаме, безработица), живётся так же несладко, как нашим шахтёрам. Режиссёр так и оставляет его «телевизионным персонажем». Кроме телевидения его образ создаётся ожиданиями людей. Постояльцы и работники шикарного отеля «Амбассадор» символизируют все слои американского общества. Их взгляд на Кеннеди – это обожающий взгляд снизу вверх столько же на политика, сколько на «человека из телевизора». Может, американцам такая структура и в новинку. А мы это проходили и не раз, и не два. Дистанция как залог власти, народные мечты вместо реального образа, массмедиа как транслятор власти… В общем, скучно, господа. Смотрите старые советские фильмы – честное слово, они увлекательнее. Там хотя бы сюжетные перипетии завязаны намного увлекательнее.
Иной вариант расстановки сил в треугольнике представляет картина «Последний король Шотландии». Здесь медиа предстают как самостоятельная власть. Не то чтобы их роль оказывалась ключевой в фильме. Сюжет-то не на том строится, а на отношениях белого мальчишки, решившего по получении диплома врача в Африку прогуляться за приключениями, и угандийского диктатора. Можно рассматривать этот сюжет как вариант «романа воспитания», можно – как столкновение двух цивилизаций – белой и чёрной, архаической, можно – как борьбу за демократию. Но в любом случае журналисты, СМИ выступают здесь чем-то вроде «бога из машины», как говорили о немотивированной развязке в древнегреческом театре. Диктатор собирается выслать журналистов (вслед за азиатами) из Уганды, и наш герой – юный доктор Гарриган – уговаривает его не делать этого, а «обаять» их на пресс-конференции. Амину это удаётся. Но поражение диктатуры обеспечено – чёрный врач спасает Гарригана и помогает ему сесть на самолёт, летящий в Париж, – «чтобы рассказать всю правду о режиме, вам поверят, вы не чёрный». В финальных субтитрах нам сообщают, что «мир отвернулся от Амина», когда в газетах появилась правда о его злодеяниях.
Маленькие люди (в числе которых оказывается и «большой» человек – личный врач диктатора, шотландец) оказываются жертвами, которые ничем не защищены от произвола. Только массмедиа здесь выступают гарантией демократии, силой, доносящей правду мировому сообществу. Не сказать, чтобы новая схема. Не то чтобы не правдивая. Но – всё же условная. Но поскольку она выступает исключительно в роли сюжетного обрамления, то, в общем, условность эта глаз не режет. Надо же в конце концов заканчивать как-то фильм.
Гораздо более любопытный сюжет разворачивается в фильме «Королева». СМИ, в частности жёлтая пресса и, конечно, папарацци, оказываются опять-таки среди участников конфликта, разгоревшегося в дни после смерти принцессы Дианы. Мало того что фильм не оставляет сомнений, что гибель принцессы спровоцирована гонкой за ней фоторепортёров. Не менее важно, что таблоиды и даже солидные СМИ оказываются замечательным инструментом политического давления. Как говорит руководитель штаба Тони Блэра, надо показать, что Диана – «народная принцесса». И газеты, как ручные собачки, которые до этого охотились за сенсационными снимками частной жизни королевской семьи, бросились на новую идею. Дело, разумеется, не в том, какой именно была принцесса при жизни. В фильме она появится только в старых телевизионных записях и снимках папарации. Вопрос в другом – в том, что медиа создают имидж политика (мёртвый политик для этого даже лучше живого), который затем разыгрывается как карта в политической игре.
Справедливости ради надо сказать, что в фильме акцентируется и другая функция медиа. Уже знакомая нам – роль гаранта демократии. Но не как возмездия диктаторам, а как транслятора уже «гласа народа». Именно по телевизионным интервью простых людей Елизавета II узнаёт о настроениях народа, о том, что происходит на улицах. Именно эти интервью (и, разумеется, выдержанная политика Блэра, между прочим, лейбориста, демократа и вообще вроде бы антимонархиста) заставляют её согласиться на то, чтобы похороны Дианы были проведены не как частная церемония, а как государственная.
И всё же существеннее другое. В фильме конфликт между Елизаветой II и Дианой представлен прежде всего как разница обращения с медийными образами власти. Королева признаётся в финале, что она считает сдержанность в выражении горя, умение владеть собой долгом и неизбежной необходимостью. Закрытость частной жизни (в том числе королевской) от любопытного ока публики – не доблесть, а сама собой разумеющаяся вещь. Принцесса же вела себя как celebtity. Иначе говоря, переняла стратегию поведения поп-звёзд, которые любовь публики превращают в товар. Надо заметить, отлично оплачиваемый и ходовой. И это противоречие не идеологическое, а стилистическое. Как известно, именно так обозначил свои расхождения с властью один советский писатель. Но так же очевидно, что за «стилистическим» расхождением между поведением поп-звёзд и аристократов кроется принципиально разное понимание не только элиты, но и отношений народа и власти.
Лозунг «народной любви» после экстатических шествий–парадов–демонстраций перед взором тоталитарных правителей, которые пережила практически вся Европа в ХХ веке, уже не выглядит таким очевидно безупречным. «Народная любовь» оказывается продуктом вполне технологическим. Речь об информационных технологиях.
Но раз так, вопрос о том, что можно противопоставить цинизму медиальных выборов, коммерческого глянца и массовой культуры, встаёт всё острее. Что может служить гарантией этики властителя? Только его личность. Фильм «Королева» в этом смысле – показательный симптом. Елизавета II в блистательном исполнении Хелен Миррен выступает как положительный персонаж не только в силу мудрости и мужества (как политического, так и житейского), но как носитель традиции. Как персонаж, оппозиционный масскультуре, не вмещающийся в её рамки. Она королева, это многое объясняет, не так ли?