Жизнь такова. – М.: Художественная литература, 2012. – 288 с. – 1000 экз.
Писатель и журналист роднятся одним желанием – зафиксировать жизнь при помощи слова. Но у писателя, считается, должен присутствовать художественный вымысел, у журналиста же только «правда». Насколько всё это условно, знают и писатели, и журналисты.
Аркадий Удальцов (бывший главный редактор «Литературной газеты», а ныне преподающий основы журналистского мастерства студентам), рассказывая в своей книге о драматических временах – пресловутых
90-х, предлагает читателю эту самую журналистскую «правду». «Жизнь такова, какова она есть, и больше – никакова» – эта строка Владимира Кострова утверждает автора в своём праве судить о времени и о жизни непосредственно, вне политических лозунгов, «твиттерских» комментариев и медийных штампов. Его герои – живые люди, обычные, знакомые по подъезду, вещевому рынку, дачному товариществу или вернисажной тусовке. Смешные. Пьяные. Упёртые. Любящие. Злобные. Талантливые. Загнанные. А иногда – всё вместе. И ситуации, сюжеты его рассказов-очерков тоже узнаваемые, памятные по недавно прошумевшим 90-м. О том, как затевается политический митинг – под любым предлогом, в любой ситуации, хоть на поминках. Как столичные кандидаты наук выживают в деревне Бабино – в 250 километрах от Москвы. Как Даша, дипломированный геолог, любительница театра и Окуджавы, нанимается домработницей в семью новых русских. Как, под чаёк в бане или за бутылкой в пивной, рассказывают русские люди друг другу о никогда не виданных ими заморских диснейлендах.
Есть среди героев Аркадия Удальцова и совершенно шукшинский персонаж Витя-«челнок», который отправляется за шубами в Индию, чтобы построить аквапарк в посёлке Новый Стахановец: «Не сделаю – останусь неосуществлённым». И замечательная бабушка – «Двойной стандарт»: она ездит в серебристом джипе, отдыхает с внуком то в дорогущем подмосковном пансионате, то на Бали, а в родном городе Грязеве пламенно агитирует за КПРФ и проводит на заводе митинги против «новых буржуев».
Много смешного и трогательного в этих историях. Сдержанный, лаконичный слог журналиста и глубокое, сердечное внимание к человеку у Аркадия Удальцова – писательское. Неожиданные – выдуманные или подслушанные? – находки: после долгих разговоров о прекрасной заокеанской жизни отечественных бомжей появляется в бане настоящий бомж – живой, наводящий ужас видом и запахом; он выпивает, закусывает килькой из банки и угощает ею соседей: «Вы попробуйте, попробуйте, – убеждает он. – Она совсем чистая. Совсем чистая. Совсем…» Или когда на похоронах распорядитель представляет каждого выступающего так: «Сейчас о незабвенном Сергее Петровиче слово имеет ещё, к счастью, живущий среди нас…» Очень живые реплики. Живые истории.
В рассказе «Таджик» автор просто и бесстрашно врезается в воспалённую национальную проблему – и решает её в классических традициях гуманизма. Не делая никаких уступок ни социальным, ни демографическим, ни прочим лукавым аргументам озабоченных националистов. Чистота нравственного чувства – качество, необходимое пишущему человеку, – присутствует в книжке Аркадия Удальцова как привет из лучших времён русской литературы.
Задача автора, как следует из предисловия, была вполне скромной: уточнить детали недавнего прошлого. «Не были они – девяностые, на мой взгляд, ни «лихими», ни тем более «славными». Были они переломными, в которых смешалось всё: и славное, и лихое, и светлое, и отвратительное, и страшное». Да, так и было. Да, «жизнь такова… и никакова больше», но судить об этом можно, если видишь её, как положено, неомрачённым сердцем.