Вячеслав Огрызко
К сожалению, у нас до сих пор толком не исследована история замысла романа Михаила Шолохова «Они сражались за Родину» и не прослежены все процессы написания отдельных глав этой книги. По одной из версий, толчок к созданию военного романа писателю якобы дал советский вождь Иосиф Сталин. Будто бы 21 мая 1943 года он принял у себя в Кремле приехавшего с фронта классика, посоветовал ему взяться за книгу о войне и рассказать не только о храбрости солдат, но и о полководческом даре наших военачальников.
Шолохову, как говорили, идея вождя пришлась по душе. Но начал он не с подробных описаний заседаний Ставки и Военных советов фронтов, а, говоря его же словами, «с веселинок», то есть с весёлых эпизодов, ибо на фронте имели место не только батальные сцены, но и картины иного плана.
Что это были за «веселинки»? Да хотя бы подслушанный на фронте рассказ бывшего комбайнёра о жене, которая до войны, мечтая о высокой любви, требовала от мужа охов и вздохов, а во время войны стала вдруг в письмах называть «любимого человека» то цыпой, то почему-то чужим именем.
Над этим эпизодом Шолохов работал в Западном Казахстане, в пору побывки у эвакуированной туда своей семьи. В мае 1943 года он предложил написанное двум газетам: «Правде» и «Красной звезде». Читателям всё опубликованное понравилось.
В 1965 году Шолохов признался: «Роман я начал с середины. Сейчас у него уже есть туловище. Теперь я приживляю к туловищу голову и ноги. Это трудно».
Писатель умолчал, как он с этим «туловищем» намучился. Ему ведь очень долго не удавались сцены с участием генералов. Не потому ли в 1951 году Шолохов на время прекратил работу над романом? Он не знал, какой военачальник мог бы стать именно его героем.
Потом Шолохова долго не отпускала от себя вторая книга «Поднятой целины». Он её в общих чертах закончил лишь в 1958 м. Оставалась отделка некоторых глав. И сразу после шлифовки писатель надеялся на небольшую передышку. «Сразу переключаться с коллективизации на войну, – признался он в письме 14 января 1959 года тогдашнему советскому лидеру Никите Хрущёву, – я не смогу» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 286, л. 101).
Но тут писатель слегка лукавил. Потихоньку он всё-таки занимался и военным романом. В январе 1959 года кое-что из написанного он даже напечатал в журнале «Москва». Его главный редактор Евгений Поповкин потом переправил ему этот номер в Вёшенскую с припиской: «Дорогой Михаил! Думается, что всяческие хворости оставили тебя в благодатном Донском краю в покое и ты денно и нощно думаешь над тем, как получше завершить так блестяще начатую с помощью «Москвы» эпопею «Они сражались за Родину». Читатели встретили начало с радостью, а вот я, пока меня ещё терпят в журнале, с тревогой думаю, как дело пойдёт дальше? Обещаешь ли ты нам продолжение, и когда? Поскольку ты подрядился иметь с нами дело, то уж держи ответ» (РГАЛИ, ф. 2931, оп. 1, д. 25, л. 4).
А что Шолохов мог ответить Поповкину? Он сильно устал и нуждался в отдыхе. А тут ещё пришли приглашения посетить сразу четыре страны: Италию, Англию, Данию и Швецию.
Писатель попросил Хрущёва отпустить его на пару месяцев в заграничное путешествие. Он пообещал советскому лидеру по возвращении из поездки продолжить работу над книгой о войне.
«К концу <1959> года, осенью, – сообщил Шолохов Хрущёву, – закончу и первую книгу романа «Они сражались за Родину». Осталось дописать всего лишь 6–7 глав» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 286, л. 101).
Но дописать книгу в 1959 году у Шолохова не получилось. Может, потому, что всё никак не складывался у него образ генерала.
Всё изменила встреча писателя с отставным генералом Михаилом Лукиным, который до войны прошёл путь от унтер-офицера царской армии до красного командарма. Вот с него Шолохов и решил слепить своего Стрельцова. И дело пошло.
В конце лета 1968 года одну из новых глав этого произведения Шолохов передал в главную газету страны – «Правду». Но она очень напугала её руководителя Михаила Зимянина. А что именно встревожило главного журналиста страны? Вообще что это была за глава?
Шолохов столкнул в ней двух старых друзей: комбайнёра Ивана Звягинцева и его друга Николая Стрельцова, от которых ушли жёны, а потом ещё и представил нам директора МТС Ивана Дьяченко, пережившего в своё время незаконный арест. Так вот Дьяченко в порыве откровенности рассказал агроному Стрельцову, чей старший брат был военачальником, о том, как в конце 1930 х велось по его делу следствие. Так Шолохов выходил на очень сложную тему репрессий, на которую власть тогда наложила строжайшее табу.
Приказать Зимянину напечатать крамольную главу могли всего лишь несколько человек. Один из них был главный партийный идеолог Михаил Суслов. Но с ним у Шолохова отношения уже много лет были натянутыми. Поэтому писатель попытался связаться сразу с Леонидом Брежневым.
Отрывок из своего романа Шолохов передал для генсека в самом начале октября 1968 года. Он думал, что его вопрос решится, как говорится, за пару дней. Но всё оказалось сложней. Писателя стали водить за нос.
В какой-то момент Шолохову пообещали личную встречу с генсеком, но она почему-то сорвалась. Писатель позднее с обидой напомнил Брежневу: «Обещанный тобою разговор 7 октября не состоялся не по моей вине, и я ещё раз прошу решить вопрос с отрывком <романа> поскорее».
Будучи членом ЦК КПСС, Шолохов стал дожидаться ближайшего пленума этого парторгана, чтобы на нём уже лично объясниться с генсеком. Но на пленуме его к Брежневу даже не подпустили. Ему ничего не оставалось, как передать генсеку письмо.
«…Я, – написал Шолохов Брежневу, – очень прошу решить его [судьбу отрывка из романа. – В.О.] поскорее по следующим причинам:
1) Я пока не работаю, ожидая твоего решения. Не то настроение, чтобы писать.
2) О существовании этого отрывка и о том, что он находится в «Правде», широко известно в Москве, и мне вовсе не улыбается, если где-нибудь в «Нью-Йорк таймс» или какой-либо другой влиятельной газете появится сообщение о том, что вот, мол, уже и Шолохова не печатают, а потом нагородят вокруг этого ещё с три короба».
Шолохов просил Брежнева или найти хотя бы несколько минут для разговора с ним, или поручить, «кому сочтёшь нужным, поговорить со мной, чтобы и дело не стояло…». В конце своего письма Шолохов ещё раз повторил свою просьбу. Он чуть ли не умолял Брежнева: «Найди две минуты, чтобы ответить мне любым для тебя способом по существу вопроса. Я на Пленуме <ЦК КПСС>. Улетаю в субботу, 2 ноября. Срок достаточный для того, чтобы ответить мне, даже не из чувства товарищества, а из элементарной вежливости».
Однако ответа не последовало.
Шолохов пошёл на хитрость. 12 декабря 1968 года он вновь обратился к Брежневу. Но теперь писатель уже не просил генсека лично разрулить сложившуюся ситуацию. Он предложил ему другой вариант: «поручить решение вопроса об отрывке Кириленко А.П., тем паче, что он уже прочитал отрывок, и мы сможем с ним договориться об исправлениях».
Кириленко тогда считался третьим в КПСС человеком: после Брежнева и Суслова.
Но Шолохову вновь Кремль ничего не ответил.
Тем временем по литературной Москве пошли гулять самые разные слухи. Один из таких слухов зафиксировал в своих рабочих тетрадях главный редактор журнала «Новый мир» Александр Твардовский. 6 января 1969 года он вскоре после встреч с писателями Григорием Баклановым и Константином Симоновым записал: «Дополняется подробностями и разными штришками история с шолоховскими «главами». Сперва давал в «Дон», – до прочтения – ликования, – винопийство, потом – беда: нельзя печатать – «лагерная тема», хоть и в шолоховской подаче. Зимянин, по-видимому, сбегавший «наверх» и получивший там либо санкцию, либо раздражённое «сами решайте», поручил своему отделу объяснения с автором. Автор всё выслушал, послал всех к известной матери и кинулся к телефону. Оказалось, что его не могут принять. «Ноги моей здесь больше не будет».
Терпение Шолохова оказалось небеспредельным. Не так давно я нашёл в фондах РГАНИ его неизвестную телеграмму в ЦК. 3 февраля 1969 года он отбил на имя Брежнева: «Осмелюсь напомнить, что обещанного разговора жду уже пятый месяц. Пожалуйста, отзовитесь. Ваш Михаил Шолохов» (РГАНИ, ф. 3, оп. 78, д. 89, л. 91).
На этот раз обращение писателя возымело действие. Брежнев на полученной телеграмме синей ручкой начертал: «Соединить по телефону». Позже он сделал красным карандашом ещё одну помету: «Переговорил по телефону 4 го февраля, встречу назначил на 10–11 е февраля».
Выяснить, о чём именно Брежнев говорил 4 февраля 1969 года по телефону с Шолоховым, пока не удалось. Возможно, он сказал писателю, что присланный отрывок из военного романа ещё в декабре аппаратчики передали на чтение всем членам высшего советского руководства и осталось дождаться их отзывов.
Я нашёл в РГАНИ дело со старым шифром: № 20 К/Ш2 3. В нём отложилась часть материалов о романе Шолохова «Они сражались за Родину» за 1968–1969 годы. И открывает это дело короткая справка завсектором общего отдела ЦК КПСС М. Соколовой. Цитирую её полностью: «Глава из романа М. Шолохова «Они сражались за Родину» разослана членам Политбюро ЦК, находящимся в Москве. Указание передано т. Боголюбовым К.М. 16 декабря 1968 года» (РГАНИ, ф. 3, оп. 78, д. 89, л. 1).
Объём главы – 44 машинописных страницы.
Какое впечатление они произвели на того или иного члена Политбюро, осталось неизвестным. Но в архиве сохранился экземпляр главы, посланной Брежневу. Так вот: генсек весь текст своего экземпляра испещрил разными пометами.
Приведу несколько примеров. На седьмой странице главы Брежнев синей ручкой вычеркнул последний абзац. А что это был за абзац? Читаем:
«Иван Степаныч <Дьяченко> горестно сморщился, мясистые щёки его задрожали.
– Что делают с людьми – уму непостижимо. Продержат в тюрьме или в лагерях четыре года, а потом – «Извините нас, вышла ошибка. Подпишитесь, что не будете разглашать и трепаться, как мы с вами обращались, и катитесь к чёртовой матери!» – Так ведь эти сукины сыны делают? Точно так! Я сам в тридцать седьмом году отсидел под следствием восемь месяцев, знаю до ниточки ихние обычаи и поведение» (РГАНИ, ф. 3, оп. 78, д. 89, л. 51).
Второй пример. Сцена ещё одного разговора Дьяченко с братом Александра Стрельцова – Николаем, в которой директор МТС вспомнил свою работу в качестве заведующего райземотделом в 1937 м в соседнем районе. Цитирую первоначальный текст Шолохова.
«Посреди двора, возле колодца, Иван Степанович остановился. Они, не сговариваясь, присели на низкий колодезный сруб.
– Так вот, Микола, я тебе об этом никогда не говорил, не было подходящего случая, а сейчас скажу, как я через свои нервы в тюрьму попал: в тридцать седьмом я работал заведующим райземотделом в соседнем районе, был членом бюро райкома. И вот объявили тогда сразу трёх членов бюро, в числе их и первого секретаря, врагами народа и тут же арестовали. На закрытом партсобрании начали на этих ребят всякую грязь лить. Слушал я слушал, терпел, терпел, и стало мне тошно, нервы не выдержали, встал и говорю: «Да что же вы, сукины сыны, такие бесхребетные? Вчера эти трое были для вас дорогие товарищи и друзья, а нынче они же врагам стали? А где факты их вражеской работы? Нету у вас таких фактов! А то, что вы тут грязь месите, – так это со страху и от подлости, какая у вас, как пережиток капитализма, ещё не убитая окончательно и шевелится, как змея, перееханная колесом брички. Что это за порядки у вас пошли?» Встал и ушёл с этого пакостного собрания. А на другой день вечером приехали и за мной…» (РГАНИ, ф. 3, оп. 78, д. 89, л. 53).
Брежнев на полях написал: «Смягчить». Кроме того, он подчеркнул несколько предложений, которые, видимо, вызвали у него или возражение, или сомнение. В частности, генсек отметил фразу: «Вчера эти трое были для вас дорогие товарищи и друзья, а нынче они же врагами стали?» Заканчивалась эта фраза: «Нету у вас таких фактов!»
Перечеркнул Брежнев в главе и две страницы со сценами допроса Дьяченко.
Видимо, всю эту работу генсек проделал почти сразу после телефонного разговора с Шолоховым. Но планировавшуюся встречу с писателем он вновь отложил. Ему хотелось сначала выяснить, принял ли художник его критику и будет ли он что-то в своём тексте переделывать.
Естественно, Шолохова немедленно проинформировали о всех замечаниях Брежнева. Правда, до сих пор не ясно, писателю прислали копию текста его главы с пометами генсека или все претензии первого лица ему передали устно. Факт то, что Шолохов согласился на редактуру.
Вопрос: кто всё-таки вносил правки в окончательный текст. Бывший многолетний сотрудник отдела культуры ЦК КПСС Альберт Беляев в своих мемуарах утверждал, что правил текст по указанию секретаря ЦК Петра Демичева его тогдашний непосредственный начальник – замзавотделом Юрий Мелентьев, причём ничего не согласовывая с автором.
Но Беляев ошибался. Мелентьев максимум, что мог сделать тогда, так это проследить за переносом поправок Брежнева в окончательный текст шолоховской главы.
Новый вариант глав из шолоховского романа поступил в Кремль в самом начале марта 1969 года. Его тут же размножили. На одном из экземпляров кто-то карандашом сделал помету, что это главы – «отредактированные т. Шолоховым М.А. с учётом замечаний» (РГАНИ, ф. 3, оп. 78, д. 89, д. 96).
3 марта 1969 года руководитель личного секретариата генсека Георгий Цуканов передал рукопись заведующему общим отделом ЦК Константину Черненко с пометой: «Разослать членам Политбюро ЦК (указание тов. Брежнева Л.И.)» (РГАНИ, ф. 3, оп. 78, д. 89, л. 95).
Через три дня, 6 марта сотрудники общего отдела ЦК записали в протокол № 116 Политбюро:
«Протокольно
3. О публикации глав из романа Шолохова «Они сражались за Родину»
(т.т. Брежнев, Суслов, Полянский, Кириленко, Подгорный, Косыгин, Пономарёв, Андропов)
Если не поступит замечаний от членов Политбюро ЦК, дать согласие на публикацию в газете «Правда» глав из романа Шолохова «Они сражались за Родину» (РГАНИ, ф. 3, оп. 78, д. 89, л. 191).
Голосование потом было проведено опросом. В архиве сохранился лист с итогами голосования, оформленный 10 марта.
«Т.т. Брежнев – согласовано (пч)
Воронов – отпуск
Кириленко – замечаний нет
Косыгин – замечаний нет
Мазуров – отпуск
Пельше – в отпуске
Подгорный – согласен
Полянский – замечаний нет
Суслов – согласовано (пч)
Шелепин – замечаний нет
Шелест – отпуск» (РГАНИ, ф. 3, оп. 78, д. 89, д. 92).
Правда, что означало «пч», пока выяснить не удалось: может, это «почта».
В тот же день, 10 марта, один из экземпляров шолоховских глав на 43 х листах партаппарат переправил в редакцию газеты «Правда». М. Соколова из общего отдела ЦК сделала помету: «Направлено т. Зимянину М.В. по указанию т. Черненко К.У.».
Публикация глав началась в «Правде» 12 марта и продолжалась 13, 14 и 15 марта. Уже 13 марта Шолохов написал Брежневу: «Дорогой Леонид Ильич! Хотя ты и жёсткий редактор, но это ничуть не мешает по-прежнему относиться к тебе с хорошей, дружеской теплотой!»
Шолоховские главы, даже в отредактированном виде, вызвали большой резонанс. 1 апреля 1969 года завотделом культуры ЦК Василий Шауро проинформировал партруководство, как отнеслись к «правдинским» публикациям писатели. Как и следовало ожидать, почти все охранители были в восторге, а часть либералов восприняли эти главы скептически. А больше всего споров в писательской среде вызвало то, как отразил Шолохов фигуру Сталина и лагерную тему.
Впрочем, споры вели не только писатели. Мнения разделились и среди простых читателей. Некоторые даже стали жаловаться на Шолохова в ЦК.
Одна читательница – Полякова – к своей жалобе приложила и копию письма непосредственно Шолохову. Она возмущалась: «Вы (то бишь Шолохов) осторожненько приступаете к высветлению лица Сталина. Пока что он представлен Вами пай-мальчиком, по наивной доверчивости втянутым кем-то в политическую трясину, и только. Вы говорите, что он ещё «неразгаданная загадка» (РГАНИ, ф. 100, оп. 5, д. 136, л. 5).
А разве Шолохов был не прав? Мы и сейчас не можем до конца разгадать Сталина. Одно ясно: это была великая личность, масштаб которой даже и сейчас не полностью осознан.
Самого же Шолохова беспокоило другое: что дальше делать со Стрельцовым, куда вести этого героя. А ответа он не находил. Не поэтому ли работа над романом «Они сражались за Родину» вскоре зашла в тупик?!