Денис Драгунский. Богач и его актёр. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2020. – 443 с. – 3500 экз.
Когда за плечами расстилается выжженная почва прошлых лет, а ноздри закладывает от едкой гари старых неудач, даже в самом уютном месте невозможно обрести покой. Призраки былого гораздо безжалостнее и изощрённее привидений, которыми пугают в страшных историях. В роскошном отеле, где происходит действие романа «Богач и его актёр» Дениса Драгунского, нет никакой мистики, но в комфортабельных номерах почти также неуютно, как в «Оверлуке» из «Сияния» Стивена Кинга.
Престарелый актёр Дирк фон Зандов некогда сыграл миллиардера Ханса Якобсена в успешном фильме и даже получил «Оскара» за эту роль. Дни славы остались далеко позади. Бывшая звезда влачит тоскливое одинокое существование. Потратив последние деньги, он снимает номер на сутки в дорогом отеле, где много лет назад под руководством самого Якобсена и режиссёра Россиньоли блистал в триумфальной роли. Тогда он был окружён вниманием и славой, а теперь у него нет даже денег на обед. Пожилому неудачнику остаётся лишь падать в пропасти воспоминаний и видеть в администраторе Лене доброго ангела, способного избавить его от страданий.
Денис Драгунский пронизывает текст романа антисаспенсом. Умелая имитация старческого хода мысли – неспешного, путаного, утрачивающего различие между вымыслом и реальностью – вводит в заблуждение, будто здесь нет места ничему, кроме мазохистской ностальгии и показушного страдания. Оттого подлинные намерения фон Зандова, его желание насладиться всепожирающей красотой разрушения вскрываются по-настоящему внезапно. Уже потом становится понятно, сколько намёков на роковое решение разбросано по тексту: и воспоминания о неразорвавшихся бомбах в послевоенных городах, и взрывная натура Сигрид – сестры Якобсена.
Кстати, именно в её образе сосредоточена вся динамика романа. Интеллектуальные диалоги, мутные воспоминания и изнурительное самобичевание образуют событийный штиль, но каждое появление Сигрид приносит то лёгкую рябь, то пенистые барашки нарастающих волн. Робкая девочка – жертва педагогических экспериментов матери – превращается в дерзкую особу, мотающуюся по миру с очередным непризнанным гением. Её эпатажность с циничными высказываниями («Убийство – это тот же секс») и инцестуальным влечением к брату постепенно заплывает жиром и безысходностью.
Рассказ Якобсена о своём прошлом местами отдаёт исповедальностью. Секулярный двадцатый век лишил это христианское таинство актуальности (зачем каяться, если небеса пусты?), но не отменил потребности в нём. Различные заменители, порождённые необходимостью излить душу, не всегда срабатывают – хоть в мемуарах, хоть на кушетке психоаналитика всегда есть соблазн слукавить. Драгунский находит интересную ситуацию, когда требуется максимальная откровенность, – если Якобсен не откроет себя актёру, не станет для него расходным материалом, тот не сможет воплотить на экране его подлинный образ.
В рецензиях Лидии Масловой («Известия») и Ольги Бугославской («Знамя») книга Драгунского рассматривалась в контексте мирового кинематографа: образы режиссёра Россиньоли и актёра фон Зандова легко раскладываются на несколько реальных прототипов. Поиск отсылок к Феллини или Антониони может доставить отдельное интеллектуальное удовольствие, однако упоминание «Анны Карениной» – фон Зандов когда-то играл красавца Вронского – обнаруживает русский след. «Все счастливые семьи похожи друг на друга...» – знаменитая идея Льва Толстого причудливо преломляется здесь в судьбах отдельных людей: на одного Ханса Якобсена с типичной историей успеха приходятся его жена, его сестра и его актёр, которые несчастливы по-своему.
Камерная уединённость настоящего, заключённого в отельном номере, и неохватные просторы прошлого в книге Драгунского перекликаются с происходящим в романе «Дождь в Париже» Романа Сенчина. Два писателя придерживаются разных эстетических принципов, но если убрать из обеих книг все флешбэки, в каждой из них останется лишь одинокий неудачник, который пытается убаюкать капризные воспоминания. Только герой Сенчина не скупится на алкоголь, а фон Зандову приходится рассчитывать на щедрость и сострадание сговорчивого бармена. В экзистенциальном плане у Драгунского ситуация более тревожная: в «Дожде в Париже» у персонажа ещё есть время, чтобы удержать катящуюся под откос жизнь, хотя аморфность характера помешает ему это сделать. Фон Зандов в силу возраста уже неспособен что-либо исправить. Ему, как и герою новеллы Марка Твена «Пять даров жизни», утратив наслаждение, любовь, богатство, славу, остаётся лишь страдать от бессмысленного надругательства старости и ждать смерти, которая с первых строк кажется единственно возможным исходом.
Драгунский помещает действие романа в конкретное историческое время. Однако место действия – страну, в которой легко узнаётся Швеция, – он упорно не называет. Эта безымянность создаёт ощущение какого-то параллельного мира. Мальчик и девочка, носящиеся по отелю, а также женщина с бизнес-семинара, слишком осведомлённая о прошлом фон Зандова, усиливают ощущение ирреальности. Из-за того и место действия порой кажется чем-то вроде буддийского бардо – промежуточного состояния между перерождениями, и администратор Лена видится не столько неравнодушной девушкой, сколько ангелом смерти.
В оранжерее романа «Богач и его актёр» Денис Драгунский вместо привычных цветов успеха обихаживает сорняки неудач. Писатель создаёт обескураживающую историю неуспеха, судьбы человека, свалившегося с самой вершины вместе с грузом обманутых ожиданий, наивных заблуждений и бытовой трусости.