Анна ГЕДЫМИН
* * *
Грохот. Крики.
Солнце над стройплощадкой
Никогда не садится.
А я думала, что лебёдка –
Это такая птица.
А я спрашивала у прораба:
«Не часть ли вы
Той мечты – с пожизненным стажем?»
Вот увидишь, мы будем счастливы.
А дом будет светел и стоэтажен.
И так далее – на века, навсегда,
Как уже обещали когда-то.
Потерпи!
Звуки стройки – это, в общем-то, ерунда
По сравненью с песней солдата.
* * *
С утра на лестнице –
совсем не шахматный мат.
Звонит подруга
о путешествии в Канны.
Светает поздно,
потому что февраль – не март.
На кухню уже не заходят
отчаявшиеся тараканы.
Живу – принцесса
вполне престижных кровей –
В своей запущенной башне многоэтажной.
Видишь, кем стала та, что была твоей?
Видишь – оттуда?
А впрочем, уже не важно.
И лишь вот в такие ночи,
когда кругом – ни огня
и уж тем более
ни огня где-то рядом,
бывает, думаю:
а как ты глядишь на меня –
двадцатипятилетним
иль всё ж повзрослевшим взглядом?
А впрочем, за что бы тебе
такой недобрый удел?
Уж в крайнем случае
ты манну Господу мелешь.
Ведь я – «снова ягодка»,
что ещё не предел.
А вдруг ты всё видишь,
но разлюбить не умеешь?
Ответа вовеки мне,
наверное, не узнать.
Разве что ангелы
случайно проговорятся.
А значит, приходится холить
нешибкую свою стать
и лунных ночей
да безоблачных дней
стесняться…
* * *
Знаешь, здесь, в Кузьминском парке,
Горевать совсем негоже –
Жизнь исправно шлёт подарки
Вот таким, как мы, прохожим,
А не чертит закорюки.
Светел день. Весна нетленна.
Голубь, подобравши юбки,
Входит в лужу по колено.
* * *
И воскликнешь
посреди пустынного мира:
Господи!
Сотвори мне кумира!
Не обязательно в славе и во плоти –
Хоть какого-нибудь!
Хоть прежнего возврати!
Но раздастся в ответ,
прошуршит дождём по траве:
чем кумира в округе искать,
заведи царя в голове!
* * *
Нет, не подвиг, а просто такая жизнь,
Что осилит только герой.
А собьёшься чуть – хоть костьми ложись,
Не вернуться в избранный строй.
Лишь душа заскулит – обречённый зверь,
И в ответ иссякнет звезда.
Что поделать, такая вот жизнь теперь.
Что поделать, такая вот смерть теперь.
Впрочем, так же было всегда.
АНГЕЛ
Не плач, мой ангел!
Не то чтобы слишком жаль,
Но когда ты плачешь,
когда ты, чёрт возьми, плачешь,
Накапливают суглинки
такую слякотную печаль,
Что кажется – в самом деле
не будет больше удачи.
Начиналось всё
как положено у меня:
Мандариновый запах ёлки,
семья и школа.
А теперь вокруг –
ни тепла, ни огня,
Лишь вот этот плаксивый ангел
почему-то женского пола.
Нрав умеренный у неё,
как погода в Крыму.
Вся умеренная она,
как гусиная стая.
Я ору ей иногда:
«Передай Самому –
Не могу я так больше жить!» –
Не передаёт, пропускает.
А то вдруг сядет по-птичьи
под потолок
И заскулит –
хоть совсем убегай из дома.
Ты прости меня, Ангел!
Навязал тебе Бог
Неуютную спутницу.
Да ты сама с ней знакома.
Но знаешь, мир, данный нам в ощущенье,
в целом неплох,
Да и жизнь пока не исчерпана,
извините.
Я ещё удивлю тебя, рассмешу тебя,
видит Бог!
Я ещё помогу тебе, не печалься,
Ангел-хранитель!
* * *
Август. Полдень. ›лок вереницы.
Три недоразрушенных избы.
Я сюда на запах медуницы
Прихожу, как в детстве – по грибы.
И брожу своими же следами.
И робею у церковных стен:
Что просить нам – траченным годами
Очевидцам бурных перемен?
(Вон и туча щерится морозно,
Будто бы уже закончен суд!)
Славы – стыдно, пониманья – поздно,
А любви не просят, только ждут.
Боже, стать бы тем седьмым коленом,
На котором завершится месть!..
Медуница нежно пахнет тленом –
Неужели горше запах есть?..
* * *
Умела прощаться, как умирать – навеки,
Сжигать мосты, сжигать корабли.
А ещё умела заговаривать реки –
Чтоб помедленнее текли.
Чтоб не так мелькали под небесами
Первый вдох – и последний звук,
Чтобы лодки, прядая парусами,
Успевали землю принять из рук.
Дождь идёт. Минувшее всё дороже.
Разреши мне, Господи, отдохнуть,
Потому что так – сгоряча – негоже
Начинать свой главный, ответный путь.
* * *
Насмешки такой бессердечной
Мы явно не ждали с тобой:
Любовь оказалась конечной –
Как жизнь и как боль.
Роняет июль с небосвода
Светил перезрелую гроздь…
Ну что с возвращённой свободой
Нам делать, теперь уже врозь?
А полночь в ответ мне хохочет
Всем сонмом нарядных огней:
Любовь оказалась короче!
А жизнь оказалась длинней!
* * *
Казалось, здесь каждый кустик знаком,
Но стало смутно и странно,
Когда овраг, словно молоком,
Наполнился вдруг туманом.
И охнул закат, и прервался путь,
И взгляд оценил глубины:
Берёзы стоят в молоке по грудь,
По шею стоят рябины.
И пёс, будто зная, что жизнь одна,
От дома, от спелых грядок
Летит, чтобы вылакать всё до дна –
И счастье, и непорядок.