Что толку в книжке, – подумала Алиса, – если в ней нет ни картинок, ни разговоров?
Льюис Кэрролл
Комикс – это, как известно, книжка, в которой много картинок и диалогов и крайне мало всего остального текста, который нередко сводится к надписям «Бум!» и «Бах!». Такое, казалось бы, примитивное устройство объясняется происхождением комикса – он появился в Штатах в конце XIX века, в стране с эмигрантским и разноязычным населением, и поначалу представлял собой серию небольших рисованных историй, печатавшихся в газетах. Картинки оказались популярны и востребованы, так как были понятны абсолютно всем. Именно в Америке комикс вырос в культ: своего расцвета жанр достиг в 30–50-е годы уже прошлого века – тогда были придуманы эпохальные герои Бэтмен и Капитан Америка и сформулированы основные правила классического комикса: персонажи должны чётко делиться на хороших и плохих; ни в характерах, ни в рисунках не должно быть полутонов; всё ясно и предельно просто.
В России комикс имел более скромную популярность – перенятый у Америки, он так и остался курьёзом, делом одиночек и эстетов, – до массовой штамповки комиксовых сюжетов не дошло. Однако есть энтузиасты, которые уже восьмой год подряд проводят в Москве фестиваль комиксов «КомМиссия», где кроме привозных рисованных историй из Европы, Азии и двух Америк показывают наш молодой русский комикс. Правда, организаторы фестиваля (который в этом году прошёл сразу на нескольких престижных выставочных площадках, включая раскрученный Винзавод) сами говорят, что нашим нарисованным историям не хватает нарративности, что наши художники в основном демонстрируют освоенные рисовальные приёмы – и типичные для западного комикса, и характерные для японских манга, – а историй как таковых практически нет. Стили и темы нашего комикса повторяются из года в год – мрачные апокалиптичные фантазии (самый популярный жанр), шпионские истории, японские мотивы, иллюстрированные анекдоты и даже нарисованные детьми неумелые комиксы, – однако с историями неизменно плохо: как правило, рисунки иллюстрируют весьма невнятные сюжеты.
Впрочем, не стоит забывать, что наши традиции и жанры несколько отличаются от американских. У нас есть лубок, на первый взгляд очень похожий на комикс, однако сходство это носит поверхностный характер: если комикс при помощи картинок рассказывает историю, то лубок чаще всего иллюстрирует какую-либо сентенцию или определённое событие и носит нравоучительный характер. К тому же если ранний комикс заменял в газетах печатные истории, то лубок всегда существовал параллельно с литературой – например, с агиографией.
Эти расхождения сохраняются в таком, казалось бы, целиком заимствованном явлении, как русский комикс: для нас закономерно тяготеть к лубку и отдавать предпочтение визуальной, а не нарративной стороне комикса. Именно поэтому наши художники предпочитают жонглировать освоенными рисовальными кодами, а не рассказывать историю. Они действуют в рамках традиций – следовательно, упрекать их не за что. В конце концов если б они могли изложить внятную историю, то занимались бы уже литературой, а не комиксами – ведь наша культура и так по своей сути остаётся литературоцентричной, постоянно напоминая нам о том, что «В начале было Слово».
Подводя же некоторые предварительные итоги в разговоре о современном состоянии направления – весьма чётко зафиксированном фестивалем «КомМиссия», – можно сказать одно: если лубочные экземпляры 300–150-летней давности в наши дни почитают за честь выставлять в своих витринах крупнейшие российские музеи, то отечественным комиксам, по крайней мере в их нынешнем виде, это в будущем пока что не грозит.