Леонид Млечин. Брежнев. – М.: Молодая гвардия, 2008. – 620 с.
На первый взгляд странно, что солидный том Леонида Млечина «Брежнев» (М., 2008) вышел в серии «Жизнь замечательных людей» – для нас, с позволения выразиться, интеллигенции, Брежнев всегда был воплощением ординарности, лучшим подтверждением нашей утешительной уверенности, что мы неизмеримо умнее тех, кто наверху.
И его подробная биография как будто с самого начала подтверждает это. После краткого пребывания в гимназии в качестве приготовишки – учащийся трудовой школы, затем кочегар, слесарь, студент землеустроительно-мелиоративного техникума, инженер-теплосиловик, курсант танковой школы – столько профессий освоить и ни на одной не задержаться, всё тянуться к карьере «просто начальника»… Словом, типичный партработник, даже и своих кормильцев Маркса–Ленина не берущий в руки без крайней нужды.
Конечно же, он тоже был молод, влюблялся, о чём-то мечтал, но источники умалчивают о подобной романтике: об этих серых людях, как правило, и вспоминают такие же серые, почти ничего, кроме казённых штампов, изобразить не умеющие. Лишь чудом сохранилось стихотворение юного Леонида, посвящённое гибели Вацлава Воровского, что самое поразительное – подражание Северянину.
Жаль, баллада слишком длинна, чтобы её можно было привести целиком, но концовкой предлагаю насладиться:
А утром в оттеле
под фирмой астрий
Посол наш, убит был,
убийцы рукой
И в книге великой
российской истории
Жертвой прибавилось
больше одной!!!
(Правописание сохранено.)
К сожалению, подобные перлы – огромная редкость в тщательно проработанной Млечиным брежневиане: это мир постановлений, протоколов, служебных интриг, воспоминаний серьёзных людей. Всё очень познавательно, но для тех, кто представляет политическую жизнь по романам Дюма, не слишком захватывающе. И единственное дарование, которое среди всей этой рутины обнаруживает товарищ Леонид Ильич Брежнев, – это умение ладить с людьми, поддерживать равновесие в системе власти. Явно при этом стремясь обходиться минимальной дозой жестокости. Представляя собой некий идеал конформиста во главе страны, считавшейся одним из главных мировых агрессоров.
Млечин уделяет немало внимания и личной жизни Брежнева, однако и там, даже в столь пикантной сфере, как отношения с женщинами, всё выглядит до крайности ординарным и приземлённым.
Иногда начинает казаться изощрённой издёвкой, что в государственном некрологе наш дорогой Леонид Ильич был назван великим революционером. Однако, страница за страницей читая Млечина, понемногу с изумлением обнаруживаешь, что незабвенный «Лёня» был носителем поистине революционной идеи перехода социализма из утопической в консьюмеристскую стадию. В которой государство, оставаясь главнейшим собственником, уже не претендует на мировое господство социалистической системы с целью установления всемирного братства, но всего лишь стремится к максимально спокойной и благоустроенной жизни.
Идея потребительского социализма и сегодня обладает серьёзным политическим потенциалом – идея уничтожения экономической конкуренции не ради каких-то химер, но просто во имя спокойной жизни. Разумеется, ограничение личной инициативы требует какой-то идеологии, обосновывающей подавление экономической свободы, но совсем не обязательно ортодоксально марксистской – Брежнев, собственно, и нащупал центральные положения этой идеологии: благосостояние трудящихся и мир во всём мире. Знакомясь с многочисленными стенограммами, с удивлением убеждаешься, что для Брежнева эти лозунги вовсе не были чистой демагогией: среди наследников Ленина и Сталина он выглядит тем самым представителем социализма с человеческим лицом.
Марксистскую схоластику в узком кругу он по-свойски называет тряхомудией, гонку вооружений пытается притормаживать и даже евреев старается не раздражать без особой надобности. Однако, наталкиваясь на сопротивление догматиков и «ястребов», чаще всего отступает: как всякий консьюмерист, Брежнев не желал ради каких бы то ни было общих идей рисковать личным благополучием. В этом и заключается слабость консьюмеризма – ему трудно соперничать с романтическими идеологиями, порождающими в своих носителях жертвенность и готовность к риску. Но если бы социализм дождался естественной убыли последних, уже смехотворных наследников романтического большевизма, кто знает, может быть, он и обрёл бы сколько-то человеческое лицо: вместо ракетных шахт принялся строить дома, вместо танков – автомобили, вместо кирзовых сапог – ботинки…
Разумеется, неустранимые пороки социализма сохранились бы и тогда: ботинки, равно как и машины, были бы низкого качества, но зато стоили бы дёшево и были всем доступны; за работу платили бы меньше, чем на Западе, зато много и не требовали; ведомства бы в ещё большей степени диктовали обществу свою волю, но по крайней мере не подвергая опасности мировой войны…
Я думаю, довольно многие согласились бы и сегодня видеть Россию именно такой. Как ни странно, Брежнев, похоже, и впрямь опережал своё время и лучше нас понимал свою страну.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ