КИНО
Платонов им друг, но свои истины дороже
Кинорежиссёры любят благодарить великие тени, а зрители, в свою очередь, кинорежиссёров за попытку переложить большую литературу на киноязык. Недавно ушедший от нас поэт Анатолий Кобенков писал: «Наши мёртвые слышнее живых, им интереснее внимать и ответствовать. Правда, признаем, что на наши вопросы они отвечают так, как нам удобнее». Как нам удобнее, как нам понятнее…
В 1943 году Андрей Платонов пишет небольшой рассказ «Страх солдата», где главным героем стал Петрушка – сын гвардии капитана Алексея Алексеевича Иванова. Потом писатель его дорабатывает, обостряет и тремя годами спустя публикует в «Новом мире» под названием «Семья Иванова». Был ещё другой вариант названия – «Возвращение». Стоит, наверное, напомнить, что публикация эта вызвала громадный скандал, в конечном итоге окончательно стоивший Платонову возможности печататься. Написанное вопреки той эйфории «литературы праздников», которая начала утверждаться сразу после войны, произведение было, к примеру, названо Александром Фадеевым «лживым и грязноватым рассказцем». К этому многострадальному тексту и обратились создатели вышедшего накануне 62-й годовщины Победы фильма «Отец» – режиссёр Иван Соловов, сценаристы Наталия Чепик и Ираклий Квирикадзе.
Помнится, другой герой Платонова – Макар Ганушкин с другом Петром хотели обрести власть над «гнетущей писчей стервой». В контексте «Усомнившегося Макара» речь идёт, конечно, о чиновниках. В нашем случае это выражение может быть употребимо при сравнительном анализе первоисточника и его киноверсии. Ещё Сергей Залыгин почувствовал, что Платонов «как некий упрёк всем нам – людям с обычным языком и обычными понятиями». Упрекает Андрей Платонович и Чепик с Квирикадзе. Соавторам сценария пришлось и мелодраматизма подбавить, и уголовную историю с убийством героя войны в сортире придумать, и много ещё чего другого с целью овладения зрительским вниманием и интересом. Рассказ «Возвращение» написан чрезвычайно скупыми красками. Это почти камерная история. После тысяч мелькающих лиц, встреченных капитаном Ивановым на войне, его взгляд будто останавливается всего на нескольких людях: девушке Маше, сыне и дочке, жене Любе. В его жизни словно появляется «крупный план». Которого – не в техническом, а в метафизическом смысле – явно недостаёт на экране.
Меня всегда удивляет желание современных сценаристов идти методом от противного, то есть в данном случае от авторского, цепляясь к мелочам, искажая важное. Маша у Платонова служила в столовой помощником повара, а не в прачечной. Ну, хорошо, пусть бельё выдаёт, не в этом главная неправда нового образа. Случайная попутчица, с которой капитан сходит с поезда и в чьём доме остаётся на несколько дней, в рассказе не была беременной, и подвига Иванов никакого не совершал, спасая её честь, просто хотел погулять на воле, прежде чем вернуться домой. Сослуживцы звали её «просторной Машей за её большой рост и сердце, вмещающее, как у истинной сестры, всех братьев в одну любовь и никого в отдельности». И в этом у автора заложен мощный конфликт, пусть незримый, между двумя женщинами – Машей и Любой. Чистая Маша не любила никого, а грешная Люба рискнула любить, чтобы выжить. Фильм, как и рассказ, должен быть вовсе не о том, что жена фронтовика изменила мужу. А ведь сценаристы эту измену даже уравновешивают – в начале «Отца» с Алексеем прощается любовница, ярко сыгранная Лидией Вележевой.
Исследователь творчества Платонова Светлана Семёнова о героях писателя говорила: «На мир смотрит человек, мучительно раненый смертью». Иванов в кино, бросаясь с упрёками на жену, даже не поблагодарив её за воспитание детей, винит всех, даже изломанного войной Семёна Евсеевича, потерявшего всю семью и отогревшегося возле Любиных детей, – всех, но только не себя. И в этой своей истерически взнервлённой мизантропии он не слишком-то вызывает наше сочувствие. Но у Платонова всё написано несколько по-другому. Победитель приходит домой, и винить его ни в коем случае нельзя. Война виновата. Но Иванов в «Возвращении» всё равно мучается оттого, что скучно ему с Любой, что к Петруше равнодушен и стыдно ему этого равнодушия, и самое главное – что «прежде он чувствовал другую жизнь через преграду самолюбия и собственного интереса», но благодаря детям, бегущим за поездом, «внезапно коснулся её обнажившимся сердцем». Платонов в этой сильной сцене отъезда Иванова к Маше до последнего не «жалеет» Алексея, который отворачивается от бегущих детей, желая их оставить в другой жизни. И здесь наступает тот самый пресловутый катарсис. Опять-таки у читающего книгу – не у посетителя кинозала.
Впрочем, в предлагаемых обстоятельствах актёры играли прекрасно: Иванова – Алексей Гуськов, снова выступивший в качестве одного из продюсеров фильма со своим участием, Любу – Полина Кутепова, звезда «Мастерской Петра Фоменко». Восходящей звездой вроде бы уже назвали, причём по праву, и Петрушу – Васю Прокопова из многодетной семьи из-под Рязани. Это его вторая картина. Замечательного мальчика несколько лет назад нашёл режиссёр Александр Баранов и снял в сериале «Громовы». Гуськов и Вася сыграли как бы антагонистов. Вернувшегося домой раздражает подросший сын, от которого не осталось ничего детского, он захватил власть в доме: покрикивает на мать, притесняет сестрёнку. На самом деле Петруша – это двойник Иванова-старшего. Вроде и делает всё правильно, и разумен, но только нет у него любви к ближним. И этот мотив «двойничества», косвенным образом отсылающий и к личной трагедии, пережитой семьёй автора рассказа «Возвращение», похоронившей в войну сына Платона, и от неё далее к Достоевскому – писателю и человеку, является в фильме наиболее ярким, наиболее сильным, наиболее платоновским.
Платонов им друг, но свои истины дороже
Кинорежиссёры любят благодарить великие тени, а зрители, в свою очередь, кинорежиссёров за попытку переложить большую литературу на киноязык. Недавно ушедший от нас поэт Анатолий Кобенков писал: «Наши мёртвые слышнее живых, им интереснее внимать и ответствовать. Правда, признаем, что на наши вопросы они отвечают так, как нам удобнее». Как нам удобнее, как нам понятнее…В 1943 году Андрей Платонов пишет небольшой рассказ «Страх солдата», где главным героем стал Петрушка – сын гвардии капитана Алексея Алексеевича Иванова. Потом писатель его дорабатывает, обостряет и тремя годами спустя публикует в «Новом мире» под названием «Семья Иванова». Был ещё другой вариант названия – «Возвращение». Стоит, наверное, напомнить, что публикация эта вызвала громадный скандал, в конечном итоге окончательно стоивший Платонову возможности печататься. Написанное вопреки той эйфории «литературы праздников», которая начала утверждаться сразу после войны, произведение было, к примеру, названо Александром Фадеевым «лживым и грязноватым рассказцем». К этому многострадальному тексту и обратились создатели вышедшего накануне 62-й годовщины Победы фильма «Отец» – режиссёр Иван Соловов, сценаристы Наталия Чепик и Ираклий Квирикадзе.
Помнится, другой герой Платонова – Макар Ганушкин с другом Петром хотели обрести власть над «гнетущей писчей стервой». В контексте «Усомнившегося Макара» речь идёт, конечно, о чиновниках. В нашем случае это выражение может быть употребимо при сравнительном анализе первоисточника и его киноверсии. Ещё Сергей Залыгин почувствовал, что Платонов «как некий упрёк всем нам – людям с обычным языком и обычными понятиями». Упрекает Андрей Платонович и Чепик с Квирикадзе. Соавторам сценария пришлось и мелодраматизма подбавить, и уголовную историю с убийством героя войны в сортире придумать, и много ещё чего другого с целью овладения зрительским вниманием и интересом. Рассказ «Возвращение» написан чрезвычайно скупыми красками. Это почти камерная история. После тысяч мелькающих лиц, встреченных капитаном Ивановым на войне, его взгляд будто останавливается всего на нескольких людях: девушке Маше, сыне и дочке, жене Любе. В его жизни словно появляется «крупный план». Которого – не в техническом, а в метафизическом смысле – явно недостаёт на экране.
Меня всегда удивляет желание современных сценаристов идти методом от противного, то есть в данном случае от авторского, цепляясь к мелочам, искажая важное. Маша у Платонова служила в столовой помощником повара, а не в прачечной. Ну, хорошо, пусть бельё выдаёт, не в этом главная неправда нового образа. Случайная попутчица, с которой капитан сходит с поезда и в чьём доме остаётся на несколько дней, в рассказе не была беременной, и подвига Иванов никакого не совершал, спасая её честь, просто хотел погулять на воле, прежде чем вернуться домой. Сослуживцы звали её «просторной Машей за её большой рост и сердце, вмещающее, как у истинной сестры, всех братьев в одну любовь и никого в отдельности». И в этом у автора заложен мощный конфликт, пусть незримый, между двумя женщинами – Машей и Любой. Чистая Маша не любила никого, а грешная Люба рискнула любить, чтобы выжить. Фильм, как и рассказ, должен быть вовсе не о том, что жена фронтовика изменила мужу. А ведь сценаристы эту измену даже уравновешивают – в начале «Отца» с Алексеем прощается любовница, ярко сыгранная Лидией Вележевой.
Исследователь творчества Платонова Светлана Семёнова о героях писателя говорила: «На мир смотрит человек, мучительно раненый смертью». Иванов в кино, бросаясь с упрёками на жену, даже не поблагодарив её за воспитание детей, винит всех, даже изломанного войной Семёна Евсеевича, потерявшего всю семью и отогревшегося возле Любиных детей, – всех, но только не себя. И в этой своей истерически взнервлённой мизантропии он не слишком-то вызывает наше сочувствие. Но у Платонова всё написано несколько по-другому. Победитель приходит домой, и винить его ни в коем случае нельзя. Война виновата. Но Иванов в «Возвращении» всё равно мучается оттого, что скучно ему с Любой, что к Петруше равнодушен и стыдно ему этого равнодушия, и самое главное – что «прежде он чувствовал другую жизнь через преграду самолюбия и собственного интереса», но благодаря детям, бегущим за поездом, «внезапно коснулся её обнажившимся сердцем». Платонов в этой сильной сцене отъезда Иванова к Маше до последнего не «жалеет» Алексея, который отворачивается от бегущих детей, желая их оставить в другой жизни. И здесь наступает тот самый пресловутый катарсис. Опять-таки у читающего книгу – не у посетителя кинозала.
Впрочем, в предлагаемых обстоятельствах актёры играли прекрасно: Иванова – Алексей Гуськов, снова выступивший в качестве одного из продюсеров фильма со своим участием, Любу – Полина Кутепова, звезда «Мастерской Петра Фоменко». Восходящей звездой вроде бы уже назвали, причём по праву, и Петрушу – Васю Прокопова из многодетной семьи из-под Рязани. Это его вторая картина. Замечательного мальчика несколько лет назад нашёл режиссёр Александр Баранов и снял в сериале «Громовы». Гуськов и Вася сыграли как бы антагонистов. Вернувшегося домой раздражает подросший сын, от которого не осталось ничего детского, он захватил власть в доме: покрикивает на мать, притесняет сестрёнку. На самом деле Петруша – это двойник Иванова-старшего. Вроде и делает всё правильно, и разумен, но только нет у него любви к ближним. И этот мотив «двойничества», косвенным образом отсылающий и к личной трагедии, пережитой семьёй автора рассказа «Возвращение», похоронившей в войну сына Платона, и от неё далее к Достоевскому – писателю и человеку, является в фильме наиболее ярким, наиболее сильным, наиболее платоновским.