Алла Поспелова. Цветы и песни: сборник стихотворений. Серия «Срез». Кн. 7. Книжные серии товарищества поэтов «Сибирский тракт», 2018. – 76 с.: ил.
Книга Аллы Поспеловой начинается с короткого авторского предисловия. В нём говорится, что жители «средневековой Месоамерики» вели так называемые цветочные войны. Убивали друг друга, чтобы приносить в жертву богам песни и цветы. Так с самого начала задаётся основной конфликт, вокруг которого закатывали глаза к потолку поэты и художники-модернисты, – столкновение природной красоты и социально обусловленной личной жестокости. («Ах ты, Катя, моя Катя…», «Все мы немножко лошади», «Я и корова», «Герника»…)
Да ладно бы ХХ век! Уже Уайльд, Ницше, Рембо, Бодлер, кажется, затёрли эту тему до дыр, сделав её пародией на саму себя. Тэффи, Саша Чёрный и Алексей Толстой жестоко высмеивали всё это в своих незабвенных текстах. Алла Поспелова странным образом оживила предмет для разговора, поместив типично новоевропейский вопрос в Средние века, да ещё в Месоамерику, то есть сделав её вневременной и глобальной, а не частным казусом неоромантика, декадента или революционера.
Но книга, разумеется, о любви. Правда… о любви весьма специфической лирической героини. Даже не понимаешь, с какой стороны описанного противостояния она выдыхает стихи – со стороны цветов и песен или, напротив, со стороны доспехов и мечей. Самая первая характеристика, которую можно дать предложенному образу поэтической речи, – холодноватый, сдержанный гнев и твёрдая риторика. Почитайте стихи в начале книги – эту интонацию запечатанного огня невозможно пропустить.
Яркая черта поэзии Поспеловой – чёткая стилевая маркировка искренности/неискренности. Поэта раздражает ложь и фальшь мира (и, конечно, сердечных отношений в нём), и пусть нас не смущает якобы лирический настрой и обилие оттенков любовной речи. Обман и равнодушие рисующегося «милого» героиня мгновенно распознаёт и обозначает в речи колко и остро. Вот её раздражает каждый звук, как «тугая резинка на плавках». Вот и в другом стихотворении тротуары «остаются импотентами», а на жаре женщина отменяет лишнюю «сбрую» (т.е. одежду и бельё)… Чересчур умная или чересчур «выпендрёжная» речь возлюбленного сравнивается с тяжёлыми цепями. И так дальше – преодоление этой реальной физической тяжести и витальности составляет своеобразный крест поэта («Крест» – так называлась первая книга А. Поспеловой). И даже стихи (стихи!) она ловит в одном из лучших своих стихотворений не «на кончик» (так было бы слишком легковесно), но «на корень языка», что невольно напоминает о рвотном рефлексе…
Однако когда речь заходит об истинной любви, любви без кавычек, вся эта сниженная и нарочито дискомфортная брутальная лексика сразу же уходит – в стихах появляются облака, радуга, сказочные и мифологические аллюзии, воздух и ветер. Появляется непосредственность и детскость. Причём это происходит, даже если стихи – о несчастной любви.
Вода в ладонях опрометчиво сладка,
Я пью из рук твоих, как дети пьют из блюдца,
И на песок каскады радуг льются,
Дождь самоцветов к нашим падает ногам.
День – как цветок на хрупком стебельке
В расплавленном медово-гулком зное,
Люблю тебя и остаюсь с тобою…
Пока
все облака
в твоей руке.
Кого же напоминает нам эта женщина с серьёзным, пронизывающим, но при этом тёплым, хотя и несколько назидательным взглядом, парадоксальным образом, с одной стороны, стильная и изящная, а с другой – сильная и волевая? Да, склонная к некоторой театральности в манерах, апеллирующая к сложной, и сниженной, и высокой, в чём-то витальной, а в чём-то, наоборот, математически абстрактной, софистической лексике? Она очень похожа по характеру на какую-то случайно залетевшую к нам хтоническую богиню, на этакую влюблённую (!) Мери Поппинс (только не из кино, а, конечно, из книги, и не в синем, а, несомненно, в кроваво-красном платье – в этом разница), переменчивую, самостоятельную, строгую, но при этом всерьёз любящую своего мужчину, детей, «зверьё» и… подлинность.
Изысканное оформление серии «Срез» в данном случае очень кстати. Благодаря ему обнажённый артистизм ранней Аллы Поспеловой из «Креста» приоделся в аристократическую тогу. Но аристократизм этот какой-то странный. Социальные проблемы, вся эта, прости Господи, гражданская лирика, Н.А. Некрасов и компания – лишь повод увидеть лицом к лицу тех, кому нужна помощь. В этом смысле наиболее интересен цикл «Бараки», в котором столкновение с неблагополучными людьми (цикл был задуман и частично воплощён в Дегтярске, небольшом городке Свердловской области, в котором бараки – неотъемлемая часть фона) заканчивается взыванием к «сварливой совести».
У этих людей не бывает счастливого завтра,
сегодня бессмысленно,
да и вчера бестолково,
они откровенны внезапно
и злобны внезапно,
наивны, хрупки, беззащитны
и падки на слово…
Я их не люблю
и, наверно, почти не жалею,
и знаю наверно, что каждый сам выбрал дорогу…
Я просто пока до конца заглушить не умею
сварливую совесть,
что судит меня слишком строго.
А так всё хорошо. Любимый мужчина рядом, тот, который способен выдержать этот взгляд, эту речь. Дети и домашние животные, воздух, пространство во всех трёх направлениях, время во всех трёх измерениях насыщают жизнь и поэзию Аллы Поспеловой по-настоящему космической энергией во всех многообразных смыслах этих древнегреческих слов. Это любовь-развитие, любовь-бесконечность. В итоге она физически не может писать стихи о смерти или возрасте, потому что и возраста у такой любви нет, и по большому счёту смерть – только повод, чтобы любить ещё крепче. Ну что тут поделаешь?!
Георгий Цеплаков