* * *
Десять лет двадцать первого века
И дышу, и люблю, и пою.
Десять лет – не великая веха,
Но отметила песню мою.
Я пришёл из двадцатого века,
Чтобы новые песни пропеть
О прекрасной душе человека,
Приземлённой, сумевшей взлететь.
В паутине Всемирной купаясь,
Слово «нано» вводя в оборот,
Я живу, и творю, и не каюсь,
Свой десятый отмеривший год.
А болезни и беды – всё те же
И страдания те же людей.
Почему же всё реже и реже
Слышу продыхи новых идей?
Мир жесток, капитал беспощаден,
Маркс оплёван, а Энгельс в тени.
В жизнь входящее русское чадо,
Ты другими глазами взгляни
На людей новомодных, на дело,
На коварство зелёной деньги,
На процесс насыщения тела
И себе самому не солги,
Что не главное это на свете.
Новый век десять лет на мостках.
Что у вас, господа, на примете?
Чем запомнитесь в новых веках?
2010 г.
Возраст
Слышу, как сердце стучит по ночам,
Раньше не слышал.
Я его просто не замечал,
Как дождик – по крыше.
Не было гула и звона в ушах,
Не было боли,
А вот теперь появляется страх –
Сердце в неволе.
И неспроста размышлений рои
Кружат по свету –
Счастлив: растратил денёчки свои
Не за монеты.
Как хорошо олигархом не быть,
Деньги считая!
Не заедают дела, да и быт –
Доля такая,
И с неизбежностью ночи и дня
Волею Божьей
Снова стихи накрывают меня
С трепетной дрожью.
Сроки немыслимы, сердце стучит
Чаще и чаще,
И не помогут когда-то врачи
Быть в настоящем
И оставаться, как раньше, таким –
Сильным и строгим…
Вот покормил я синичек с руки –
Сдвинуты сроки.
Снова дана мне возможность творить,
Мыслить и верить.
Бабке с косой ещё рано зорить
Светлые двери.
2011 г.
Баллада о чернозёме
Землю колхоза скупили какие-то
англосаксы через подставных лиц.
Из письма моих земляков
Чёрным полем иду,
Над Тамбовщиной дождь.
Землю продали
Англосаксонам.
Так куда ты идёшь
И чего же ты ждёшь
В этом мире,
Уже невесомом?
Здесь прапращуры в землю
Когда-то легли,
Защищая родимые пяди,
И пропитаны кровью
Все жилы земли,
И грустят пожелтевшие пади.
У погоста листва
Обжигает глаза.
Многорядье крестов,
Покосившихся страшно, –
Как солдаты идут.
И живая лоза
Защищает родное кладбище
Отважно.
Чернозёмная быль,
Чернокрылая явь –
Ты, землица,
Ужели не наша?
Ты представь, пожинатель,
Ты только представь –
И поймёшь, что случилась
Большая пропажа.
Я, душой потемневший,
Слегка наклонюсь,
Горсть землицы сожму
У родни в изголовье.
Просочится сквозь пальцы
Великая Русь,
Но не влагой земной,
А дымящейся кровью.
2009 г.
Незримая связь
Чем я дольше живу –
тем весомей потери –
Сокращается штат
неразлучных друзей.
Тех, кого я любил
и в кого я поверил,
Тех, кого запишу я
в семейный музей.
Мне без них тяжело,
а порою и тяжко –
Устоять под напором
великой деньги,
Я уже как монах,
и жена как монашка,
И живём, вспоминая
былые деньки:
За душой ни рубля,
но друзей полноводье
И гитарные струны
вновь поют под рукой,
И светло на душе,
и Высоцкий Володя
Задевает за сердце
кричащей строкой.
Всё бесшумно проходит
в эпоху заката,
И всё меньше надёжных
друзей и коллег,
Но гитару возьму,
и спою, как когда-то,
Про московские зори
и розовый снег.
Я не песни пою –
принимаю присягу:
Сохранить, хороня,
однокашек черты,
Словно верность родному
советскому флагу,
Что не греет, сорвавшись
с былой высоты.
Буду петь, пока жив,
может, слышат их души
Там, в высокой астральной
немой синеве,
Там, где видятся им
океаны и суша,
Белый шпиль МГУ
в обновлённой Москве.
Буду петь и ценить
тех, кто рядом и взглядом
Согревают меня.
Мне они всё нужней…
А природа искрит
золотым листопадом,
И становится мне
многократно родней.
Я багряным листком
отпылаю в круженье,
Шорох листьев,
как вздохи ушедших людей, –
Рановато они
потерпели крушенье
И оставили здесь
беспризорных детей.
А гитара, замолкнув,
опять зарыдала,
И слеза на ресницах
вскипает, искрясь,
Слава богу,
что память моя не устала,
Слава богу –
не рвётся незримая связь.
2011 г.