Каринэ ГЕВОРГЯН, политолог, востоковед
Весь мир охвачен «новым номадизмом» (кочевничеством) самых богатых и самых бедных, и в наш обиход вошло словечко «мигрантофобия». Что это: всплеск человеконенавистничества или проявление здорового желания уберечь себя от социокультурных деформаций?
Увы, нет такой науки – миграциологии. В результате власти реактивно склоняются к «техническим» решениям типа организации массового просвещения для мигрантов.
А как можно понять, какие мигранты желают интегрироваться в принимающее общество, а какие – втихаря посмеиваются над человекоугодническими попытками их «просветить» и превратить в россиян? У этих последних есть некоторые представления о русских, но россиянин интересен им, по-моему, меньше, чем инопланетянин. Да и само слово какое-то канцелярское.
Кстати, я предполагаю, что у нормального человека «поиск идентичности» сопряжён с желанием сохранять собственное достоинство, а это мало возможно в условиях радикального консюмеризма (потребительства) – идеологии, пришедшей на смену «коммунистическим» принципам. Молодым и неустойчивым душам труднее принять мир «без героя». В этом, в частности, кроется причина радикализации молодёжи, бессознательного протеста в Кондопоге, на Манежной площади и др.
Так сложилось в России, что она не просто «полиэтнична». Наша страна не аляповато пёстрый пазл. Всё гораздо интереснее. Вот смотрите. Как известно, существуют этносы, существуют также субэтнические группы. Так, внутри русского этноса к субэтносам относятся казаки, поморы, старообрядцы, молокане и пр. Внутри татарского этноса субэтносом являются кряшены.
История наша сложилась так, что возник удивительный феномен: в России и на постсоветском (постимперском) пространстве – немалое количество людей, сохраняющих свою этническую идентичность и при этом обладающих чертами русского человека. Корни этого феномена нашли питательную среду в русской культуре и в праве на обладание русской историей. Потому что последние сто лет у нас этничность не приговор и не гетто. Все знают, что поэт Осип Мандельштам – еврей, писатель Фазиль Искандер наполовину перс, наполовину абхаз, режиссёр и сценарист Рустам Ибрагимбеков – азербайджанец, режиссёр Георгий Данелия – грузин. И никто из них от своих этносов не отрекался, но, как ни верти, они и в жизни проявляют черты русского человека. Говорят по-русски, создают на русском языке свои произведения, любят Россию, чувствуют её, переживают за неё. Эти люди, извините за намёк на грубое выражение, не цветы в проруби.
Когда-то Лев Гумилёв ввёл термин «суперэтнос». В его теории это – этническая система, высшее звено этнической иерархии, состоящая из нескольких этносов, возникших одновременно в одном регионе, взаимосвязанных экономическим, идеологическим и политическим общением и проявляющихся в истории как мозаичная целостность.
Но этот этап – уже в прошлом. В некоторых местах мозаика осыпается, в других сращивается в монолит. Этногенез продолжается так, что последние два века, как минимум, можно наблюдать процесс трансформации частей нерусских этносов во что-то, приближающееся к русской субэтничности. Впору вводить для таких случаев термин «трансэтничность». Здорово это «словил» Владимир Высоцкий, когда пел про Израиль, что «там наполовину наш народ». Про русскость этнических нерусских вообще отдельную книгу можно написать.
Трансэтнизация относится к естественным процессам и не имеет ничего общего с насильственными и административными действиями, но она может «угаснуть» при убывании самой русской этничности. Для того чтобы стать единой политической русской нацией с русской идеей в истории и отбросить хлипкий костыль «россиянства», одними законодательными решениями не обойтись. Ведь от действительности невозможно откупиться, – необходим творческий подход к делу, без пошлостей, эпигонства, общих мест, наивной кустарщины и мерзкого человеконенавистничества.
Первое слово в деле преодоления духа времени – за талантливыми людьми. Как армия пушкинистов не могла заменить Пушкину Гончарову, так и легионы экспертов, политиков и общественных деятелей не способны создать то, на что способны таланты. В отечественной традиции общественного договора всё ещё сохраняется драгоценный сплав простодушного патриотизма, разумного космополитизма и реликтовой этничности.
И не надо себе и друг другу «вешать лапшу на уши» про «патриотизм, который якобы прибежище негодяев» и зацикливаться на издержках вроде «безродного космополитизма». Сколько можно, надрываясь, тащить на себе дурное прошлое?! Отмечу, что увлечение крайностями, в том числе радикальным патриотизмом и радикальным космополитизмом, – психопатическая форма безответственности перед человечеством. Двери открыты, и для мигрантов тоже. Выбор – за ними.
Статистические исследования западных СМИ, публикующих материалы о русских, свидетельствуют о том, что самая высокая частотность – за эпитетом «дикий». Такая жёсткая оценка объяснима не только гусарством некоторых русских за границей, но и западной традицией последнего тысячелетия. После падения Византии и снижения темпов развития исламского мира Европа рванула вперёд за счёт их богатого наследия. Этот факт хорошо известен специалистам, но остаётся фигурой умолчания при воздействии на массовое сознание на Западе.
Мало того, для повышения собственной самооценки постепенно на народы православной и исламской традиций стал навешиваться ярлык «варвар». Почувствовав собственную безнаказанность, западные европейцы закусили удила и стали вершить «культурный» суд над «второсортными» частями человечества. До того бытовали более простодушные суждения. Так, представитель Тевтонского ордена Андрей фон Вельвен свидетельствовал о девятнадцатилетнем Александре Невском, что «несть равных ему во всём свете!». И удивлялся, как такой просвещённый человек мог, «как варвар», мыться в бане.
Собирательный русский человек небезосновательно усматривает в сём сложном «дискурсе» изрядную долю лукавства. А в ответ западным инсинуациям не менее лукаво манифестирует себя в качестве «азиятца». Пугает, так сказать. Эта бравада даже вошла у него в некоторую привычку. Однако на деле он относится к подобным ярлыкам проще и практичнее. И волнует его не «бремя белого человека» с его «высокомерной антропологической благожелательностью», а что-то из более высоких пластов бытия.
В нынешних условиях «кризиса белой расы» русская природная скромность может способствовать возрождению и прорыву в будущее для всех. И на экзотике взгляд русского задерживается недолго, если за ней лежат общемировые смысловые загадки. Он, русский человек, может не любить каких-то иноплеменников, даже ненавидеть, но в глубине души радуется, когда обнаруживает, что все мы «одной крови».
Шутка отечественного спецназа «Враг нас предал» – очень русская. Эти люди могут накостылять «по первое число», а потом великодушно простить и помочь подняться. Могут превозноситься (кто из нас не грешен), а потом ёрничать по поводу собственной гордыни.
Поговорим о влиянии русской цивилизации на армян и Армению. Лишь несколько «пастельных» мазков. Самых разных людей в Армении я спрашивала об их отношении к Пушкину. Как рафинированных интеллектуалов, так и граждан, менее образованных. Ответы их были схожими. Творчество великого русского поэта не вызывало в них особого волнения. Предпочитают Лермонтова. Но и у Пушкина есть одно стихотворение – «Ангел»… Почему так? Ничего и я не могу с собой поделать: это произведение в моём сознании озвучено армянским фонетическим и интонационным акцентами.
Нередко мне доводилось видеть на книжных полках в ереванских квартирах томик Есенина. Попробуйте разобраться сами, какие струны мог задеть этот поэт в армянских сердцах… Кстати, в начале 1990-х, за четыре года блокады, тёмными и холодными зимними вечерами без электричества, при неработающих транспорте, водопроводе, отоплении, канализации, моя знакомая устраивала при свечах для закутанных в шубы гостей вечера русской поэзии. И первым был вечер Есенина.
В русской культуре и литературе есть «своя» Высокая Армения, влияющая на отношение армян к русскому миру. Можно не колеблясь утверждать, что открыта она всё же «солнцем» русской литературы Александром Сергеевичем Пушкиным. Его путевыми заметками «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года». Ехидный читатель или слишком обидчивый армянин может заметить, что Пушкин довольно нелестно выставил отдельного сладострастного армянина в стихотворении «Чёрная шаль». Но нам есть что ответить. Отношение великого поэта к армянскому народу не сводилось к гневу его литературного героя. Малоизвестный факт: первым переводчиком его поэзии на французский была Анна Давыдовна Абамелек, об армянском происхождении которой поэт был отлично осведомлён. Ей посвящено стихотворение «Когда-то (помню с умиленьем) / Я смел вас нянчить с восхищеньем…»
Так что безосновательно приписывать гению пошлую армянофобию, как и любые иные этнофобии. Его творчество, сведения из произведений и переписки других русских авторов свидетельствуют о благородной черте русского имперского сознания: своим считался всякий, кто с любовью принимает ценности русской цивилизации и верно служит России, а всё остальное – лишь занятная «колористика». Таким «своим», к примеру, был герой войны 1812 года карабахский армянин Валериан Мадатов. Свой вклад в литературную копилку произведений об Армении внесли и Осип Мандельштам, и Андрей Белый, и Андрей Битов, и Юрий Карабчиевский.
Бывает, что армяне грустят временами на темы проявляющегося равнодушия русской элиты по отношению к ним и размывания русской этничности: где настоящие русские, куда делись, остались ли вообще, почему проигрывают информационные битвы?
Почему-то они (армяне) усматривают то, что именно эти причины в большей степени лежат в основе всяческих неприятностей для России. Они считают, что, не умаляя вклада других этносов в дело прорыва к индустриальному укладу и победе в Великой Отечественной войне, следует признать, что главной «тягловой силой» в этом были русские. И по факту именно русская этничность понесла наибольшие потери. Некоторые мои собеседники в Армении выражали даже и такое мнение, что «русский вопрос» лежит в зоне ответственности не только самих русских, но и исторически связанных с ними народов.
Как бы то ни было, армяне хранят образ русского человека и солдата двухсотлетней давности, того самого, который появлялся как спаситель при катастрофах, а в мирное время обучал армянских ребятишек русским считалкам, одну из которых знает каждый, выросший в Армении.
В наше время отношение армян к России во многом определяется информацией, получаемой от выехавших в Россию. Видимо, поэтому во время моих командировок в Армению меня постоянно спрашивают о скинхедских и нацистских настроениях в России. Однако, по моим наблюдениям, с выводами и обобщениями армяне не торопятся.
Как относятся к литературному русскому слову о них армяне, которые о самих себе друг другу рассказывают зубодробительные по своей самокритичности анекдоты? Вчитываются, изучают, спорят, ехидничают, но, по счастью, это пока ещё не умерщвляет в них трогательного почтения к величию жизни во всей её полноте. И ни один народ не удивляет их так, как русский.