Вопреки правилам спешу поблагодарить друзей, коллег и читателей за приветствия, поздравления и дары, которые они обрушат на меня 12 ноября, в день моего 55-летия.
В знак признательности предлагаю их вниманию фрагмент второй части романа «Гипсовый трубач», выходящего в издательстве «АСТРЕЛЬ».
История Егора Ализонова (в дописательстве – Чердынова) напоминала чем-то судьбу самого Кокотова. Правда, в отличие от Андрея Львовича происходил он из почтенного научно-исследовательского рода Чердыновых, давшего стране двух академиков, пятерых членкоров, множество докторов, а также нескольких знаменитых диссидентов. Так уж сложилось: талантливые отпрыски клана занимались седой древностью. Не шибко способные ребята химичили помаленьку с новейшей историей: до 91-го славили, а после
93-го клеймили большевиков. Ну а совсем уж неудачные побеги родового древа устремлялись в правозащитную отрасль.
Высокоодарённый Егор с университетской скамьи страстно увлёкся мёртвыми языками и поклялся расшифровать руны побужских ализонов – загадочного арийского народа, упомянутого вскользь отцом истории Геродотом. Руны были начертаны примерно в пятом веке до нашей эры на медной табличке, случайно обнаруженной в 1958 году в Кимрском городском краеведческом музее во время очередной инвентаризации экспонатов. С тех пор множество специалистов безуспешно бились над загадкой ализонских рун. Считалось, текст содержит некие сакральные знания, которые, будучи разъяснены, прольют свет на истоки и тайный смысл мировой цивилизации…
Объединив научные усилия со своим другом-однокурсником Сашкой Блиновым, Егор Чердынов на несколько лет с головой ушёл в праиндоевропейские языковые пучины. И вот после упорных исследований молодые учёные пришли к неожиданному выводу: первое слово загадочного текста есть не что иное, как обращение, вроде нашего «Внимание!» или «Не проходите мимо!». Это яркое открытие легло в основу двух блестящих кандидатских диссертаций, и перспективных соавторов пригласили на работу в Институт лингвистических исследований (ИЛИ), где под пуленепробиваемым стеклом хранилась легендарная медная дощечка. Получая хорошее жалованье и регулярно выезжая за рубеж на научные конференции, друзья засели за докторские диссертации. Егор вскоре женился на милой аспирантке Даше, получил трёхкомнатную квартиру (дополнительные 20 кв. метров полагались за степень) и без промедления стал счастливым отцом, не переставая при этом биться над расшифровкой таинственного текста.
Но тут на мягких лапах демократии к безмятежному советскому народу подкрался крокодил капитализма. Науку, презрев, перестали финансировать. В ИЛИ сначала закрыли несколько исследовательских программ и лабораторий, затем перестали выдавать зарплату, потом начались увольнения и, наконец, исчез сам институт, помещавшийся, как на грех, в старинном особняке, который приглянулся владельцу банка «Акведук» Гусёнкину, в прошлом режиссёру-постановщику факельных шествий при горкоме комсомола. Знаменитую кимрскую табличку сперва передали на хранение в Эрмитаж, а вскоре, чтобы подзаработать денег, отправили в мировое турне, закончившееся прескверно. Одно из дружественных скандинавских государств конфисковало реликвию в порядке компенсации за нефтяное пятно, оставленное в 60-е годы советской подводной лодкой, столкнувшейся с американской субмариной в извилистом фиорде. Кстати, Соединённым Штатам скандинавские борцы за чистоту морей и океанов никаких претензий почему-то не предъявили…
Оставшись без зарплаты и рунического артефакта, Чердынов сник, затосковал, отошёл от дел и лёг на диван. А вот Блинов не сдался: чтобы прокормиться, он устроился грузчиком на Черкизон, но каждую минуту, свободную от перетаскивания китайских тюков, посвящал раздумьям над фотокопией утраченной ализонской таблички. Иногда Сашка наведывался к сподвижнику и пытался вернуть его в науку, звал на Черкизон, но тщетно: Егора тошнило от малейшего мыслительного усилия. Жена Даша для прокорма устроилась в парк – мыть троллейбусы, засвиняченные во время рейсов, и порой для развлечения приносила угасающему супругу дешёвые детективы, брошенные пассажирами под сиденья.
Читая эти цветастые покетбуки, Егор изумлялся, насколько все они незамысловато одинаковые. Хорошо хоть, сыщики немного отличались друг от друга. В одной книжке, например, преступления расследовала глуповатая домохозяйка. Улики сами падали ей буквально на дурную голову. В другом романе нити злодеяния распутывал частный детектив, уволенный из милиции за нездоровую честность, бросающую тень на профессию. В третьем мерзавцев разоблачала красотка-оперативница, совсем запутавшаяся между мужем и любовником. Как написала забытая поэтесса Катя Горбовская: «Мечется баба меж двух мужиков, умная баба меж двух дураков…»
И вдруг оцепеневшему лингвисту Чердынову пришла в голову удивительная мысль: а почему бы не зарабатывать на жизнь сочинением вот таких детективных романов? Дело хоть и непочтенное, но прибыльное. Можно быстро скопить деньжат и снова сесть за расшифровку рун, не ловя на себе нежные укоризны жены-труженицы. Но как придумать такого героя, такого сыщика, чтобы все сразу ахнули, переглянулись и запомнили? Казалось, все варианты уже исчерпаны: от любознательных отроков до агонизирующих стариков, от приметливых школьниц до въедливых пенсионерок. А про милиционера, приехавшего отдохнуть в родной городок, где орудует серийный убийца, и вместо отпуска отправляющегося на поиски преступника, – говорить нечего. Егор почти уже отчаялся, но однажды, глядя в телевизор, наткнулся на сюжет об офицере, взорванном коварными террористами и впавшем в неподвижное беспамятство.
И Чердынова осенило!
Так появился на свет Илларион Шкапов – морской офицер, аналитик Генштаба, тяжело раненный во время командировки в горячую точку и лишившийся почти всего: движения, слуха, зрения, обоняния, осязания… Подвижно-чувствительным остался лишь безымянный палец правой руки. Самоотверженная жена Маша, не бросившая Иллариона в беде, была убеждена: палец оказался жив благодаря спасительному обручальному кольцу! Чтобы общаться с супругом, она самостоятельно изучила азбуку Морзе и, постукивая по чувствительной фаланге, рассказывала мужу-инвалиду обо всём, что происходит в квартире, во дворе, в городе, в стране, в мире… Так они и жили.
Но вот однажды в подъезде их дома случилось убийство: на ступеньках обнаружили застреленного разносчика телеграмм. У пострадавшего ничего не пропало, даже портмоне и мобильный телефон были найдены в кармане дорогого импортного плаща фирмы «Бербери». Милиция только лениво развела руками. Маша, приглашённая следователем капитаном Дубягой на место преступления в качестве понятой, обо всём этом, воротясь домой, гневно настучала мужу. Илларион, чей мозг, заострённый годами военной аналитики, изнывал без дела, стал выспрашивать подробности, а потом, обдумав полученную информацию, морзеобразно попросил супругу разъяснить кое-какие туманные подробности странного преступления…
Маша, обрадованная, что муж снова заинтересовался внешней жизнью, задание выполнила. Убитый разносчик телеграмм оказался неким Подрамниковым, выпускником Школы живописи и ваяния имени Звияда Цинандали, великого русского монументалиста, трагически погибшего в Тегеране под обломками шестнадцатиметрового памятника аятолле Хомейни, подаренного мастером грандиозных форм иранскому народу в рассрочку. Памятник во время торжественного открытия варварски взорвали исламские фундаменталисты, случайно выяснившие, что этого бронзового колосса Цинандали год назад уже пытался под именем Царя Давида всучить народу Израиля. Однако евреи сурово отклонили дорогостоящий гешефт, так как по каналам Моссада разузнали: на Украине монумент уже участвовал, правда безуспешно, в конкурсе на лучший памятник князю Святославу – безжалостному погромщику несчастной Хазарии.
Сразу возник вопрос: зачем преуспевающий молодой живописец, чьи работы охотно покупали коллекционеры, стал разносить телеграммы? И тут Маша вспомнила: Ильмира, жена бизнесмена Хрустова, выкупившего целый этаж в их престижном доме, построенном ещё при советской власти Генштабом, часто выходила из подъезда с этюдником. Выяснили, что она посещает платное отделение Школы живописи и ваяния, где проводят творческий досуг, учась правильно держать кисти и палитру, скучающие домохозяйки из обеспеченных семей. Продвинутые психоаналитики пришли к выводу, что именно занятия живописью наиболее полно возмещают женщинам недостаток внутрисупружеских ласк.
Тогда Илларион выдвинул смелую версию: Подрамникова и Хрустову связывали близкие отношения, а разносчиком телеграмм художник устроился, чтобы, не вызывая подозрений консьержки, проникать в дом к возлюбленной. Её муж, кстати, часто уезжал на гастроли: он был коммерческим директором и владельцем театра дрессированных кошек с характерным названием «Котовасия». В общем, всё сходилось: молодого живописца убил ревнивый муж, застав любовников в минуту непристойного сочленения. Шкапов через Машу поделился своими соображениями с Дубягой, и тот радостно помчался докладывать начальству о раскрытии убийства. Словно подтверждая эту догадку, зародившуюся в оживлённом мозгу Иллариона, Хрустов, несмотря на подписку о невыезде, скрылся в неизвестном направлении и был объявлен в международный розыск.
Но что-то не давало Шкапову покоя, интуиция военного аналитика подсказывала: уж очень всё просто получилось. Вновь и вновь расспрашивал он жену, пока не всплыла одна пикантная подробность. Однажды, гуляя с собакой, Маша случайно услышала содержание скандала, разразившегося между супругами Хрустовыми возле подъезда, прямо в джипе «Лексус». Ильмира резко упрекала мужа в скупердяйстве и полном невнимании к её брачным запросам, а кошачий директор жалко оправдывался: мол, у него теперь одновременно два проекта, поэтому сил на поддержание супружеских соответствий просто не остаётся. Ильмира же горько расхохоталась, заявив, что давно уже знает про дрессировщицу Стеллу – третий его проект с четвёртым номером бюста! Хрустов отозвался в том смысле, что он категорически не против, если жена по-тихому заведёт себе кого-нибудь поприличнее и телесно успокоится. Всё это как-то не вязалось с версией о слепой вспышке ревности. И тогда Иллариона осенило: Подрамникова убила сама Ильмира, чтобы отомстить мужу за невнимание, навести на него подозрения органов, посадить и завладеть всем семейным бюджетом. Он сообщил об этом через Машу Дубяге, и тот радостно побежал докладывать начальству о раскрытии убийства.
Ильмиру арестовали. Но что-то продолжало мучить мозг Иллариона, и он попросил Машу навести справки о бизнесе ушедшего в бега Хрустова. И вскрылась интересная вещь: дела у «Котовасии» в последнее время шли из рук вон плохо, зрительскую массу переманил новый театр «Кискодёры» под руководством талантливого дрессировщика Юлина, который предложил зрителям невиданные прежде аттракционы кошачьей покорности. В результате «Котовасия» оказалась на грани банкротства, и Хрустов, чтобы удержать театр на плаву, заложил всё своё имущество, кроме того, он в коммерческом отчаянии отказал Стелле. A у несчастной женщины подходил к концу гарантийный срок силиконовых достоинств и срочно требовались деньги на замену. О громком разрыве директора и дрессировщицы знал весь прогорающий театр. Итак, посадив мужа в тюрьму, Ильмира не получила бы взамен ничего, кроме долгов и просроченных имплантатов соперницы.
Тогда Шкапов как опытный аналитик решил вернуться к началу, он ещё раз подробно расспросил пальцем жену про то, что она видела, будучи понятой, и что её особенно удивило. А удивило её вот что: на щуплое тело убитого художника был надет огромный белый плащ, но ведь именно сбежавший Хрустов представлял собой тучного мужчину, растолстевшего в результате неправильного питания в ночных ресторанах. Кроме того, выяснилось: в момент убийства, достаточно точно определённого экспертами, шёл сильный ливень со шквальными порывами ветра, и консьержка убежала к себе, в соседнюю хрущёвку, чтобы снять бельё, развешанное на балконе, а дверь генштабовского дома на случай, если кто-то придёт в её отсутствие, оставила открытой. Ильмира, вызванная из камеры на допрос, созналась, что дала мужнин плащ любовнику в целях непромокаемости. Илларион провёл в раздумьях двое суток и пришёл к неожиданному выводу: киллер ошибся, из-за плаща приняв Подрамникова за Хрустова, которому и предназначалась пуля! А выпустила её, конечно, до глубины тела оскорблённая дрессировщица. Стеллу арестовали, Ильмиру выпустили, а Дубяга побежал к начальству докладывать о раскрытии убийства.
«Но почему продолжает прятаться Хрустов? Кого он боится, если Стелла в камере? – снова затомился сомнениями аналитический мозг Шкапова. – Странно! Очень странно!» А тут Маша вспомнила ещё одну подробность: на ступеньках рядом с убитым художником лежала мёртвая кошка, причём ворсистое лицо животного было искажено страшной предсмертной мукой. Это напоминало ухватки мафии, подбрасывающей возле трупа дохлую рыбу или собачью голову, разъясняя таким образом общественности морально-нравственные мотивы совершённого смертоубийства.
После долгих раздумий Илларион предположил, что преступление связано с профессиональной деятельностью Хрустова, и попросил жену наведаться к его конкурентам в театр «Кискадёры». Каково же было изумление Маши, когда она узнала, что театр закрыт в связи с эпидемией, поразившей четвероногих артистов! На них напал африканский ушной клещ – гроза нильских тростниковых кошек, до сих пор в северных российских пределах не встречавшийся. От этих крошечных кровососов зверьки превращаются в бешеных фурий, не способных к артистической деятельности, и погибают в нечеловеческих муках. Если добавить, что кошки вообще трудно поддаются дрессуре и на подготовку каждого усатого исполнителя уходят годы, становится понятно: эта эпидемия уничтожила театр «Кискадёры» навсегда, обратив в прах многолетние труды и надежды Юлина.
Его арестовали, и он сразу с облегчением сознался, что действительно стрелял в Хрустова, так как уверен: именно директор «Котовасии» заразил паразитами «кискадёров». Тем временем за Стеллой установили слежку. Выйдя из следственного изолятора, она помчалась на Киевский вокзал, вскочила в электричку, доехала до станции Голицыно, а оттуда – автобусом до садового товарищества «Подмосковные вечера» – именно там, в подполе щитового домика, и прятался Хрустов, понимая, что уж во второй-то раз убийца не промахнётся. Радикально похудевший за время вынужденного голодания, он подтвердил, что лично привёз из Египта смертоносных клещей и заразил ими конкурирующих кошек. Суд приговорил его к пяти годам заключения за порчу чужого имущества. Юлин умер под следствием: он не смог себе простить, что по ошибке застрелил невинного человека, и сам запустил себе в уши африканских клещей, разделив печальную участь своих четвероногих артистов. Ильмира вышла замуж за натурщика, поразившего её женское воображение, и счастлива. А Дубяга, доложив начальству об окончательном раскрытии преступления, получил повышение по службе…
Закончив роман, Егор назвал его «Ничего, кроме мозга», а чтобы не бросать тень на научно-исследовательский род Чердыновых, взял себе псевдоним Ализонов, намекая на то, что сочинение детективов – всего лишь временный отход от главной цели всей жизни, заключающейся в расшифровке знаменитой кимрской дощечки. Рукопись он оправил в популярное издательство «Эскимо», но ответа, конечно, не дождался, так как рукописи теперь не только не рецензируют и не возвращают, но и не читают. Семь издательств, одно меньше другого, не ответили новоявленному Сименону. Вмешался, как всегда Его Величество Случай. Хозяин крошечного издательства «Пони-М» подарил на день рождения сынишке ангорского кролика, оказавшегося крайне неаккуратным зверьком. Отчаявшаяся жена попросила издателя принести с работы ненужную рукопись, чтобы выстлать чистыми листами клетку ушастого грязнули. По редкому стечению обстоятельств это оказалась папка с романом «Ничего, кроме мозга». И вот, вернувшись следующим вечером домой, издатель застал своего трёхлетнего наследника играющим с содержимым домашнего бара, а супругу – углублённо читающей странички, предназначенные для гигиены мелкого домашнего звероводства.
– Достань конец! – попросила она, завидев мужа.
– Что-о?!! – не понял тот.
– Немедленно! Я хочу знать, кто убил Подрамникова!
– А в чём дело?! Какого Подрамникова?
– Последние страницы съел кролик! – в отчаянии крикнула жена.
– Хорошо, я позвоню автору… – задумчиво проговорил владелец «Пони-М», которое вскоре благодаря сотрудничеству с Ализоновым стало процветающим книгоизготовительным концерном.
Роман имел грандиозный успех, Егор сразу же выдвинулся в число самых популярных авторов, хотя дичился телевидения и, стесняясь научных родственников, скрывал на фотосессиях своё лицо под венецианской маской. Жена Маша оставила тяжкую работу в троллейбусном парке, в семью вернулся достаток, а под окнами появился новенький «Пежо». Затеяли евроремонт, а поскольку ещё ни одно благоустройство жилища не укладывалось в первоначальную смету, пришлось снова ненадолго отложить расшифровку рун и сесть за новый роман из цикла «Ничего, кроме мозга», страстно ожидаемый издателем и читателями.
…К Иллариону, получившему после раскрытия «кошачьего дела» некоторую известность, обратилась за помощью безутешная супруга профессора Сонина, которого арестовали за шпионаж в пользу третьих и даже четвёртых стран. Оказалось, все новейшие разработки и даже научные идеи, забрезжившие в секретной лаборатории, руководимой Сониным, очень скоро становились известны нашим геополитическим партнёрам (так теперь называют, чтобы не сглазить, вероятного противника). Арест получил широкую огласку, журналисты писали один сенсационный репортаж за другим, а по телевизору часто показывали профессора в очках, грустно взиравшего из-за решётки на несправедливое человечество.
Сонин клялся на допросах, что не виновен, но никак не мог объяснить майору Дубяге, почему все подробности его исследований тут же попадают за рубеж, словно это не строго засекреченное оборонное подразделение, а какое-нибудь разнузданное реалити-шоу вроде «Дома-2». Имелась и ещё одна отягчающая улика: утечка началась два года назад, когда Сонин побывал в Америке по гранту Международной асоциации «Учёные без границ», созданной четверть века назад советским шпином-перебежчиком Подлугиным. Кстати, к двадцатипятилетию этой мироносной организации отец-основатель был награждён российским правительством орденом Дружбы. Вернувшись в Отечество, Сонин сразу написал докладную о том, как во время командировки его пытались завербовать, а именно: подсунули после фуршета кадровую красотку, которую он деликатно отверг, храня безусловную верность своей изначальной жене Леониде Гургеновне и двадцативосьмилетней аспирантке Лиане. (Кстати, вскоре на эту же кадровую красотку всё-таки клюнул один перспективный, но невоздержанный политик из СНГ, и теперь она президентша).
Конечно, никто профессору не поверил, ведь в те ельцинские годы государственные секреты продавали лихорадочно и по бросовым ценам, словно перед ликвидацией торговой точки. К тому же экспорт государственных тайн считался привилегией крупных чиновников и военачальников, поэтому Сонина решили наказать ещё и за то, что он с суконным рылом полез в калашный ряд. И всё вроде сходилось, удивляло лишь, почему с такой готовностью заокеанцы признали провал своего ценнейшего агента, душевно поздравив спецслужбы дружественной российской державы с большой профессиональной победой. Не-ет, с настоящими «кротами» так легко не расстаются…
Информацию Леониды Гургеновны Даша тщательно перестукала мужу. Илларион целый день не подавал признаков жизни, оторвавшись от раздумий лишь для того, чтобы с помощью зонда и жены принять жидкую пищу. Наконец он очнулся и поручил Даше тщательно опросить аспирантку Лиану обо всех событиях, случившихся в лаборатории за последние два года. Страстно желая спасти любимого шефа, девушка рассказала обо всём, даже о редких интимных свиданиях с профессором в чуланчике для швабр и вёдер. Но особенно заинтересовал Шкапова вот какой факт: два года назад, под Рождество, позвонили из фирмы «Подводное чудо» и радостно сообщили, что на абонентский телефонный номер лаборатории выпал выигрыш – бесплатная установка аквариума. Завхоз-менеджер поначалу криво ухмыльнулся, мол, знаем мы эти разводки: установят бесплатно, а на обслуживании потом разоришься! Но нет, это оказался суперприз – и установка, и оборудование, и сервис – всё задаром! Через три дня в конференц-зале, где проходили совещания и оперативки, уже стоял двадцативедёрный аквариум, в котором при желании можно было поселить худощавую русалку.
Илларион думал ещё один день и наконец отстучал жене вопрос: «Кто обслуживает аквариум и как часто?» Выяснилось, два раза в месяц приезжает специалист фирмы «Подводное чудо», освежает воду, капает в неё какие-то ингредиенты, осуществляет беглый осмотр рыбьего здоровья, вырывает из грунта пожелтевшие водоросли и укореняет свежезелёные. «Когда очередной визит специалиста?» – нервно дёргая живым пальцем, спросил Илларион. – «Завтра!» – был ответ. Шкапов попросил Дашу срочно связаться с Дубягой и потребовал, чтобы возле аквариума устроили засаду, а если специалист будет удалять гиблые водоросли, заменяя их новыми, немедленно отобрать растения и отправить в лабораторию. Дубяга, конечно, поднял Иллариона на смех, ибо сам он тем временем разрабатывал родственные связи Леониды Гургеновны, происходившей из Грузии, которая, как известно, за триста лет дружеского приюта и безмятежного виноделия отплатила России чёрной неблагодарностью, перебежав к Америке.
Тогда Илларион пошёл на крайность – попросил жену позвонить генералу Далманову, с которым когда-то служил в Генштабе и вместо которого поехал в ту увечную командировку. Дело было в начале 90-х, когда офицерам не выдавали ни зарплату, ни паёк, и Далманов, чтобы сохранить семью, увлёкся рыночным цветоводством, оборудовав свой гараж под коммерческую оранжерею. И вдруг ему приказ – мчаться в горячую точку, а тут как раз тюльпан из луковиц попёр. Что же делать? И он договорился с другом-сослуживцем Шкаповым поменяться командировками. Начальство, понимая трудности офицерской жизни в стране победившего капитализма, согласилось. Кто ж знал, что так получится?
Выслушав Дашу, Далманов, конечно, не поверил в фантазии Иллариона, но, испытывая перед инвалидом чувство ответственной вины, отправил двух стажёров понаблюдать за манипуляциями аквариумовода. И что же вы думаете? Версия Шкапова блестяще подтвердилась: одна из водорослей, а именно «чума густолиственная», оказалась на самом деле антенной с записывающим устройством, изготовленным из особого синтетического материала, ничем не отличавшегося по виду от живой подводной флоры. Более того: под воздействием света в течение двух недель она меняла цвет с ярко-зелёного на жухло-жёлтый. Именно поэтому сотрудники охраны лаборатории, присутствовавшие согласно инструкции во время обслуживания аквариума, не придавали никакого значения тому, что специалист из «Подводного чуда» удалял увядшую веточку и заменял её свежей. На самом деле он просто изымал чип с записью всех разговоров, ведшихся в конференц-зале, и отправлял его заокеанским хозяевам.
Прочитав донесение, Далманов взял дело под личный контроль. Стали разбираться с «Подводным чудом» и пришли в ужас, обнаружив, что эта, с позволения сказать, «фирма» охватила своими щупальцами все звенья российской государственной машины. Аквариумы стояли в министерствах и ведомствах, в Думе и администрации президента, в ФСБ и Министерстве обороны. Эти стеклянные лазутчики проникли даже в квартиры крупных чиновников!
Ельцин сначала подписал указ о закрытии «Подводного чуда» и всех его преступных филиалов. Но не тут-то было! Ему позвонил Клинтон и предупредил: если это случится, США немедленно объявят Россию страной-террористкой и арестуют счета «семьи» в американских банках. Совет безопасности заседал в Кремле два дня и, придя к выводу, что доброе имя державы дороже национальной безопасности, оставил шпионскую фирму в покое, для порядка выслав из страны американского атташе по культуре. Правда, для минимизации ущерба была разработана секретная инструкция, строго-настрого запрещавшая российским чиновникам и военачальникам вести какие-либо служебные разговоры в помещениях, где установлены аквариумы…
Второй роман Чердынова-Ализонова вышел под названием «Чума в аквариуме» и тоже имел шумный успех. Автор доделал в квартире евроремонт и уселся за перевод кимрских рун, но тут его с женой пригласили на церемонию вручения «Русского Букера», финансируемого, как известно, водочным концерном «Смирнофф». Попав в литературное общество, Маша обнаружила, что, оказывается, за годы работы в троллейбусном парке она катастрофически отстала от моды и весь гардероб надо немедленно выбросить в форточку. Несчастному лингвисту ничего не оставалось делать, как садиться за новый роман из цикла «Ничего, кроме мозга».
…Сонина оправдали, восстановили в должности, даже наградили. Он стал одним из первых кавалеров особой медали «За мужество, проявленное при гонениях», специально учреждённой Кремлём с учётом тех незаслуженных обид, которые столь часто обрушиваются в нашем Отечестве на честных и порядочных людей. Профессор в благодарность сконструировал для Иллариона особый аппарат, мгновенно переводивший живую речь в азбуку Морзе. Для этого на живой палец инвалида достаточно было надеть серебряный напёрсточек с проводком, тянувшимся к умной машине, и наш аналитик мог воспринимать теперь не только живую русскую речь, но и десять иностранных языков. А это важно, ибо к недвижному сыщику за помощью стали обращаться иностранцы…
С тех пор вышло около дюжины книг о проницательном паралитике Илларионе. Каждый раз, окончив очередной сюжет, Чердынов-Ализонов честно пытался вернуться к делу своей жизни, но, увы, безуспешно. Сначала выяснилось, что популярному автору неприлично ездить на скромном «Пежо» – пришлось брать представительскую иномарку, как говорится, на вырост. Затем они с женой затеяли построить скромную дачку в Дедовске, чтобы, поглядывая на просторную подмосковную зелень, разгадывать в покое кимрские руны.
Когда достроили, выяснилось, что загородный дом без винного погреба с автоматической регулировкой температуры – это не дом, а так себе, извините, коттедж. Потом пришло время отправлять подросшую дочь в Оксфорд, ибо серьёзные люди в России детей не учат, это удел патриотически зомбированных аборигенов. Естественно, за все эти траты отдувался бедный паралитик Илларион, раскрывавший одно преступление за другим с неутомимостью фордовского конвейера.
Но тут случилось страшное…
Сашка Блинов все эти годы без отпусков таскал и кантовал китайские тюки на Черкизоне, а в недолгие минуты перекуров, когда его сподвижники забивали козла, он, сидя в уголке, ломал голову над ксерокопией с проклятыми рунами. Коллеги по кантованию прозвали его за это Кроссвордом. И Сашка разгадал! Помогла ему, как ни странно, профессия рыночного грузчика. Он предположил: а если это – просто объявление, прибитое некогда к воротам древнеарийского рынка? А какое именно объявление? Возможно, такое: не парковать у забора верблюдов, лошадей, ослов и другой транспорт. Шутка! Скорее всего, это было сообщение о правилах оптовой и розничной торговли. В результате круг поиска смыслов сузился, и в конце концов Блинову, опираясь на расшифрованное много лет назад первое слово, удалось – о чудо! – прочитать загадочные руны. Надпись гласила, что любой торговец, уличённый в манипуляциях с мерами для зерна или в подпиливании гирек для весов, будет заживо сварен в кипятке! Конечно, этот текст не оправдал надежд и не пролил свет на сакральные истоки и тайный смысл нашей цивилизации. Хотя, впрочем, может, как раз и пролил…
Увидав по телевизору, как полысевший Сашка Блинов, затянутый во фрак и похожий на огромного беременного стрижа, получает из рук шведского монарха нобелевскую медаль, Чердынов впал в неистовство. Со страшным криком «Ненавижу абстракцию!» он серебряным устричным ножом искромсал Кандинского, перебил в доме весь антикварный хрусталь с фарфором и в абсценных выражениях наотрез отказался писать очередной роман про Иллариона. Затем Егор затворился в своём просторном винном подвале с автоматической терморегуляцией и запил по-чёрному. Дверь он не открывал никому – ни литагентам, ни докторам, ни любимой жене, одетой во всё от Версаче.
Код для вставки в блог или livejournal.com:
Ничего, кроме мозга...В знак признательности предлагаю их вниманию фрагмент второй части романа «Гипсовый трубач», выходящего в издательстве «АСТРЕЛЬ». |
| КОД ССЫЛКИ: |