ВЕТЕР ЖИЗНИ
В нашем мире родиться,
у любви задолжав,
человеком ли, птицей –
удивительный шаг.
С этой радостной тайной
я иду на закат,
каждой встречей случайной
с неизбежным богат.
Из забытого дома
возвращаюсь домой –
всё мне в жизни знакомо,
кроме жизни самой.
ВСЁ ИЩУ
Наш язык – сырой песок и глина,
если высечь некому огня.
Сколько слов прошло порожних мимо
под рукой и сердцем у меня!
Всё кручу, кручу свой круг гончарный,
но учитель молчалив и строг:
полстолетья с гаком за плечами –
ничему не подведён итог.
Каждый день мой – чистая страница,
только этим молод я опять
и способен с прошлым примириться,
и меня оставивших понять.
Верю, снова будет мне опорой,
хоть по гроб я у неё в долгу,
красота безгрешная, с которой
всякий час я встретиться могу.
Принимая многое на веру
и к судьбе доверие храня,
всё ищу гармонию и меру
в каждой строчке прожитого дня.
НА ТОЙ ВОЙНЕ
Я в смертный бой вступал во сне,
как будто наяву,
и погибал на той войне,
и до сих пор живу.
Из синевы спускаясь в ад,
в грохочущий разлом,
я знал, что нет пути назад,
и не жалел о том.
Над телом павшего бойца
призывно горн играл,
а я среди живых отца
в смятенье выбирал.
Но вот уже и нет живых –
все полегли в бою,
и канонады гул затих
у мира на краю.
Но вижу: скрыт густой травой
и пулями прошит,
в беспамятстве, полуживой
один солдат лежит.
Всю ночь я просидел над ним –
настырна смерть, хитра, –
моей молитвою храним,
он бредил до утра.
И вот рассвета час настал!
И отлегло в груди,
когда явился санитар,
как ангел во плоти.
Потом мне снился лазарет
и скальпеля металл.
Хирург, прося прибавить свет,
кроил, кромсал, латал.
Сон обрывался и опять
накатывал волной…
Уже я начал забывать
того, кто звался мной.
Иного воинства уже
небесные послы
бездомной, страждущей душе
благую весть несли.
Но что-то в памяти былой
мешало обретать
всепобедительный покой
и солнечную стать.
И так, плутая в полумгле,
я вспомнил наконец:
на хирургическом столе
мой воскресал отец.
ТЫ ЗНАЛА
Уюта – нет. Покоя – нет.
Александр Блок
Холодный ветер дул с окраин,
бросало в дрожь особняки.
Ты знала – мы с огнём играем,
но не отдёрнула руки.
В любви так много жадной страсти –
она бездомна и груба,
как это долгое ненастье,
как наша тёмная судьба,
как тот, с перрона отходящий,
пустой, нетопленный состав…
«Мой милый, ты ненастоящий,
и я умру, твоею став».
Да! Но тогда ты промолчала,
к моей щеке прильнув щекой.
Да! Но начать нельзя сначала
ту жизнь – она была такой.
Беда нас бросила друг к другу
при тусклом блеске фонарей
и повела сквозь гарь и вьюгу
шататься у чужих дверей,
делиться радостью любою,
впотьмах отыскивая след
к тому уюту и покою,
которых и в помине нет.
ОДНИМ ДНЁМ
Вот и день уплыл куда-то
сквозь промытую листву,
обронив цветок заката
в омут ночи на плаву.
Жар полуденный, прохладу
заводных июльских гроз,
поклонясь земному саду,
без следа во тьму унёс.
И к моей прогулке поздней
не прибавив ничего,
растворился в дымке звёздной,
будто не было его…
Скоро я себя забуду
в этом безымянном дне,
да и он (к добру ли, к худу?)
станет безразличен мне.
Жизнь ещё перелистает
целый ворох дней иных
и в итоге не оставит
даже памяти о них.
И считает лишь утраты
календарный метроном.
Мы же днём одним богаты,
каждый раз рождаясь в нём.
И того не существует,
что проходит мимо нас,
и над миром торжествует
только вечное с е й ч а с!